Гете. Июльская революция пробудила его к политической и социальной борьбе. Гейне отправился в Париж и в течение тридцати лет работал над тем, чтобы разрушить стену, которая существовала между двумя великими культурными народами континентальной Европы и которой по справедливости дорожили деспоты, как надежнейшим оплотом своей силы.

Гейне раскрыл французам тайны нашей классической философии и показал, таким образом, равенство германской нации с французскою. А в письмах, которые он посылал в аугсбургскую «Allgemeine Zeitung» («Всеобщая Газета»), он описывал для немцев французскую жизнь во всех ее политических, социальных, художественных и литературных проявлениях. В этих письмах Гейне снова и снова возвращается к неотвратимости коммунизма, как массового пролетарского движения, и говорит об этом с такой же пророческой уверенностью, с какой он говорил французам, что германские ремесленные подмастерья являются наследниками нашей классической литературы и философии.

Как связующее звено между германской и французской культурой Гейне выполнил историческую задачу, цивилизаторское значение которой может оспаривать только современный официальный патриотизм при его национальной, политической и социальной ограниченности»…

10

О революции 48-го года в Германии – см. т. II, ч. 1-я, прим. 165.

11

Эпоха русского просветительства – падает преимущественно на 60-е и 70-е годы прошлого века, явившиеся переломными для России в отношении развития экономических форм и общественного движения. В экономическом отношении пореформенная Россия вступала в период развития промышленного капитализма и нарождения в связи с этим новых общественных классов. В области идеологии в эти годы появляется литература «разночинца» и «кающегося дворянина». Главные представители этого литературного течения (Чернышевский, Добролюбов, Писарев) критикуют с точки зрения разума существующие общественные отношения, пересматривают заново вопросы морали, быта и т. д. В области художественной критики они борются против метафизической эстетики эпигонов правого гегельянства. Чернышевский еще придавал некоторое самостоятельное значение эстетическому моменту, Добролюбов же прямо провозгласил, что единственным критерием ценности искусства является его полезность. В борьбе против старой идеалистической метафизики русские просветители особенно выдвигали сенсуалистический материализм Фейербаха, а также естественно-научный материализм Бюхнера и Молешотта, сводивших философию к физиологии нервной системы. С чрезвычайным радикализмом велась борьба за разрушение традиционной морали. Лицемерной проповеди альтруизма русские просветители противопоставляли утверждение, что личная польза является единственным побудителем и двигателем человеческих поступков. Эта новая, так называемая утилитарная мораль нашла себе наиболее яркое выражение в романе Чернышевского «Что делать?» (1863 г.), быстро сделавшемся настольной книгой шестидесятников.

Особенности русского просветительства, как и аналогичного явления в истории Франции (XVIII в.) и в Германии (начало XIX в.), объясняются той социально-политической обстановкой, в которой оно возникло. В 60-х и 70-х годах Россия переживала коренную ломку экономических отношений. Русское просветительство, подобно французскому и немецкому, носило на себе печать той классовой неоформленности, которой характеризовалось в то время общественное состояние страны. Являясь по существу революционным течением, оно не имело сколько-нибудь четкой социальной базы, на которую могли бы опереться его деятели – как народнически-социалистического направления (Чернышевский), так и демократически-индивидуалистического (Писарев). Поэтому им приходилось говорить о народе вообще и возлагать свои надежды на «разум» и его носительницу – интеллигенцию. Опыт проведения реформы 1861 г. показал Чернышевскому и другим русским просветителям, что бессмысленно возлагать какие-либо надежды на власть; на массовое движение также нельзя было рассчитывать, потому что еще не было созревшего революционного класса, который мог бы выступить в качестве авангарда. Единственной активной силой являлась радикальная интеллигенция. Отсюда проповедь воспитания «мыслящих реалистов» и «критически мыслящих личностей». К этой проповеди пришел и Чернышевский, ставивший во главу угла разрешение социально-экономических задач, и Писарев, интересовавшийся преимущественно индивидуально-этическими проблемами. Обстановка в России в 60-х годах ближе подходила к условиям жизни Германии 30-х годов, чем к той ситуации, которая сложилась во Франции в конце XVIII века. В России и в Германии эпоха просветительства совпала с таким периодом в развитии этих стран, когда их хозяйственная жизнь и общественные отношения претерпевали коренную ломку, но еще не было той обостренности социальных противоречий, которая приводит к непосредственно революционной ситуации, как это имело место во Франции в конце XVIII века. Поэтому в России, как в свое время и в Германии, единственной ареной, на которой революционная интеллигенция могла вести борьбу за преобразование общественно-политических отношений, была литература. В 70-х годах продолжателями просветителей явились ранние народники (Лавров и Михайловский).

