800. Почта приходит раз в две недели. Во время распутицы, весной и осенью, она не приходит вовсе».
Перед отправкой в ссылку заключенных переодели. Троцкий писал жене: «Было интересно видеть друг друга в серых брюках, сером армяке и серой шапке. Классического бубнового туза на спине, однако, нет. Нам разрешили сохранить свое белье и свою обувь». Как вспоминал позже Троцкий, последнее обстоятельство «имело для меня немалое значение, в подметке у меня был прекрасный паспорт, в высоких каблуках – золотые червонцы». Эти предметы вскоре пригодились Троцкому.
В холодные зимние месяцы 1907 года Троцкому пришлось перемещаться на санях на север. Путь был долгим. Лишь на 33-й день пути 12 февраля 1907 года караван из саней достиг Березова, куда в царствование Петра II был сослан Меншиков. Здесь была сделана остановка на пару дней. Троцкий воспользовался остановкой для того, чтобы продумать план побега. По совету доктора Фейта, одного из ссыльных, Троцкий симулировал радикулит, который, как известно, не поддается объективной проверке. Мнимого больного оставили в местной лечебнице. Как вспоминал Троцкий, режим в больнице «был совершенно свободный. Я уходил на целые часы, когда мне становилось «легче». Врач поощрял мои прогулки. Никто… побега из Березова в это время года не опасался».
В Березове проживал ссыльный революционер Рошковский. С ним Троцкий сумел договориться об организации побега. К участию был привлечен местный крестьянин по прозвищу «Козья ножка». Как признавал Троцкий, «когда его роль вскрылась, он жестоко пострадал».
«Козья ножка» нашел местного жителя из народа коми, согласившегося помочь в побеге. В санях, которые везла оленья упряжка, Троцкий проделал 700 километров за неделю по заснеженной местности. Наконец, он достиг железной дороги, сел на поезд и вскоре на одной из станций его встретила Наталья Седова. С ней он прибыл в Петербург.
В столице России Троцкий теперь был хорошо известен, и супруги переехали в Финляндию. По словам Троцкого, «гельсинфорский полицмейстер был… революционный финский националист. Он обещал предупредить меня в случае какой-нибудь опасности со стороны Петербурга».
Троцкий жил в Финляндии вместе с женой и сыном, который родился, пока его отец был в тюрьме. За это время он написал книжку «Туда и обратно» о своем пребывании в России в 1905—1907 годах. Как утверждал Троцкий, гонорар, полученный им за книгу, помог ему купить билет до Швеции в апреле 1907 года и обосноваться там. Жена с сыном временно остались в России. Еще раньше, в ноябре 1906 года, из ссылки в Енисейске сбежал Парвус. По возвращении он издал книгу под названием «В русской Бастилии во время революции». В книге утверждалось, что царский строй абсолютно неспособен к реформам и единственным выходом для России является революция под руководством социал-демократии. Главное же внимание в книге уделялось рассказам о пребывании Парвуса в тюрьмах и в ссылке. Книга быстро разошлась.
Друзья скоро встретились, и Парвус помог Троцкому стать корреспондентом германских социал-демократических газет «Форвертс» и «Нейе цайт». Видимо, Троцкий намеревался по примеру своего старшего товарища надолго обосноваться в Западной Европе. Это следовало и из названия его книги о первой русской революции. Ведь заглавие предполагало, что автор рассматривал свое пребывание на родине как поездку «туда», увенчавшуюся возвращением «обратно» на основное место пребывания.
В апреле 1907 года Троцкий приехал в Лондон незадолго до открытия там V съезда партии, который начал работу 30 апреля (13 мая) в помещении церкви Братства на Саутгейт-Роуд. Это был второй съезд партии, в котором участвовал Троцкий, и на сей раз он еще громче заявил о себе. Поскольку Троцкий в 1903 году порвал с большевиками, а в 1904 году – с меньшевиками, он не представлял ни одной партийной организации и его можно было рассматривать лишь как представителя германских социал-демократических газет. Однако Троцкий был окружен ореолом участия в Петербургском Совете. Еще свежи были в памяти его пламенные выступления на суде и рассказы о его смелом побеге из ссылки, а потому его речи выслушивались с большим вниманием. Более того, представители обеих фракций демонстрировали свое желание заполучить Троцкого в свои ряды.
Это проявилось в выступлении Ленина, который заявил на съезде: «Несколько слов о Троцком. Останавливаться на наших разногласиях с ним мне здесь некогда. Отмечу только, что Троцкий в книжке «В защиту партии» печатно выразил свою солидарность с Каутским, который писал об экономической общности интересов пролетариата и крестьянства в современной революции в России. Троцкий признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной буржуазии. Для меня достаточно этих фактов, чтобы признать приближение Троцкого к нашим взглядам. Независимо от вопроса о «непрерывной революции» здесь налицо солидарность в основных пунктах вопроса об отношении к буржуазным партиям». Явно Ленин хотел затушевать разногласия между большевиками и Троцким, потому что позиция последнего приближалась ко взглядам вождя СДПГ и в Троцком видели человека, играющего роль связующего звена с западноевропейскими социал-демократами.
Троцкий сумел добиться того, чтобы его воспринимали как представителя «особого течения». В качестве такового ему предоставили 15 минут для выступления в ходе дискуссии по вопросу об отношении к буржуазным партиям. Воспользовавшись этим, Троцкий постарался объяснить делегатам то место, которое он желал занимать в РСДРП: «Во избежание недоразумений я должен заявить, что в политических вопросах, разделяющих партию, я отнюдь не стою на какой-то специальной точке зрения «центра», как приписывают мне некоторые товарищи. Позиция центра, на мой взгляд, предполагает ясное и твердое сознание необходимости компромисса как предпосылки общеобязательной тактики. Но если я сознаю и подчеркиваю необходимость компромисса, то это не значит, что моя собственная точка зрения на данный политический вопрос составлена путем компромисса, путем выведения арифметического среднего из двух противоречивых мнений».
