– в печати, на собраниях, в кружках – совершенно излишне, к чему де тратить попусту слова, когда требуются со стороны власти дела, в виде создания яслей, общественных столовых и прачечных, домов-коммун и пр.? Средний бюрократический тупица охотно скажет (еще охотнее шепнет или намекнет): «все это ни к чему: одни разговоры»… Бюрократ надеется, что когда мы «разбогатеем» – какой-либо гениальный финансовый план у него, конечно, в кармане, – тогда… о, тогда мы без «разговоров» осчастливим пролетариат культурным бытом, как обновкой к празднику. Любопытно, что товарищи, выступающие против такой мертвящей казенщины, сами иной раз впадают в тот же грех, только с другого конца. Такой казус случился с т. Виноградской,[21] откликнувшейся в N 164 «Правды» на мою статью о быте. Автор нападает на «верхи», на косный советский бюрократизм доводами от бюрократизма просвещенного. На статье т. Виноградской необходимо остановиться, так как ее ошибки льют воду на мельницу той самой косности, против которой статья ополчается. Ответственные мельники косности не могут пожелать себе лучшей критики.
Схема рассуждения т. Виноградской имеет такой вид:
1. Задача состоит не в освещении быта, ибо «ведь мы (?) знаем, что быт у нас в общем сохранился на девять десятых таким, каким он был при наших праотцах», а в изменении быта путем соответственных мероприятий власти.
2. Нельзя требовать от беллетристов воспроизведения быта, «поскольку быт у нас находится еще в процессе становления, т.-е. весь в движении, полон противоречий, пестр и неоднороден».
3. Да этого и не нужно: «для нашей партии соответствующие вопросы теоретически и программно вырешены уже давно. Что же касается пролетарской массы, то ее агитировать тоже нечего… Самый трудовой процесс в предприятиях создает у рабочих дух товарищества, дух общественности».
4. Вся беда в том, что «мы» прекрасно знаем, что делать, но ничего не делаем вследствие косности советских органов и их руководителей.
5. Между тем, реорганизовать быт необходимо как можно скорее, иначе нэп захлестнет нас: «мелкобуржуазный и чиновничий быт будет способствовать внутреннему перерождению правящего класса и его партии».
Тезисы статьи, как видим, находятся в явном противоречии друг другу. Сперва мы узнаем, что познавать быт нет надобности, ибо он на девять десятых такой же, как у праотцев. А потом нам сообщают, что нельзя требовать изображения быта, ибо он «весь в движении, полон противоречий, пестр и неоднороден». И, наконец, в последний момент мы узнаем, что нэп грозит внедрить в рабочую среду мелкобуржуазный быт, т.-е. тот самый, который в ней и без того господствует на «девять десятых». Автор статьи мыслит слишком схематически и оттого впадает в противоречия. В быте есть унаследованная от прошлого материальная основа, но есть и новая психика. В понятие семьи входят кухонно-хозяйственная сторона дела, но также и взаимоотношения мужа, жены и ребенка, как они складываются в обстановке советской общественности – с новыми целями, задачами, правами и обязанностями мужа и детей. Весь вопрос и состоит в противоречии между материально-производственной основой быта и новыми задачами, потребностями, функциями, которые тоже вошли в быт и занимают огромное место в жизни, по крайней мере, авангарда рабочего класса. Задача познания быта в том именно и заключается, чтобы наглядно, конкретно, убедительно вскрыть в глазах самой массы противоречие между пережившей себя материальной оболочкой быта и новыми его отношениями и потребностями.
Но ведь «мы» это прекрасно знаем, – повторяет несколько раз т. Виноградская. Все эти вопросы для нас «теоретически и программно» давно вырешены. Да разве кто-нибудь предлагает менять теоретическое и программное решение вопроса? Нет, нужно помочь массе через ее авангард оглянуться на быт, подумать о быте, критически к нему отнестись, понять, что нужно изменить, и крепко захотеть этой перемены. Когда нам говорят, что рабочую массу «агитировать» не нужно, потому что трудовой процесс и без того создает в ней чувство общественности, то тут остается только руками развести. Если для решения вопросов социализма достаточно того «чувства общественности», которое создается трудовым процессом, зачем вообще коммунистическая партия? В том-то и суть, что от смутного чувства общественности до твердой воли к сознательному переустройству быта – огромный исторический путь. На этом именно пути умещается деятельность нашей партии.
Если «мы» все это прекрасно знаем, если все эти вопросы теоретически и программно разрешены, если массу не нужно агитировать, ибо производство воспитало в ней чувство общественности, – то почему же все-таки наш быт на девять десятых такой, как у праотцев? Ответ т. Виноградской архи-прост: виноваты косные, консервативные «верхи» советских учреждений. В этом вопросе я меньше всего склонен выступать адвокатом. Но почему же косны советские учреждения? Почему им позволяют быть косными? Ведь они на свете не одни: есть партия, есть профессиональные союзы, есть, наконец, кроме «верхов», т.-е. центральных государственных органов, местные, городские и районные советы, тесно связанные с массой. Почему же выходит все-таки так: «знаем, что надо делать, а не делаем даже и самых первых шагов по пути вперед»?
