непреклонность российского пролетариата и его революционная война против германского империализма неизбежно приведет к европейской революции.
В отношении всех этих доводов жизнь полностью обнаружила неправоту левых коммунистов и правоту тов. Ленина, наперед доказавшего всю их несостоятельность (см., напр., его статью «О революционной фразе», прил. N 12 к наст. тому).
Тов. Ленин, исходя из основных положений, в корне отличавшихся от соображений отвлеченной морали и абстрактных принципов левых коммунистов, занял диаметрально противоположную позицию, охарактеризованную тов. Троцким в месте, к которому относится настоящее примечание. Впервые позиция тов. Ленина была им изложена в «Тезисах о мире», написанных 20/7 января. Впоследствии он неоднократно излагал свою точку зрения в полемике с левыми коммунистами. Основные мысли его тезисов заключались в следующем. Для выполнения основных задач социалистического строительства нам нужно продолжительное время, в течение которого мы должны иметь развязанные руки – известную передышку. С другой стороны, в Германии одержала верх военная партия, которая ни на какие уступки не пойдет. Поэтому нужно или принять ультиматум, или вести революционную войну. Войны мы вести не можем и вследствие общей разрухи и вследствие того, что крестьянство воевать не хочет. Поэтому мы будем терпеть поражение за поражением, результатом которых будет то, что не желающее войны крестьянство свергнет социалистическое правительство. Неверно, что, вступая в войну с немцами, мы разрушаем империализм. Мы все равно «не в состоянии вырваться из той или иной империалистической связи», ибо, оттягивая немецкие войска с Западного фронта, мы помогаем империалистам Антанты. В случае войны мы погибаем наверняка, в случае подписания мира есть много надежд на получение передышки. Сохранение социалистической республики, хотя бы и ценой тяжелых уступок, – лучшая помощь международному пролетариату. В этом главнейшая задача, ибо таким образом сохраняется от гибели уже завоевавший власть отряд международного пролетариата. «Пример социалистической Советской Республики в России будет стоять живым образом перед народами всех стран, и пропагандистское революционное действие этого образца будет гигантским».
В своих дальнейших выступлениях тов. Ленин исходил из этих же основных положений, разбивая все аргументы левых. Как аргументировали левые в защиту своей позиции и против позиции тов. Ленина, видно из прилагаемой (прил. N 12) ст. тов. Бухарина «Об оппортунистической фразе», написанной к VII съезду партии.
Следует отметить, что левые коммунисты расходились с линией партии далеко не только по вопросу о Брестском мире. Не было почти ни одного спорного вопроса, по которому левые не имели бы своего особого взгляда. Левый коммунизм, как довольно влиятельное в свое время течение в партии, представлял из себя целую систему взглядов, базировавшуюся на вышеуказанном неверном в своей основе принципе. Несомненно, находившиеся в плену мелкобуржуазной идеологии левые коммунисты, – «мелкобуржуазные революционеры», как их назвал тов. Ленин, – объективно приносили большой вред своими выступлениями, выступая подчас против таких решений партии, от которых зависело сохранение Советской власти, которое они, впрочем, считали менее важным, чем сохранение чистоты своих принципов. Левые выступали против решений партии по вопросам о привлечении специалистов, о хозяйственном строительстве, о единоличии и коллегиальности, о методах введения трудовой дисциплины, по вопросам военного строительства (привлечение военспецов, выборное начало) и т. д. В частности по последним вопросам большую борьбу приходилось выдерживать с левыми тов. Троцкому в качестве Наркомвоена (см. примечания 153, 154). Считая себя наиболее последовательными революционерами, левые не останавливались ни перед какими шагами, вплоть до раскола партии, действуя как совершенно оформившаяся фракция, выступавшая с самостоятельными платформами, имевшая собственные печатные органы (газета и журнал «Коммунист»), наконец, самостоятельно и против ЦК выступавшая с обращениями и ведшая агитацию в широких массах и советах (см. примечание 109).
На основании помещенного в «Коммунисте» (журнал и газета) списка сотрудников, можно выяснить состав основного ядра левых коммунистов. В него входили: Р. Абрамович, Аркадий, Н. Антонов-Лукин, Инесса Арманд, Барышников, Бокий, А. Бубнов, С. Бобинский, Н. Бухарин, М. Бронский, Бела-Кун, Д. Боголепов, М. Васильев-Саратовский, А. Выборгская, И. Вардин, В. Долецкий, Б. Зуль, А. Коллонтай, С. Кассиор, В. Куйбышев, Л. Крицман, Кузьмин, А. Оппоков-Ломов, Ю. Ленский, Н. Лукина-Бухарина, В. Максимовский, В. Осинский, М. Н. Покровский, Е. Преображенский, Г. Пятаков, С. Равич, К. Радек, М. Савельев, Т. Сапронов, Г. Сафаров, В. Смирнов, В. Сорин, Спунде, И. Стуков, А. Сольц, М. Урицкий, Т. Уншлихт, Усиевич, П. Штернберг, В. Яковлева, Ем. Ярославский.
Общая оценка основных принципиальных положений левых коммунистов дана была тов. Лениным несколько позже (в начале мая 1918 г.), – когда они выступили с общей критикой всей политики и тактики партии («Тезисы о текущем моменте», см. прил. N 15) в работе «О „левом“ ребячестве и о мелкобуржуазности» (Ленин, Собр. соч., т. XV, стр. 255).
131
Тов. Троцкий имеет здесь в виду себя и стоявших на его точке зрения товарищей. Из текста, к которому относится настоящее примечание, видно, в каком отношении он расходился с тов. Лениным.
