гибель деревенской бедноте и всей революции. Мы предупреждаем кулаков, что по отношению к ним не будем знать никакой пощады. Дело идет здесь о продовольствии города, дело идет о том, чтобы наши дети в городах, наши старухи-матери, старики, работники и работницы наши в городах и голодающих губерниях, чтобы они получили кусок хлеба насущного. Раз дело идет о жизни и смерти трудящихся, мы шутить не будем. Мы не будем останавливаться перед интересами деревенской буржуазии, а вместе с городской и деревенской беднотой наложим тяжелую руку на имущество деревенской кулацкой буржуазии и будем беспощадно реквизировать хлебные запасы для прокормления бедноты в городах и деревнях (аплодисменты).
Но для того чтобы проводить твердую политику по отношению к нашим врагам, нам нужно завести твердый порядок в своей собственной среде. А у нас, товарищи, много появилось легкомыслия, озорства и недобросовестности в среде темных элементов рабочего класса. Нельзя закрывать на это глаза. Некоторые рабочие говорят себе: «Зачем стараться теперь? Все расхлябано, расшатано. Буду ли я работать лучше или хуже, от этого перемен не будет». Такое отношение к делу преступно. Нам нужно закалить в себе чувство ответственности, так, чтобы каждый из нас сказал: «Вот, если я не буду выполнять свой долг, то вся машина будет работать еще хуже». Нужно создать сознание трудовой дисциплины, трудового долга и круговой поруки. Мне, товарищи, поручена Центральным Исполнительным Комитетом задача создания вооруженной армии для защиты Социалистической России.[180] Но Красная Армия будет бессильна и трижды бессильна, если будут плохи наши железные дороги, если наши заводы и фабрики будут расшатаны и если продовольствие не будет поставляться из деревень в города.
Нужно со всех концов приступать – добросовестно и честно – к работе для упрочения Советской России. Нужно везде и всюду устанавливать твердый порядок, нужно, чтобы наша Красная Армия прониклась новым чувством и сознанием того, что она является вооруженным отрядом рабочего народа. Красная Армия призвана защищать власть рабочих и крестьян. Это самая высокая задача. А для этой задачи нужна дисциплина. Необходима твердая, железная дисциплина. Прежде была дисциплина на защиту царя, помещиков, капиталистов, а теперь каждый красноармеец должен сказать себе, что новая дисциплина – есть дисциплина на службе рабочему классу. И мы, товарищи, вместе с вами введем новую советскую социалистическую присягу – не именем бога и царя, а именем трудового народа.[181] И каждый красноармеец будет клясться перед рабочим народом, что он в случае насилия, набега, наступления на права рабочего народа, на власть пролетариата и бедных крестьян готов бороться до последней капли крови. И вы все, весь рабочий класс, вы будете свидетелями этой присяги, свидетелями и участниками этой торжественной клятвы.
Вот близится день Первого Мая, товарищи, и в этот день мы снова соберемся вместе с Красной Армией на больших собраниях и митингах и подведем свои итоги, подведем итоги того, что было уже сделано, и выясним, что остается еще сделать. А остается еще сделать много.
Товарищи, ко дню Первого Мая Советская власть предписала убрать, где возможно, с улиц старые царские памятники, – старых каменных и металлических идолов, которые нам напоминают о нашем рабском прошлом (аплодисменты).
И мы, товарищи, постараемся в ближайшее время воздвигнуть на наших площадях новые памятники, памятники труду, памятники рабочим и крестьянам, памятники, которые будут напоминать каждому из вас: вот ты был рабом, ты был ничем, а теперь ты должен стать всем, ты должен подняться, ты должен научиться, ты должен стать хозяином всей жизни (аплодисменты).
Ибо, товарищи, не в том только несчастье рабочих, что они плохо едят, плохо одеты, – это, конечно, величайшее несчастье, – а и в том, что им не дают духовно подняться, обучиться, развиться.
Есть много духовных ценностей, высоких и прекрасных: есть науки, искусства, – и все это недоступно трудовому люду, потому что рабочие или крестьяне вынуждены жить, как каторжники, прикованные к своей тачке. Нужно освободить их мысль, их сознание, их чувство.
Нужно, чтобы наши дети, наши младшие братья могли познакомиться со всеми завоеваниями человеческого духа, с искусствами и наукой, и жить так, как достойно жить человеку, который называет себя «царем природы», а до сих пор был жалким рабом, придавленным и угнетенным. Обо всем этом нам напоминает праздник Первого Мая, когда мы должны собраться вместе с Красной Армией и заявить, что мы взяли власть в свои руки, и что мы ее не уступим и не выпустим, что эта власть для нас не цель, а средство, только средство для другой великой цели, чтобы всю жизнь перестроить, чтобы все богатства, все возможности счастья сделать общенародными; чтобы впервые на земле установить, наконец, такой строй, при котором нет человека согнувшегося, угнетенного, и нет такого, который верхом сидит на себе подобном; чтобы утвердилось общее братское артельное хозяйство, общая трудовая повинность, чтобы все могли работать на общую пользу, чтобы весь народ жил, как одна честная, дружная семья.
Все это мы можем осуществить и осуществим полностью, когда нас поддержит европейский рабочий класс.
