быть, неприязнь Плеханова к перу «Пера» было явным проявлением антисемитизма.
Несмотря на то что по меньшей мере каждый второй в руководстве РСДРП был евреем, до появления Троцкого никто из них не жаловался на антисемитизм Плеханова. Сомнительные обвинение в адрес Плеханова и еще более сомнительные рассказы о его зависти к Троцкому имеют целью создать впечатление, что Троцким нельзя было не восхищаться, и люди, раз узревшие его, могли после этого отправляться на ближайшее кладбище и спокойно умирать, потому что более прекрасного зрелища им уже не суждено было увидеть. Если же взглянуть на Троцкого не глазами очарованных им людей, а так, как его увидел Плеханов, автор блестящих философских трудов и революционер с огромным опытом партийной работы, то оснований для особого восторга не должно было бы быть. Что мог дать новый сотрудник «Искре»? Его литературный стиль был далек от совершенства, и, кроме банальных в социал-демократической среде нападок на самодержавие и российский патриотизм, а также не менее шаблонных рассуждений о русской деревне, утопающей во мраке невежества, он вряд ли мог предложить что-либо читателям революционной печати. В отличие от Парвуса эмигрант из России не владел уникальной экономической информацией и ему надо было еще немало учиться, чтобы стать экспертом по проблемам мирового рынка.
Возможно, что Плеханову могла также претить склонность Троцкого к противопоставлению «сильной личности» «толпе» и его самомнение, проявлявшееся и в его литературном творчестве, и в личном поведении. Ведь именно эти качества российской интеллигенции осуждал он в своей работе «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», написанной в 1895 году. Было очевидно, что на Плеханова не произвели никакого впечатления сообщения об успехах выступлений Троцкого. Таким образом, несмотря на успехи на ораторском поприще, положение новой звезды на социал-демократическом небосклоне было непрочным.
Тем временем приближалось время открытия II съезда РСДРП. На нем партия собиралась принять свою программу и определить свой политический курс на ближайшее время. Подготовка к съезду сопровождалась напряженной внутренней борьбой между представителями различных направлений в партии.
Внутри РСДРП были сильны противоречия между сторонниками «Искры» (то есть теми, кто выступал за единую централизованную партию) и их противниками (прежде всего члены «Бунда», выступавшие за превращение партии в федерацию из национальных образований). Накануне съезда Ленин подготовил план его проведения. Он исходил из того, что на съезде будет около 32 сторонников «Искры», 8 антиискровцев и 11 «неопределенных». Однако ситуация усугублялась тем, что среди «искровцев» не было единства, что вскоре проявилось на II съезде РСДРП, открывшемся 17 (30) июля 1903 года в Брюсселе, а затем продолжавшемся в Лондоне.
С первых заседаний съезда Л.Д. Троцкий, представлявший Сибирский союз, развил большую активность. Он выступил с целью изменить повестку дня и поставить вопрос о «Бунде» «не как самостоятельный вопрос, а как часть организационного вопроса, а поэтому первоочередного больного вопроса». Как подчеркивал И. Дейчер, дискуссия по «Бунду» происходила «всего через несколько месяцев после большого погрома евреев в Кишиневе. Подозрительность и болезненная восприимчивость евреев усилилась, и это отразилось в поведении «Бунда».
Еврейские погромы, в ходе которых было большое число человеческих жертв (50 убитых и несколько сот раненых и увечных), произошли в Кишиневе 6 и 7 апреля 1903 года. Газеты утверждали, что телеграмма министра Плеве, перехваченная за рубежом, доказывала его своевременную осведомленность о готовившихся погромах. В ряде статей «Искра» сурово осудила погромы, возложив ответственность за них на правительство. Кишиневский погром стал памятной вехой в повествовании о судьбе евреев в России. Уже в советское время поэт Уткин свою поэму о кишиневском портном Мотэле Блохе начал с рассказа о погроме, в котором погибли родственники главного героя.