12

Фурье – см. т. VIII, прим. 2.

13

Эти строки были уже написаны, когда я в последнем имеющемся в моих руках номере «Правды» (от 30 июня) нашел следующую выдержку из присланной в редакцию статьи т. И. Гордеева. «Кинопромышленность является крайне выгодным коммерческим делом, дающим огромные барыши. При умелом, толковом и деловом подходе кино-монополия может сыграть для оздоровления наших финансов роль, сходную с ролью водочной монополии для царской казны». Дальше приводятся у т. Гордеева практические соображения о том, как провести кинофикацию советского быта. Вот вопрос, который действительно нуждается в серьезной и деловой разработке! Л. Т.

14

Семашко Н. А. (род. в 1874 г.) – член партии с 1893 г. 18-ти лет принял участие в нелегальном гимназическом кружке. В 1893 г., поступив на медицинский факультет Московского университета, сразу же примкнул к с.-д. партии, вошел в один из марксистских кружков и начал вести организационную и пропагандистскую работу среди рабочих и студенчества Москвы. Впервые подвергся аресту в 1895 г., в связи с массовыми арестами в Москве, и, после 3-месячного тюремного заключения, был выслан в г. Елец под гласный надзор полиции. По освобождении от надзора поступил на медицинский факультет Казанского университета. В 1899–1900 гг. организовывал соц. – дем. кружки в Казани и вел кружок по подготовке пропагандистов. В 1901 г. был арестован за организацию студенческой демонстрации и после нескольких месяцев заключения выслан из Казани. Университет окончил нелегально, появляясь в городе тайно от полиции, и получил звание «лекаря с отличием». Работая в качестве участкового врача, вел партийную работу в Орловской губернии и Нижнем-Новгороде.

В 1905 г. тов. Семашко был бессменным председателем всех революционных собраний в Нижнем-Новгороде. За участие в подготовке вооруженной обороны против карательной экспедиции в Сормове был арестован и провел 9 месяцев в тюремном заключении. Освобожденный под крупный залог ввиду развившегося у него в тюрьме туберкулеза, эмигрировал в Женеву, где стал работать в местной организации большевиков. В Женеве он познакомился с Плехановым, но не сошелся с ним вследствие политических разногласий. Отношения между ними обострились даже настолько, что Плеханов не хотел помочь Семашко, когда тот был арестован. Лишь благодаря усиленным хлопотам В. И. Ленина тов. Семашко не был выдан царскому правительству. Переехав вслед за тов. Лениным в Париж, работал там в качестве секретаря заграничного бюро ЦК. Позднее был делегатом на международном Штуттгартском конгрессе (1907 г.) и участвовал в работах партийной конференции 1912 г., положившей основу твердой организации большевистской партии в России.

Только в июле 1917 г. Семашко вернулся в Россию (в Москву), где занял пост председателя районной управы в Замоскворечьи. Во время Октябрьской революции был одним из руководителей совета районных дум, к которым перешла вся муниципальная власть Москвы после переворота. Затем был назначен заведующим московским отделом здравоохранения, а с 1918 г. до настоящего времени занимает пост наркомздрава.