Товарищи, мы были бы жалкими маловерами и слепцами, если бы хоть на один день потеряли веру в то, что рабочий класс других стран придет нам на помощь, поднимется по нашему примеру и доведет наше дело до конца. Нужно только представить себе, что сейчас переживают трудовые массы, солдатские массы Германии там, на Западном фронте, где идет бешеное, адское наступление, где гибнут миллионы наших братьев по обеим сторонам фронта. Разве у немецких рабочих в жилах течет не та же самая кровь, что и в наших жилах? Разве не точно так же плачут немецкие вдовы, когда гибнут их мужья и дети-сироты, когда погибают у них отцы? Такая же там нищета такие же голодовки; так же несчастные калеки из окопов возвращаются в города и деревни и бродят, как жалкие истощенные тени. Везде и всюду война породила одни и те же последствия. Нужда, нищета воцарилась во всех странах. И последний результат будет везде один и тот же: восстание рабочих масс.
Немецкому рабочему классу труднее, чем нам, потому что немецкая государственная машина крепче нашей, сделана из более прочного материала, чем государство нашего, блаженной памяти, царя. Там дворяне, капиталисты-грабители, как и наши, такие же жестокие грабители, но только там они не пьяницы, не бездельники, не казнокрады, а дельные грабители, толковые грабители, серьезные грабители (смех, аплодисменты).
Там они построили крепкий государственный котел, который сжимает со всех сторон трудящиеся массы, котел, сделанный из хорошего материала, и нужно немецкому рабочему классу развить много паров, чтобы взорвать этот котел на воздух. Там пары накопляются, как накоплялись они у нас, но так как у них котел крепче, то и паров им нужно больше. Но наступит, товарищи, день, когда этот котел взорвется, рабочий класс возьмет в руки железную метлу и начнет выметать всю нечисть из всех уголков нынешней Германской Империи и сделает это с немецкой основательностью и солидностью, так что у нас, глядя на эту работу, душа будет радоваться.
А в ожидании этого мы говорим: туго нам, круто приходится сейчас, но и голод, и холод, и разруху, и много других бедствий и несчастий мы готовы выдержать, перетерпеть, потому что мы только часть мирового рабочего класса и боремся за его полное освобождение. И мы выдержим, товарищи, доведем дело до конца, железные дороги исправим, паровозы вылечим, производство упрочим, продовольствие наладим, сделаем все, что нужно, – был бы дух бодр и крепка воля. Пока жив дух наш, не погибла русская революция, не погибла Советская Республика (аплодисменты).
Будем же, товарищи, помнить и напоминать другим, менее сознательным, что мы стоим, как город на горе, и что рабочие всех стран глядят на нас и спрашивают себя с затаенным дыханием в груди: сорвемся ли мы или не сорвемся? Оплошаем или устоим? А мы взываем к ним: клянемся вам, что устоим, не оплошаем, удержимся у власти до конца (аплодисменты).
Но и вы, рабочие других стран, вы, братья, не слишком истощайте наше терпенье, поторапливайтесь, прекращайте бойню, низвергайте буржуазию, берите власть в свои руки, и тогда мы всю землю превратим в одну мировую Республику Труда. Все земные богатства, все земли и моря, – все это одна общая собственность всего человечества, как бы части его ни назывались: англичанами, русскими, французами, немцами и т. д. – Мы создадим единое братское государство на земле, которую нам дала природа. Эту землю мы запашем и обработаем на артельных началах, превратим ее в один цветущий сад, где будут жить наши дети и внуки и правнуки именно как в раю. Когда-то верили в легенды про рай; это были темные и смутные мечты, тоска угнетенного человека по лучшей жизни. Хотелось жить более праведно, более чисто, и человек говорил: должен же быть такой рай хоть на том свете, в неведомой и таинственной области. А мы говорим, что такой рай мы трудовыми руками создадим здесь, на этом свете, на земле, для всех, для детей и внуков наших во веки веков (аплодисменты).
Ответы на записки
Товарищи, тут много вопросов, но я буду отвечать только на то, что имеет общий интерес.
«Правда ли, – спрашивают, – что вы хотели ввести 10-часовой рабочий день?»
Нет, товарищи, это неправда. Хотя это и широко распространяется господами меньшевиками и правыми эсерами, но это ложь. А происходит это вот откуда.
На одном собрании я сказал: разумеется, если бы мы все теперь работали 8 часов в сутки добросовестно, как следует быть, и впрягли бы буржуазию и всех вчерашних саботажников в работу, путем строгой трудовой повинности, то мы могли бы поднять богатство нашей страны в очень короткое время на очень большую высоту.[182] Нам нужно, сказал я, создать в себе это чувство ответственности за судьбу всей страны и работать изо всех сил, не покладая рук, вот как в семье, например, где друг с дружкой не перекоряются из-за работы. Если хорошая, честная семья, то не говорят: я, мол, больше сработал сегодня, ты меньше. Если у меня сил больше, то я больше и сработаю. Каждый готов работать и 16 часов, если что-нибудь нужно к спеху. Ведь работают не на барина, не на капиталиста, а на себя же. Отсюда и пошло, будто я хочу заменить 8-часовой день не то 10-, не то 16-часовым. Это – вздор. Мы говорим: в этом нет необходимости. Достаточно будет, если мы через профессиональные союзы и Советы установим такой твердый порядок, чтобы работать везде 8 часов – никак не больше, а при первой
