населения чувствовала себя ущемленной в правах и обделенной в удовлетворении своих интересов и правительство сталкивалось с глухим сопротивлением своей политике со стороны все возраставшей людской массы.
На Западе сумели оценить потенциальные возможности разжигания внутреннего конфликта между евреями и российским государством. Одним из свидетельств этого явилась миссия 1846 года сэра Мозеса Монтефиоре в Россию. Он прибыл в нашу страну с рекомендательным письмом от королевы Виктории и, как отмечал Солженицын, «с задачей добиться улучшения участи еврейского населения в России». Совершив поездку по областям, населенным евреями, М. Монтефиоре представил Николаю I «обширное письмо с предложением вообще освободить евреев от ограничительного законодательства, дать «равноправие со всеми прочими подданными» (исключая, разумеется, крепостных крестьян), «а до того возможно скорее: уничтожить ограничения в праве жительства и передвижения в пределах черты оседлости», купцам и ремесленникам дозволить поездки во внутренние губернии, «разрешить услужение христиан… восстановить кагал».
Хотя для постановки этих предложений были известные основания, совершенно очевидно, что в это время во всем мире, в том числе в Западной Европе и в России, было немало других гораздо более вопиющих случаев ограничения свобод и подавления человеческих прав. Следует заметить, что требование снятия ограничений с российских евреев лицемерно выдвигала Великобритания, которая в это время насаждала бесчеловечный колониальный режим на всех континентах планеты, подавляя права многих народов мира, в том числе и в соседней Ирландии. Очевидно, что вопрос о положении евреев в России использовался не для облегчения их положения, а для политических спекуляций в ходе острой борьбы, которую вели ведущие державы за мировое господство. С середины XIX века этот вопрос прочно вошел в повестку дня международной жизни.
В 1860 году был создан Всемирный еврейский союз во главе с бывшим французским министром А. Кремье. Как замечал А.И. Солженицын, «Союз не раз обращался непосредственно к правительству России, заступаясь за русских евреев, хотя часто и невпопад… протестовал Кремье против переселения евреев на Кавказ или на Амур – а такого намерения у русского правительства не было; в 1869 – что евреев преследуют в Петербурге, – но этого не было и жаловался президенту США на предполагаемые им гонения на саму еврейскую веру со стороны российского правительства».
Эти заявления не оставались без внимания со стороны руководителей ведущих западных держав. Солженицын обратил внимание на новую миссию сэра Мозеса Монтефиоре в Россию в 1872 году, а также давление «Дизраэли да и Бисмарка на Горчакова на Берлинском конгрессе 1878. Стесненный Горчаков там оправдывался, что Россия нисколько же не против религиозной свободы и полностью ее дает, но «не следует смешивать религиозную свободу с предоставлением политических и гражданских прав».
Позиция Запада повлияла на многих евреев. Следуя «принципу Лурье», в столкновении двух сторон на международной арене евреи зачастую выбирали ту сторону, которая, хотя бы на словах, проявляла больше заботы о еврейском народе. Вмешательство Запада лишь способствовало росту среди евреев настроений, оппозиционных правительству.
Сталкиваясь с упорным сопротивлением своим мероприятиям по превращению евреев в подданных империи, положение которых было бы схожим с остальным населением страны, правительство Александра II прибегло к маневрам, направленным на разделение еврейских общин, поддерживая их наиболее богатые слои. В докладе Блудова, возглавившего новый «комитет по устройству быта евреев» («седьмой по счету», как подчеркивал А.И. Солженицын, «но никак не последний»), подчеркивалось, что суть «еврейской реформы» заключалась в том, чтобы «отделить от общей массы еврейского населения людей влиятельных по богатству и образованию». В 1859 году еврейским купцам, пробывшим в первой гильдии купечества не менее 5 лет в черте оседлости, разрешено было повсеместное жительство. В 1861 году то же право получили евреи, имевшие ученую степень, а в 1879 году оно было распространено и на других евреев с высшим образованием. В 1865 году было разрешено селиться вне черты оседлости евреям-ремесленникам. Солженицын отмечал: «В 1859 году был снят запрет 1835 года: евреям брать в аренду или в управление населенные помещичьи земли». В 1865 г. был отменен и запрет на использование евреями наймных рабочих-христиан».