Не расходясь принципиально с позицией тов. Ленина, тов. Троцкий стоял на той точке зрения, что необходимо выждать еще некоторое время с подписанием мира. Расхождение между этими точками зрения заключалось лишь в вопросе о моменте подписания мира. Подтверждение этого мы находим в речи тов. Зиновьева на VII съезде партии, заявившего: «Никто голосованием не хотел сказать, что осуждается тактика делегации в целом. Автор резолюции, тов. Ленин, заявляет, что он стоит на том, что тактика, которую вела делегация, в общем и целом была правильной тактикой, которая была направлена к тому, чтобы поднимать массы на Западе, обнажать германский и австрийский империализм. Мы разошлись по вопросу о том, когда наступил критический момент, когда надо было ультиматум принять…» (стр. 148). Как известно, тов. Троцкий вовсе не считал недопустимым подписание хотя бы и империалистического мира в случае наступления немцев. Это явствует из результатов голосования в ЦК РКП 17 февраля. При голосовании вопроса: «если мы будем иметь, как факт, немецкое наступление, и революционного подъема в Германии и Австрии не наступит, заключаем ли мы мир?» получились следующие результаты: Бухарин, Ломов, Урицкий, Крестинский – воздержались; Иоффе голосовал против; за – голосовали сторонники точки зрения тов. Ленина и тов. Троцкий. Наконец, прямое указание на согласие тов. Троцкого подписать мир в случае наступления немцев мы находим в заключ. слове тов. Ленина на VII съезде: «между нами (у тов. Ленина с тов. Троцким. Ред.) было условлено, что мы держимся до ультиматума немцев – после ультиматума мы сдаем». Однако, в тот момент, когда в ЦК обсуждался вопрос об ультиматуме – 23 февраля – тов. Троцкий полагал, что подписание мира следует еще несколько оттянуть. Из каких соображений он исходил при этом, видно из следующей характеристики, которую он дает своей позиции в статье «Брестский этап», помещенной в настоящем томе (стр. 144):
«Было течение, которое считало невозможным военное сопротивление, но в то же время считало необходимым довести переговоры до открытого разрыва, до нового наступления Германии, так, чтобы капитулировать пришлось уже перед очевидным применением империалистской силы и вырвать тем самым почву из-под ног инсинуаций и подозрений, будто переговоры являются только прикрытием уже состоявшейся сделки».
Буржуазная пресса стран Антанты, а также русская соглашательская и буржуазная печать все время изображали мирные переговоры, как комедию с заранее распределенными ролями, которая разыгрывается для того, чтобы скрыть факт предварительного сговора с Гогенцоллерном. В свою очередь германские империалисты полагали, что большевики, втайне решив принять всякие условия, будут оказывать сопротивление только для видимости. Именно, исходя из этого, тов. Троцкий полагал, что необходимо оттягивать подписание договора до того момента, пока не скажутся результаты наступления внутри Германии, с одной стороны, а с другой – пока французские и английские рабочие не получат возможность убедиться на деле в ложности сплетни о связи большевиков с немцами. Только учтя эти соображения, можно понять позицию тов. Троцкого, несомненно связанную с большим риском для судеб нашей революции, позицию, допускавшую дальнейшую утрату территории и военного имущества с тем, чтобы на известном этапе немецкого наступления капитулировать и подписать мир, если бы оказалось, что революция в Германии не созрела и руки у Гофмана развязаны. Что, не соглашаясь с подписанием мира в данный момент, тов. Троцкий исходил именно из развитых выше соображений, видно из ряда его выступлений, имевших место через некоторое время после ратификации мира, в частности и в настоящей статье.
Второй причиной, которой, на основании выступлений тов. Троцкого в этот период, можно объяснить его отношение к моменту подписания договора, было его убеждение в том (и в этом одном отношении его позиция, пожалуй, соприкасалась с позицией левых коммунистов), что международный империализм уже объединился или объединится для борьбы с Советской Россией, и что нам все равно придется воевать (см. примечание 53).
Это вовсе не означает, конечно, что тов. Троцкий был сторонником революционной войны. Проезжая неоднократно через линию фронта в период переговоров, он достаточно знал состояние армии. В своих воспоминаниях о Ленине он сообщает по этому поводу следующее:
«То, что мы не можем воевать, было для меня совершенно очевидно. Когда я в первый раз проезжал через окопы на пути в Брест-Литовск, наши товарищи, несмотря на все наши предупреждения и понукания, оказались бессильны организовать сколько-нибудь значительную манифестацию протеста против чрезмерных требований Германии: окопы были пусты, никто не отважился говорить даже условно о продолжении войны. Мир, мир во что бы то ни стало!.. Таким образом, насчет невозможности революционной войны у меня не было и тени разногласия с Владимиром Ильичем» (стр. 78–79).
В этом же убеждает нас и приведенная у Овсянникова таблица голосования (стр. 625) в ЦК 17 февраля. Голосуя вместе с группой тов. Ленина за подписание мира в случае немецкого наступления при отсутствии революционного подъема в Германии и Австрии (см. выше), тов. Троцкий вместе с ней же голосовал против революционной войны.
Было, наконец, еще одно обстоятельство, исходя из которого тов. Троцкий считал опасным в тот момент подписание мира: это – опасение того, что оно может вызвать раскол в партии, которая в тот момент в большинстве своем – по крайней мере, в лице руководящих элементов – была против подписания мира (см. примечание 109). Он сообщает об этом следующее:
«Если Центральный Комитет решит подписать немецкие условия только под влиянием словесного ультиматума, – говорил я (Ленину. Ред.), – мы рискуем вызвать в партии раскол. Нашей партии обнаружение действительного положения вещей нужно не меньше, чем рабочим Европы… Задачи наши ведь не исчерпываются заключением мира, среди левых коммунистов много таких, которые играли боевую роль в октябрьский период и пр. и пр.» («О Ленине», стр. 82).