После кишиневского погрома представители «Бунда», прибывшие на съезд, считали деятельность РСДРП по защите прав еврейского населения недостаточной. Они настаивали на особом статусе «Бунда», как единственной организации, работающей среди еврейских рабочих. Руководители же «Искры» считали, что следует уже в начале съезда отвергнуть принцип федеративного построения партии, отстаиваемый «Бундом». Мартов, Троцкий и ряд других евреев – членов партии, не входивших в «Бунд», внесли резолюцию против сохранения его особого статуса в РСДРП. Эта резолюция была одобрена съездом.
Однако требования об особом положении в РСДРП ряда сторонников социал-демократической идеи не ограничились членами «Бунда». Это проявилось в ходе обсуждения первого пункта повестки дня. Все члены редакции «Искры», кроме Ленина и Плеханова, поддержали формулировку пункта, предложенную Мартовым, в соответствии с которой членом партии мог быть всякий, кто принимает ее программу и оказывает ей регулярное личное содействие под руководством одной из партийных организаций. Ленинская же редакция этой статьи предусматривала, что членом РСДРП может быть всякий, кто признает ее программу и поддерживает партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций.
Отвергая предложение Ленина, сторонники формулировки Мартова, по сути, отстаивали особое положение для тех, кто не желал реально работать в партийных организациях. Из выступления на съезде Аксельрода стало ясно, что речь шла прежде всего о представителях интеллигенции: «Возьмем, например, профессора, который считает себя социал-демократом и заявляет об этом. Если мы примем формулу Ленина, то мы выбросим за борт часть людей, хотя и не могущих быть принятыми непосредственно в организацию, но являющихся тем не менее членами партии».
Еще до начала открытой дискуссии, чтобы уладить разногласия, было решено, по словам Троцкого, собрать «совещание коренных искровцев, чтобы объясниться». В совещании принял участие и Троцкий. К этому времени разногласия между «искровцами» так обострились, что возникли трудности при выборе председательствующего на совещании. Неожиданно Л.Г. Дейч предложил избрать самого молодого участника совещания – Троцкого в качестве председательствующего на этом совещании. По словам Дейчера, этот ветеран революционной борьбы «с восхищением следил за первыми шагами» Троцкого за рубежом и «всячески старался помочь ему в продвижении вперед». Как писал Троцкий, Дейч шутливо именовал его либо «вьюнош», либо «Веньямин», имея в виду самого юного из братьев библейского Иосифа. «Предлагаю выбрать вашего Веньямина», – сказал Дейч. Видимо, в Троцком видели удобную фигуру представители обеих противоборствующих сторон (потом их называли «твердые искровцы» и «мягкие искровцы»), и благодаря инициативе Дейча Троцкий оказался во главе совещания ведущих руководителей РСДРП.
Вспоминая это совещание, Троцкий писал: «Нервы у всех были напряжены до крайности. Ленин ушел с собрания, хлопнув дверью. Это единственный случай, когда он потерял на моих глазах самообладание в острой внутрипартийной борьбе».
До начала этой дискуссии Троцкий всячески демонстрировал свое политическое сотрудничество с Лениным, за что даже заслужил от участника съезда Рязанова (Гольдендаха) прозвище – «ленинская дубинка». Неожиданно «дубинка» обрушилась и на Плеханова, и на Ленина. Троцкий, который так энергично отстаивал жесткую партийную дисциплину и предлагал «отделять от революции» организации, которые не подчиняются центральным органам партии, в ответ на речь Плеханова заявил: «Я был очень удивлен, когда т. Плеханов предлагал вотировать за формулу т. Ленина как верное средство против оппортунизма. Я не знал, что можно создавать уставные заклинания против оппортунизма. Я думаю, что оппортунизм создается более сложными причинами… Какой смысл… стеснять в правах состояния тех интеллигентных одиночек, которые стоят на почве партийной программы и в одиночку оказывают услуги партии под руководством ее организации».