Неверно, будто «мы» все эти вопросы прекрасно знаем. Откуда, раз они не находят освещения? Из программы? Но программа писалась в 1919 г. на основании общих исторических соображений и предвидений; характеристики быта, как он сложился в 1923 г., она не дала и дать не могла. Но сами-то рабочие – можно возразить – знают свой быт? Это то же самое, что сказать: «сами-то рабочие и без Маркса знали о своей эксплуатации». Знали эмпирически, но нуждались в том, чтобы продумать и теоретически обобщить факт эксплуатации. Это относится целиком и к быту. Проделана ли эта работа? Ни в малейшей степени. Я вспоминаю чрезвычайно интересное замечание т. Осипова на московском совещании.[22] «Да мы, коммунисты, своей собственной семьи не знаем, – чего уж тут говорить о чужой. Уходишь рано, приходишь поздно, жену видишь редко, детей почти никогда. И вот только теперь, когда поставлены вопросы о семье, как предмет партийного обсуждения, начинаешь что-то такое смутно припоминать, связывать, соединять, чтобы высказать свое суждение» (цитирую на память).
Маркс действительно сказал однажды, – и неплохо сказал, – что мир достаточно истолковывали: пора его, наконец, изменить. Но т. Виноградская, мне думается, совершенно не к месту приводит эти слова Маркса, как довод против «идеалистического освещения» вопросов быта. Мысль Маркса в том именно и состояла, что философского или программного решения вопросов мироздания – промежду «косных верхов» – совершенно недостаточно, – нужно эти вопросы, в их действенной постановке, сделать достоянием массы; критическая идея, захватившая массы за живое, становится революционной силой, против которой не устоит косность самых косных верхов. Критическое вскрытие противоречий быта есть именно применение Марксова метода.
Да разве и без того не ясно, – возражает т. Виноградская, – что нужно строить общественные столовые, общественные прачечные, ясли! Но почему же они все-таки не строятся? – спрашиваем мы. Да именно потому, что того смутного чувства общественности, которое имеется у рабочих масс, совершенно недостаточно, как основы для систематической перестройки быта. Взгляд, будто все дело только в тупости советских верхов, является бюрократическим, хотя – со знаком минус. Власть, даже и самая активная и инициативная, не может перестроить быт без величайшей самодеятельности масс. В области быта мы доходим ведь до последней социальной клеточки – семьи. Без добровольной группировки этих клеточек в общежитии государство ничего серьезного и глубокого в семейно-хозяйственной области сделать не сможет.
Вопрос вовсе не стоит так, будто нам не хватает только материальных учреждений нового быта: общественных столовых, яслей, домов-коммун. Мы знаем ведь, что многие женщины не хотели отдавать детей своих в ясли, да и сейчас не захотят – вследствие предрассудков, косности, отсталости. Многие дома, отводившиеся под коммуны, оказались загажены и разрушены. Поселившиеся в них семьи относились нередко к домам-коммунам не как к материальной предпосылке нового быта, а как к казенному бивуаку. В результате неподготовленности, непродуманного подхода, отсутствия самодисциплины, некультурности семейные коллективы нередко распадались. Нужны критическая проработка вопросов быта, сознательный и осторожный подход, твердое обеспечение тыла при продвижении вперед, – нужно повышение бытовой сознательности и бытовой требовательности рабочего и работницы, особенно последней.
Соотношение между инициативой государства и самодеятельностью масс в области вопросов быта небесполезно показать на двух-трех злободневных примерах. Ныне, с легкой руки т. Керженцева,[23] начинает выливаться в организационные формы забота об аккуратности по части времени (а время – важный элемент быта!). Подходя к делу бюрократически, можно бы сказать: стоит ли об этом разговаривать, вести пропаганду, создавать лигу с жетонами и пр. и пр.? Не проще ли издать декрет, который всех обязывал бы вовремя являться и карал бы за запаздывания? Но в том-то и дело, что такой декрет уже есть. Года, должно быть, три назад (у меня под рукой нет материала для наведения справки) я провел, при энергичной поддержке т. Ленина, в партийном и советском порядке постановление насчет аккуратного открытия заседаний, совещаний, комиссий и пр. В постановлении указаны, как полагается, и кары за нарушение его. Кое-какое влияние «декрет» этот оказал. Но, увы, минимальное. Очень и очень ответственные работники позволяют себе и по сей день опаздывать на заседания на полчаса и более: им самим кажется, что это происходит вследствие их «переобремененности», а на самом деле – вследствие их халатности и неуважения ко времени, своему и чужому. Человек, который всюду опаздывает, потому что «страшно занят», по общему правилу меньше и хуже работает, чем человек, который всюду приходит вовремя… Любопытно, однако, что во время обсуждения вопроса об обществе «Время» об этом постановлении как бы забыли: я, по крайней мере, не встречал в прессе упоминаний о нем. Это одно свидетельствует, как трудно менять нравы (дурные) одним лишь государственным путем. Разумеется, упомянутое постановление именно теперь нужно извлечь из забвения и сделать одной из точек опоры деятельности лиги «Время». Лишь поскольку активная забота о точности и аккуратности захватит передовые элементы рабочего класса, регламентирующие мероприятия государства останутся небезрезультатны. Попав под обстрел общественного внимания и контроля, «ответственные» поостерегутся расхищать рабочее время сотен и тысяч людей.
Еще пример. Вот уже несколько лет, как ведется «сверху» борьба против плохой печати, плохой корректуры, плохой брошюровки. Некоторые успехи в этом направлении достигнуты. Но успехи эти крайне недостаточны. И нет никакого сомнения в том, что грехи нашего полиграфического искусства объясняются не состоянием технического оборудования, а недостаточной требовательностью читательской массы, т.-е. недостаточной ее культурностью. Я уже упоминал о том, что «Рабочая Газета» складывается почему-то поперек, а не вдоль (теперь это как будто изменено?). Каждому читателю, прежде чем приступать к чтению, приходится развертывать газету, складывать ее по-человечески и помещать, куда
