страну. Прекращение войны могло бы повести к созданию единого антироссийского фронта стран Запада. Такой блок мог быть создан в ходе европейской капиталистической интеграции, которая пропагандировалась под лозунгом «Соединенные Штаты Европы».
3. С точки зрения революционной идеологии для Советского правительства все империалистические державы Запада были непримиримыми врагами, власть в которых должна быть свергнута в результате восстаний пролетариата.
Все эти противоречивые факторы в разной степени, но отчетливо, проявились на протяжении первых же месяцев после Октября.
Главной целью внешней политики Советского правительства являлся поиск выхода из мировой войны. В своем декрете о мире от 26 октября (8 ноября) 1917 года съезд Советов предложил прекращение огня всем воюющим сторонам. 7 (20) ноября Троцкий обратился к послам союзных с Россией держав с официальным предложением немедленного перемирия на всех фронтах и открытия мирных переговоров.
Вместо ответа военные атташе союзных держав, игнорируя Советское правительство, 10 (23) ноября обратились непосредственно к верховному главнокомандующему российской армии Н.Н. Духонину с предупреждением о недопустимости нарушения Россией союзных договоров. Троцкий заявил протест по поводу этого вмешательства во внутренние дела страны.
Советские предложения получили благоприятный отклик лишь в Германии. Вновь назначенный германский канцлер Гертлинг 14 (27) ноября дал согласие начать мирные переговоры. В тот же день новый верховный главнокомандующий России прапорщик Н.В. Крыленко, сменивший генерала Н.Н. Духонина, растерзанного солдатами, объявил о прекращении огня на всем протяжении фронта. Троцкий вновь предложил странам Антанты присоединиться к мирным переговорам, но и это предложение осталось без ответа.
Троцкий попытался добиться для Советского правительства благоприятного положения, играя на конфронтации воюющих сторон. Однако сыграть на этой конфронтации ему не удалось. Напротив, обе воюющие стороны взяли курс на ослабление России, поощряя центробежные силы внутри нее. Это, в частности, проявилось в том, что и Центральные державы, и Антанта стали одновременно оказывать поддержку Киевской раде в ее борьбе против Советской власти.
Как подчеркивал американский историк Д. Кеннан: «Едва большевики взяли под свой контроль Петроград, как союзники возложили свои надежды на сепаратизм». 23 декабря 1917 года Клемансо, Пишон и Фош от Франции, лорд Мильнер, лорд Роберт Сесиль от Англии заключили тайную конвенцию о разделе сфер действий в России. Согласно конвенции, в английскую зону входили Кавказ и казачьи территории рек Кубани, Дона, во французскую – Бессарабия, Украина, Крым.
Почти одновременно, 18 декабря, в ставке верховного командования германской армии под председательством Вильгельма II состоялось совещание, на котором было решено добиваться присоединения Литвы и Курляндии к Германии с одновременным уходом России из Эстляндии и Лифляндии.
Объясняя задачи, стоявшие перед советской дипломатией в эти дни, Троцкий в своем выступлении в Петроградском Совете заявил: «Под народным давлением правительства Германии и Австрии уже согласились сесть на скамью подсудимых. Вы можете быть уверены в том, что прокурор в лице российской революционной мирной делегации справится с задачей и в свое время произнесет свое громкое обвинение дипломатии всех империалистов». Любитель красного словца, как обычно, сильно искажал истину: атмосфера переговоров ничуть не напоминала открытый суд революционной России над империалистическими преступниками. На мирных переговорах, открывшихся 9 (22) декабря в Брест-Литовске, не удалось даже добиться принятия советского предложения о том, чтобы заседания были публичными.
Тем не менее советская делегация стремилась использовать мирные переговоры для политической пропаганды. Предложив использовать для переговоров принципы декрета о мире, делегация России, которую возглавлял старый знакомый Троцкого по Вене А.А. Иоффе и в состав которой входил Л.Б. Каменев, настаивала на отказе от аннексий и контрибуций и признании права народов на самоопределение. Правда, сочетать два принципа («мир без аннексий» и «право на самоопределение») было нелегко и на это в свое время обратил внимание Троцкий в брошюре «Программа мира». Первый принцип требовал восстановления довоенного статуса. Второй – его изменения.
Уже на третий день брестских переговоров было объявлено, что созданный под контролем немецких оккупантов верховный орган Литвы (Тариба) провозгласил самоопределение Литовского государства. «Самоопределившись», Тариба декларировала «вечную, прочную связь Литвы с Германской империей».