При поддержке государства еврейский капитал активно устремился в банковское дело и сахарную промышленность. В последней господствовали евреи-заводчики – Зайцевы, Гальперины, Балаховские, Френкели, Эттингеры. Только заводы братьев Бродских в конце 90-х годов XIX века производили почти четверть всей рафинадной продукции России. До 70% всей сахарной торговли было в руках еврейских купцов. Как отмечалось в «БСЭ» в 70-е годы в России «утвердился еврей финансист, банкир, биржевик, сахарозаводчик».
По мере капитализации России снимались и запреты, ограничивавшие прежде деятельность евреев в винокурении. В 1865 году им было разрешено винокурение повсеместно в России. Как отмечал Солженицын, «треть всего еврейского населения «черты» к началу 80-х годов жила в деревне, по две-три семьи в каждой деревне, как остатки корчемства. В 1870 году в официальном правительственном сообщении говорилось, что «питейная торговля в Западном крае почти исключительно сосредоточилась в руках евреев и злоупотребления, встречающиеся в этих заведениях, выходят из всяких границ терпимости».
В 1861 году был отменен запрет евреям брать на откуп отдельные доходы с имений. «Теперь, – отмечал Солженицын, – евреи развили аренду и покупку земли». Как отмечалось в приводимой Солженицыным записке генерал-губернатора Юго-Западного края (1872 г.), «евреи арендуют землю не ради сельскохозяйственных занятий, а только в промышленных целях; арендованные земли они отдают крестьянам не за деньги, а за известные работы, превышающие ценность обыкновенной платы за землю, устанавливая своего рода крепостную зависимость».
Процветанию богатой части евреев способствовал общий подъем экономики страны в пореформенной стране. Однако ни процветание богатых соплеменников, ни быстрый хозяйственный рост в России после 1861 года не затронули большинства обитателей еврейских местечек, вроде Касриловки, описанной в рассказах Шолом-Алейхема. Касриловка, по словам писателя, – «город маленьких людей», который «находится в самой середине благословенной «черты»… Забитый в уголок, в самую глушь, отрешенный от всего окружающего мира, сиротливо стоит этот город, заворожен, заколдован и погружен в себя, словно никакого касательства к нему не имеет весь этот тарарам с его кутерьмой, суетой, сумятицей, кипением страстей».
Стараясь отгородиться от «страны пребывания», подобно обитателям древних иудейских торговых колоний, жители таких местечек, как Касриловка, сохраняли высокомерное и отчужденное отношение к России и ее основным народам. Судя по рассказам Шолом-Алейхема, обитатели Касриловки именовали Россию не иначе как «тётя Рейзя». Как и многие их соплеменники, они не желали смешиваться с местным населением и в духе вековых традиций отвергали саму возможность брака еврея или еврейки с гоями. Правда, Тевье-молочник готов был простить свою дочь, вышедшую за русского, и навестить молодых в Киеве, но только в том случае, если Киев станет называться так, как называли его в Касриловке, – Егупец. Они презирали окружающих за их мнимую тупость, о чем свидетельствовали анекдоты местечкового производства, включенные впоследствии в антологию «Мудрость Израиля», наряду с выдержками из Торы и Талмуда. В этих анекдотах русских высмеивали за то, что те плохо и медленно понимали еврейские анекдоты.
