и государственную мощь нашей страны.

Вы измените то, что найдете нужным, отвергнете то, что покажется ложным, но признайте одно, что Советская Россия нуждается в армии, которая должна представлять собою орган защиты Советской, т.-е. рабочей России. Она – эта армия – должна быть не дилетантской, не импровизированной. Для этого к работе в ней необходимо привлечь всех ценных специалистов.

Но здесь, естественно, возникает соображение, что эту армию отдельные личности могут попытаться использовать в целях враждебных рабочему классу – как орудие контрреволюционных заговоров. Такие опасения возникают в нашей собственной среде. Время от времени приходится наталкиваться на них, и потому необходимо разобрать их основательность.

Носители опасений говорят, что представители старого командного состава попытаются, и с успехом, создать в новой армии контрреволюционные очаги. Если бы дело обстояло, товарищи, так, то это значило бы, что вся наша работа обречена на неизбежное крушение. Это значило бы, что и рабочие на заводе, на фабрике, привлекая инженера, ставя его, как администратора, техника, давая ему широкое поле творчества и возлагая на него ответственность, тем самым рискуют восстановить капиталистический режим, возвратиться к кабале, к гнету. Но это не так!

Все теоретики социализма предсказывали, предусматривали, писали об этом, что в ту эпоху, когда рабочий класс станет у власти, ему необходимо будет привлечение к работе всех жизнеспособных, ценных, квалифицированных элементов, которые раньше служили имущим господствовавшим классам. Писали теоретики социализма нередко и то, что, если понадобится, рабочий класс заплатит этим самым специалистам вдвое, втрое больше, чем они получали при буржуазном режиме, только для того, чтобы их закрепить за собою. И это будет все же «дешево», ввиду тех выгод, которые явятся в результате рационализации хозяйства на почве социалистической революции. То же самое приходится сказать и об армии, как органе обороны страны. Затраты рабочего класса, расходы крестьянства на хорошо поставленную армию окупятся сторицей.

По отношению к внутренним врагам советский режим стоит слишком твердо, чтобы нам бояться так называемой «генеральской» опасности. Если бы, товарищи, у кого-нибудь из специалистов и впрямь возник соблазн попытаться использовать армию против рабочих и крестьян в интересах контрреволюционных заговоров, само собой разумеется, что по отношению к такого рода заговорщикам мы живо освежим воспоминания об октябрьских и иных днях. И они это знают прекрасно!

С другой стороны, товарищи, и среди военных специалистов, насколько я лично успел ознакомиться с ними, я нашел гораздо больше ценных элементов, чем это нами предполагалось. Для многих из них опыт войны и революции не прошел даром. Многие поняли, что новым духом веет на Руси, поняли новую психологию пробужденного рабочего класса, поняли, что нужно иначе подходить к нему, иначе говорить с ним, что иным путем нужно строить армию. Такого рода военные специалисты есть.

Есть они. И мы надеемся, что мы извлечем из молодых поколений бывшего офицерства старой армии широкие кадры и оплодотворим нашу работу по формированию армии их знаниями, их опытом.

Нужно только сказать веское и авторитетное слово о том, что сейчас России, под страхом гибели, армия нужна; что та работа, которую мы делаем сейчас, пользуется с вашей стороны поддержкой. Нам нужна ваша поддержка, и вы нам дадите эту поддержку, товарищи из ЦИК!

Заключительное слово

Товарищи! Первый из оппонентов[208] говорил о том, будто армия создается нами не для охраны страны, а для каких-то, как он выразился, «экспериментов». Я уже сказал в своем докладе, что если бы опасности, стоящие перед нами, ограничивались опасностью внутреннего контрреволюционного переворота, то у нас не было бы надобности в армии вообще.

Рабочие заводов Петрограда и Москвы могли бы в любой момент создать боевые отряды, достаточные для того, чтобы раздавить в корне всякую попытку путем вооруженного восстания возвратить власть в руки буржуазии. Наши внутренние враги слишком ничтожны и жалки, чтобы для борьбы с ними приходилось создавать стройный аппарат армии, построенной на научных основах, и приводить в движение всю вооруженную силу народа.

Если нам сейчас такая сила нужна, то именно потому, что советскому режиму и советской стране грозит величайшая опасность извне, и именно потому, что наши внутренние враги сильны исключительно той силой классового сцепления, которая объединяет их с нашими внешними классовыми врагами. И в этом смысле как раз сейчас мы переживаем такой момент, когда борьба за режим, который мы создаем, упирается прямо и непосредственно в вопрос о поднятии полной обороноспособности страны. Советский режим мы не охраним, не защитим иначе, как путем прямого энергичного отпора иноземному капиталу, который против нашей страны наступает лишь потому, что это есть страна, где властвуют рабочие и крестьяне. В этом простом условии – узел, который завязала история.

Именно потому, что у нас господствует рабочий класс, мы являемся сейчас объектом ненависти и враждебных замыслов мировой империалистической буржуазии. Вот почему каждый сознательный рабочий и каждый революционный крестьянин должен поддерживать армию, если ему дорого то, что сейчас строится в России, – строится еще неладно и нескладно, я знаю это так же хорошо, как и каждый из наших критиков, но все-таки строится, и бесконечно дорого нам, ибо обещает новую эпоху в истории и поэтому представляется для нас наиболее ценным завоеванием всей предшествующей истории развития человечества.