Роль лидера «средней арифметической», устраивающей своей безликостью обе фракции, не подходила Троцкому. «Я отказываюсь от чести заранее направлять свою мысль по этой предполагаемой равнодействующей», – объявил он. Троцкий делал заявку на более активную роль, объявив: «Я решительно претендую на право иметь по каждому вопросу свое определенное мнение… Я сохраняю за собой право со всей энергией отстаивать свой собственный взгляд».
В своей речи Троцкий кокетливо процитировал высказывание из брошюры Милюкова, где говорилось о «революционных иллюзиях троцкизма», тут же заметив: «Господин Милюков, как видите, делает мне слишком много чести, связывая с моим именем период высшего подъема революции». И все же Троцкий явно намекал на то, что он обрел достаточно солидный политический вес за последние два года, а потому имеет право предлагать партии свой путь к победе революции.
Троцкий объявил о том, что объединение партии исторически неизбежно, а когда это произойдет, то РСДРП изберет «самую пролетарскую», «самую революционную» и «самую культурную» платформу. Он не называл эту платформу «троцкистской», но так можно было его понять. Чтобы добиться принятия приемлемой ему платформы, Троцкий активно участвовал в подготовке документов съезда. Он был резок в защите своей позиции и одергивал признанных вождей партии, обвинив самого Ленина в лицемерии. (Правда, председательствующий тут же призвал Троцкого к порядку.) И все же его усилия не принесли ему ощутимых плодов. Вопреки угрозам Троцкого съезд принял большевистскую резолюцию, осудившую тактику меньшевиков в Государственной думе. Группировка, возглавлявшаяся Троцким, распалась. Если бы Троцкий не столь упивался собственным красноречием, не сбивался на личные оскорбления, то он мог бы сыграть роль конструктивного посредника между двумя фракциями. Но в любом случае Троцкий не учитывал главного: возможность для объединения партии была мала, а его шансы возглавить единую РСДРП на своей «троцкистской» платформе были ничтожно малы. Ленин же с «сожалением» констатировал внефракционность Троцкого и его выступления против большевиков.
Среди 342 делегатов съезда Троцкий не обратил внимания на представителя Тифлисской организации И.В. Ивановича, имевшего совещательный голос и упомянутого лишь в связи с внесением им в президиум съезда заявления вместе с делегатами съезда Шаумяном и Кахояном. Однако И.В. Иванович внимательно следил за Троцким и в своих статьях, опубликованных в двух номерах газеты «Бакинский пролетарий» так характеризовал его деятельность на съезде: «Так называемого центра, или болота, не было на съезде. Троцкий оказался «красивой ненужностью». Таково первое упоминание о Троцком в сочинениях Сталина, который использовал на V съезде партии псевдоним «Иванович».
Это было первым свидетельством противостояния Троцкого и Сталина, которое продлилось свыше трех десятилетий и привело Троцкого к трагическому концу. Причины для такого противостояния были глубоки и в значительной степени определялись существенными различиями как между ними, так и теми силами, которые они олицетворяли. Хотя можно было найти немало схожего в этих будущих вождях Советской страны (почти одинаковый возраст, принадлежность к национальным меньшинствам России, отличная учеба в школе, страстное увлечение чтением книг с детства, а затем тяга к самообразованию, которая компенсировала отсутствие высшего образования), Исаак Дейчер, автор биографий Троцкого и Сталина, сравнивая их социальное происхождение, писал: «Никто в юности так непосредственно не ощутил атмосферу жизни крепостного крестьянства, как Сталин-Джугашвили… Троцкий увидел бедность и эксплуатацию из окон дома недавно разбогатевшего еврейского землевладельца, сыном которого он был».
Даже те стороны жизни, которые казались схожими у Троцкого и Сталина, на деле лишь подчеркивали различия между ними. Принадлежность к национальному меньшинству для Сталина-Джугашвили означала, что он был сыном грузинского народа, историческая судьба которого существенно отличалась от еврейского народа. В своей многовековой борьбе за независимость против численно превосходящих врагов грузинский народ отстоял право на жизнь на своей земле. Культивирование глубокой эмоциональной привязанности к природе Грузии, дикой и окультивированной, ее горам и садам составляло существенную часть грузинского патриотизма, преданности земле своих предков.
В отличие от грузин, практически не покидавших родной край в начале XX века, подавляющее большинство евреев много веков назад покинуло свою родину и жило за ее пределами. Единство еврейского народа, сыном которого был Троцкий, не имело «земной опоры», а основывалось на осознании принадлежности к иудейской вере. Привязанность к родине раздваивалась под воздействием представлений о «двойном подданстве». Хотя детские воспоминания Троцкого-Бронштейна были связаны со степями Южной Украины, этнокультурная среда вынуждала его воспринимать себя гражданином невидимого всемирного государства, расположенного среди чужих народов, но живущего по особым законам, сформулированным много веков назад для «избранного народа».
Подавляющее большинство грузин в то время было крестьянами или недавними выходцами из крестьян. Сам Сталин был сыном крестьян, недавно переселившихся в город. Он был воспитанником культуры, сохранявшей верность многим традиционным ценностям народа. Хотя крестьяне отставали от горожан по уровню образованности, попадая в город, они быстро наверстывали свое отставание благодаря наличию сильных интеллектуальных и моральных качеств, характерных для традиционной общинной культуры.
Еврейская культура того времени была, прежде всего, культурой городских людей, воспринимавших крестьян как людей неполноценных в своем развитии. Даже те евреи, которые