Уверенные в своем интеллектуальном и моральном превосходстве, обитатели Касриловки все же признавали убогость и ненадежность своего материального положения. Герои рассказов Шолома-Алейхема лишь мечтали о встречах с Бродским, Ротшильдом и другими некоронованными королями делового мира. Типичному обитателю такого местечка, мелкому дельцу из рассказа Шолом-Алейхема «Родительские радости», как и другим героям его произведений, так называемым людям воздуха, хронически не везет. Если «покупает он зерно – падают цены, торгует он скотом – начинается падеж, берется он за лес – выдается теплая зима».
Правда, как и их предки, давно осевшие в этих местечках, они зачастую довольствовались своим скромным уделом. Они были рады, что их дети могут поддержать разговор «про мудреное место в Талмуде» или «о каком-нибудь библейском изречении», и тогда они могли сказать: «Что мне Бродский? Что мне Ротшильд? Я король, клянусь честью, король!»
Однако реформа 1861 года привела в движение силы, которые покончили с привычным бытом корчмарей и дельцов из еврейских местечек, погруженных в мелкое предпринимательство, изучение Талмуда и семейные радости. В России, в которой «пребывали» обитатели тысяч Касриловок, происходил не только быстрый рост промышленного производства, городов и железных дорог, но и резко обострялись социальные противоречия в различных классах и слоях российского общества. В то время как богатая часть евреев еще более обогащалась, отмена крепостного права, как отмечал Солженицын, в целом «оказалась для российских евреев весьма невыгодной, а для многих и разорительной… социальная перемена была в том, что переставал существовать многомиллионный, бесправный и лишенный подвижности класс крестьянства, отчего падало в сравнительном уровне значение личной свободы евреев. А экономическая – в том, что освобожденный от зависимости крестьянин… стал меньше нуждаться в услугах еврея, то есть освободился от строгого запрета вести и весь сбыт своих продуктов и покупку товаров – иначе чем через назначенного посредника (в западных губерниях почти всегда еврея). И в том, что помещики, лишившись дарового крестьянского труда, теперь, чтобы не разориться, были вынуждены заняться своим хозяйством, в котором ранее видная роль принадлежала евреям, как арендаторам и посредникам в многообразных торгово-промышленных делах. Отметим, что вводившийся в те годы поземельный кредит вытеснял еврея как организатора финансовой основы помещичьего быта».
В результате в пореформенной России богатые евреи быстро богатели и успешно конкурировали с русскими купцами, материальное положение значительной части еврейской общины ухудшилось. В конце XIX века от 25 до 38% российских евреев жили за счет благотворительности наиболее состоятельной части общины.
В это время произошли события, которые затем постоянно использовались для доказательства невыносимых условий жизни евреев в России. Как отмечал С. Диманштейн в своей статье «Еврейские погромы в России», опубликованной в 24 томе «БСЭ»: «Через полтора месяца после убийства Александра II, 15 апреля 1881, возник еврейский погром в г. Елисаветграде (иногда название этого города пишут «Елизаветград». – Прим. авт.), продолжавшийся до 17 апреля… Скоро последовал ряд новых погромов. Самый сильный погром был тогда в Киеве; он продолжался с перерывами с 23 по 27 апреля. В 48 местностях Киевской губернии имущество евреев подверглось разграблению».
Перечислив погромы, происшедшие в Одессе, Николаеве, Александровске (впоследствии названном Запорожье), Переяславле, Нежине, Борисове, Ромнах, Лозовой и других населенных пунктах, С Диманштейн замечал, что «весной 1882 погромы повторились в части тех же мест, где они происходили годом раньше, а также в Балте, Летичеве, Каменеце и Могилеве-Подольском». Хотя погромы нанесли немалый материальный ущерб, человеческих жертв было немного: в ходе них погиб один человек (по другим сведениям, за Два года погромов погибли двое).
До 1881 года Российская империя не знала подобных событий, если не считать трех еврейских погромов в Одессе в 1821, 1859 и 1871 гг. Однако во всех этих случаях организаторами погромов были греческие