Троцкий решительно поддержал Мартова. Еще не веря в столь резкое изменение в позиции Троцкого, Ленин пытался переубедить его, сначала беседуя с ним лично, потом через брата Дмитрия и других делегатов, но все было напрасно.
Вскоре Троцкий не менее решительно выступил против Ленина в вопросе о составе редакции «Искры». Учитывая, что наибольший вклад в выпущенных 45 номерах «Искры» внесли три редактора – Ленин (32 статьи), Плеханов (24 статьи) и Мартов (39 статей), а вклад остальных трех был значительно меньше (Потресов написал 8статей, Засулич– 6, а Аксельрод– 4), Ленин внес предложение оставить в редколлегии реально работающих людей (Плеханова, Ленина и Мартова). В ответ Троцкий внес предложение сохранить редакцию «Искры» в прежнем составе, хотя он ранее заявлял на собраниях делегатов перед съездом о своем одобрении реорганизации редколлегии.
Объяснения Троцким в своих воспоминаниях причин, почему он резко поменял свои взгляды, были туманны и противоречивы. Он писал: «Мой разрыв с Лениным произошел, таким образом, как бы на «моральной» и даже на личной почве. Но это была лишь видимость. По существу почва расхождений имела политический характер, который лишь прорвался наружу в организационной области».
Дейчер объяснял действия Троцкого тем, что тот решил вступиться за Аксельрода и Засулич. Он утверждал, что для Троцкого устранение этих лиц из редакции «Искры» было для него «святотатством», а позиция Ленина являлась проявлением «черствости». Однако Дейчер не точно излагал ход дискуссии по этим вопросам, не упоминая о том, что в ходе предварительных собраний Троцкий не считал это предложение «святотатственным». В угоду своей версии о благородном возмущении Троцкого Дейчер даже переставил порядок обсуждения вопросов на съезде и рассказал о дискуссии по составу редколлегии до начала обсуждения первого пункта Устава.
Волкогонов же назвал поведение Троцкого на II съезде РСДРП «парадоксальным». Он считал, что поскольку Троцкий выступал за централизованную партию с внутренней дисциплиной, он должен был поддержать Ленина в голосовании по первому пункту устава. По мнению Волкогонова, Троцкий проголосовал против своих убеждений исключительно потому, что не разобрался в сути разногласий между Лениным и Мартовым. В последующем же Троцкий осознал свою ошибку, но «инерция борьбы еще долго будет цепко держать его в оппозиции Ленину».
В этих аргументах есть доля истины. Личный момент несомненно играл немалую роль в действиях Троцкого. Ко времени съезда Троцкий был уже достаточно близок к Мартову, Засулич и Аксельроду, поддержавших его в споре с Плехановым, чтобы отказать им в поддержке. Не исключено, что характерная любовь Троцкого к красивой фразе могла заставить его пойти дальше в его оппозиции к ленинской формулировке первого пункта, чем это отвечало его собственным убеждениям о строгой дисциплине внутри партии. В то же время вряд ли можно согласиться с доводами о том, что Троцкий допустил идейно-политический просчет или что он исходил из высокоморальных соображений, протестуя против «черствости» Ленина.
Выступая за создание партии с жесткой дисциплиной и централизованной организацией, Троцкий не был склонен считать, что строгое подчинение порядку этой организации будет распространяться и на него. Он не привык к такой дисциплине. Его пребывание в «Южно-русском рабочем союзе» длилось несколько месяцев, и эта организация не считалась руководством РСДРП достаточно дисциплинированной. До своего прибытия в Лондон Троцкий не состоял в РСДРП. В Лондоне же он сразу оказался на особом положении в партии. Роль гастролирующего по Европе пропагандиста лишь усилила его привычку к независимому положению. Скорее всего, Троцкий сознательно поддержал сопротивление Мартова, Аксельрода,