Когда нам говорят, что мы производим эксперименты, я не знаю, что здесь понимают под словом «эксперимент». Вся прошлая история была не чем иным, как историей экспериментов над трудящимися массами; в прошлом была эпоха экспериментов дворянства над телом и душой крестьянских масс; я знаю в прошлом также эпоху экспериментов буржуазии над душой и телом рабочего класса. Такой эксперимент мы наблюдаем уже несколько лет во всем мире в образе страшной империалистической бойни.

Тем не менее, находятся люди, считающие себя социалистами, которые, созерцая потрясающие эксперименты четырехлетней мировой войны, говорят, что героическая попытка трудящихся масс России освободиться, перестроить жизнь на новых началах – есть «эксперимент», который недостоин поддержки, что мы создаем армию не для защиты революционных завоеваний трудящихся, а для каких-то кружковых, партийных или других целей.

А я скажу, что если может быть такая эпоха, которая создает потребность в армии для величайших по своей справедливости целей, так это есть теперешняя эпоха. И если возможен режим, который, нуждаясь в защите, имеет право требовать ее от трудящихся масс, так это может быть только режим господства самих трудящихся масс. Несмотря на ошибки этих последних, несмотря на шершавость их режима, несмотря на то, что он слишком жестоко проходит по коже некоторых господ интеллигентов, – несмотря на все это, – советский режим имеет право на развитие. Он будет утверждаться, а для этого он нуждается в армии. И эту армию мы будем создавать.

Затем указывают, что в проектируемой армии есть двойственность, которая является главным пороком и армии и создающего ее режима. Разумеется, есть двойственность – двойственность, состоящая в том, что мы находимся в эпохе перехода от господства буржуазии к социалистическому строю, – двойственность, которая состоит в том, что рабочий класс овладел политической властью, но, тем самым, еще не только не завершил своего дела, а, наоборот, лишь приступил к своим основным задачам, к переустройству всего хозяйства, всего быта на новых началах, – двойственность, которая, наконец, состоит в том, что рабочий класс у власти находится в одной только России и что ему приходится грудью отражать наступление капитала других стран, тех, где рабочий класс еще не поднялся для последней решительной борьбы и не овладел государственной властью.

Это есть двойственность или противоречие, заложенное в самой сущности нашей революции. Не в режиме тут дело, не в его политической форме и не в принципе устройства его армии, – а в столкновении двух формаций: буржуазно-капиталистической и социалистическо-пролетарской. Это противоречие возможно изжить в долгой борьбе. Мы пытаемся только создать оружие для этой борьбы и стремимся к тому, чтобы это оружие отвечало потребностям и обязанностям того режима, который мы призваны защищать.

Еще нам говорят, будто мы несерьезно предполагаем обучать рабочих и крестьян военному делу, ибо отводим для этого только 96 часов в году. Я должен напомнить, прежде всего, что среди рабочих и крестьянских масс рассеяно огромное количество элементов, которые проходили уже боевую выучку, и нам необходимо их снова собрать в тех естественных средоточиях, какими являются фабрики, заводы, экономии и все вообще трудовые очаги.

Я должен сказать, что я лично не считаю себя компетентным судить, сколько именно нужно сейчас часов и недель в году для того, чтобы дать возможность нашей будущей народной армии овладеть основами военного искусства.

Возможно, что срок этот действительно слишком мал. Если это так, то мы его увеличим, когда на открытом опыте самих рабочих и крестьян обнаружится, что им мало 96 часов, но думать, что в предлагаемом сроке есть, с нашей стороны, какой-то умысел или замысел, направленный на то, чтобы не дать рабочим и крестьянам полной военной выучки, это, я полагаю, уже самое последнее средство крючкотворства и демагогии.

Из правого сектора возражали и против беспрекословного исполнения приказов. А если, мол, приказы контрреволюционные?

Если здесь хотят ввести в конституцию нашей армии право ее не выполнять контрреволюционных приказов, то, заметьте, что весь текст торжественного обещания, который я огласил, направлен против контрреволюции, вся армия формируется против контрреволюции русской и мировой. В этом – основной духовный стержень самой армии…

(Голос: «Беспрекословное повиновение командиру?»)

Разумеется, если советский режим в целом, вместе со всей своей армией, окажется жертвой контрреволюционных генералов, то, стало быть, история не доглядела, стало быть, весь этот режим был обречен на слом.

Но, ведь, перспективы выглядят иначе, и спорные вопросы не так ставятся жизнью. Можно подумать, что у нас в настоящее время господствуют контрреволюционные генералы, и мы должны возбуждать в массах критику против них. Такой критики у каждого нашего красноармейца, во всяком случае, нисколько не меньше, чем у всех тех критиков и советников, которые мешали нам, как известно, прививать солдатам, рабочим и крестьянам спасительное недоверие к классовым врагам везде и всюду; это-то недоверие у рабочих и солдат есть в достаточном количестве.

Но в силу естественной психологической реакции, наличие этого до-октябрьского недоверия к власти и ее распоряжениям у нас привело к тому, что все пытаются проводить каждый приказ, каждое распоряжение через аппарат своей критики, своего недоверия и обсуждения, – что задерживает исполнение приказа, разрушает работу и чего не должно быть в интересах самих трудящихся.

Так, например, реакция против царского централизма привела к тому, что каждая губерния, каждый уезд создает свой совет народных комиссаров, свою Калужскую, Тульскую и др. республики.[209]

Это, в основе своей, творческое, живое начало реакции против старого абсолютизма, но оно должно быть