15

11 В России с лозунгом пролетарской культуры выступили еще в первом десятилетии XX века некоторые социал-демократы, пытавшиеся примирить марксизм с эмпириокритицизмом. В политическом отношении они одно время составляли довольно компактную группу «отзовистов». Ленин, подвергший философскую и политическую платформу этой группы уничтожающей критике, писал в 1910 г.:

«Пролетарская наука» выглядит здесь тоже «грустно и некстати». Во-первых, мы знаем теперь только одну пролетарскую науку – марксизм. Авторы платформы почему-то систематически избегают этого единственно точного термина, ставя везде слова «научный социализм»… Во-вторых, если ставить в платформу задачу развития «пролетарской науки», то надо сказать ясно, какую именно идейную, теоретическую борьбу нашего времени имеют здесь в виду и на чью именно сторону становятся авторы платформы» (Ленин, Собр. соч., т. XI, ч. 2-я. «Заметки публициста», стр. 20–21). «Всем известно, – пишет он там же, – что на деле под «пролетарской философией» имеется в виду именно махизм, и всякий толковый социал-демократ сразу раскрывает «новый» «псевдоним»; и далее: «на деле именно борьбу с марксизмом прикрывают все фразы о пролетарской культуре».

После Октябрьской революции в стране победившего пролетариата были предприняты шаги к практическому осуществлению идей «пролетарской культуры». Был создан Пролеткульт, образовалась литературная группа «Кузница», в которую вошли представители пролетарского писательского молодняка. С конца 1922 г. возникла группа «Октябрь». Позднее стал издаваться журнал «На посту», поставивший себе целью защищать чистоту принципов «пролетарской культуры», в понимании которой руководители журнала приближаются к взглядам Богданова. О задачах, которые ставили себе пролеткульты, и об общем характере их деятельности можно судить по следующей выдержке из постановлений второй конференции ленинградских пролеткультов.

«Пролетарская культура, выражая собою внутреннее содержание нового творца жизни – пролетариата и конечного его идеала – социализма, в дальнейшем своем развитии может строиться только самостоятельными усилиями того же пролетариата, верного своим классовым задачам и воспринимающего жизнь в строгом соответствии с этими задачами».

Первая всероссийская конференция пролетарских культурно-просветительных организаций так формулирует вопрос о задачах пролетариата в области создания своей, пролетарской науки: «Конференция… признает, основной задачей в научной области социализацию науки, т.-е., во-первых, систематический пересмотр научного материала с коллективно-трудовой точки зрения, во-вторых, его систематическое изложение, применительно к условиям и потребностям пролетарской работы, в-третьих, массовое распространение научных знаний в таком преобразованном виде».

В качестве организационных средств для социализации науки были намечены: создание нового типа рабочего университета, построенного на товарищеском сотрудничестве учащих и учащихся, и издание Рабочей Энциклопедии – стройного, доведенного до наибольшей простоты и ясности изложения методов и достижений науки с пролетарской точки зрения.

Общая оценка всего этого взгляда на возможность немедленного построения особой пролетарской культуры неоднократно давалась в ряде статей и выступлений отдельных товарищей. Отметим прежде всего резко отрицательное отношение Ленина к этому взгляду, нашедшее себе выражение во многих местах его сочинений, особенно же в его заметках по поводу статьи Плетнева, председателя ЦК Пролеткульта, появившейся в «Правде» от 27 сентября 1922 г. под заглавием «На идеологическом фронте» (см. сборник «Вопросы культуры при диктатуре пролетариата» под редакцией Яковлева. ГИЗ, М. – Л., 1925 г.).

Для характеристики отношения В. И. к идее «пролетарской культуры» приведем выдержку из речи Бухарина на литературном совещании при ЦК в феврале 1925 г. (см. стр. 142, 144 сборн. «Вопросы культуры»; эта выдержка представляет тем больший интерес, что тов. Бухарин сам защищает идею пролетарской культуры):

«Теперь я должен сказать, что Владимир Ильич возражал против этой концепции пролетарской культуры. Его борьба с нею есть факт. Я защищал ту же