Одновременно германская делегация известила о готовности Украинской Центральной рады подписать с Германией мирный договор, что означало бы распространение «самоопределения» по-германски на богатейший край бывшей Российской империи. Таким образом в первую же неделю переговоров Германия и ее союзники поставили вопрос об отторжении от России территорий от Финского до Таганрогского залива и переходе их под австро-германский протекторат. После обмена предложениями на мирной конференции 15(28) декабря в Бресте был объявлен перерыв.
Советскому правительству не приходилось рассчитывать на справедливый мир. Несмотря на то что Германии и ее союзникам было выгодно как можно быстрее добиться мира на востоке и повернуть свои войска на Западный фронт, каждый день промедления в заключении мира разжигал аппетиты правительств Центральных держав и вел к усилению их территориальных претензий.
Кроме того, потребность в захвате территорий на востоке, особенно Украины, диктовалась тяжелым положением Центральных держав, оказавшихся в блокаде Антанты. Германия голодала. Ей не хватало стратегического сырья. В Австро-Венгрии начались продовольственные беспорядки. Материальные резервы Османской империи были на исходе. Вопрос захвата богатых продовольственных и сырьевых ресурсов на востоке превращался в важнейшую проблему жизнеспособности Центральных держав.
В то же время организовать сопротивление экспансии Германии и ее союзников у России не было физической возможности. Бегство с фронта голодающих солдат приобрело катастрофический характер. Пересекая линию фронта по дороге в Брест, куда Троцкий направился в конце декабря, чтобы возглавить советскую делегацию, он увидел брошенные окопы и пустые траншеи. Для многих исход с фронта был трагичным. Разоруженные с ведома Антанты и по приказу генерала Щербачева солдаты Румынского фронта, «оставшись без оружия, без еды, вынуждены были в жестокий мороз, часто по глубокому снегу, пешком брести в Россию. Многие при этом погибли». Схожие испытания терпели и многие другие солдаты на всем протяжении фронта от Рижского залива до устья Дуная.
На почве углубившегося распада общества в стране росли антипатриотические настроения. Возникало желание установления любой власти, даже, если бы она исходила от чужого государства, лишь бы в стране был восстановлен элементарный порядок. Отмечая рост таких настроений в Петрограде, А.Н. Толстой писал: «Немало было таких, кто со злорадством ждал: пришли бы немцы. Суровые, в зелено-серых шинелях, в стальных шлемах. Ну, высекут кого-нибудь публично на площади, – российскому обывателю даже полезно, если его немного постегать за свинство. И встали бы на перекрестках доброжелательные шуцманы: «Держись права!» Военный губернатор, с золотыми жгутами на плечах, пролетел бы в автомобиле по расчищенному Невскому, и засветились бы окна в булочных, в колбасных и в пивных».
Упадок национальных сил сопротивления германской агрессии мог заставить Советское правительство обратиться к Антанте. Однако враждебность Запада к Советской России усилилась после разглашения Наркоматом иностранных дел тайных договоров Антанты и разоблачения корыстных целей войны, а также после декрета Советского правительства об аннулировании иностранных долгов, от чего особенно пострадали бывшие союзники России.
Кроме того, обращение к странам Антанты неизбежно предполагало возможность их прямого вмешательства в дела России. Уже в декабре 1917 года английская военная миссия в Мурманске стала готовить почву для интервенции на Севере, опираясь на поддержку в местном Совете. Под предлогом помощи в борьбе с германо-австрийской экспансией интервенты Антанты могли легко опрокинуть Советский строй, а Россия могла оказаться разделенной на зоны, оккупированные противоборствующими группировками. Однако отказ от сотрудничества с Западом и подписание мира с Центральным блоком также могли стать поводом для военной интервенции Антанты. 11(24) января 1918 года Ленин не исключал такой возможности: «Заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладеют Владивостоком».
Сохранение Советской власти и независимого существования России во многом зависело от постоянно ухудшавшихся внешних факторов. Руководство страны исходило из возможности продолжения германской экспансии с запада, начала американо-японской интервенции с востока, расчета на постепенную консолидацию сил в стране и надежд на революцию в Германии и Австро-Венгрии. Учитывая возможность наступления Японии и США на Дальнем Востоке, Ленин надеялся на то, что, «пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить социалистическую республику». Этой интервенции можно было бы избежать, не подписывая договора в Бресте. Но неподписание мирного договора привело бы к возобновлению германского наступления.
В январе 1918 года Ленин полагал, что в течение трех-четырех месяцев Советская власть могла бы продержаться, если бы по истечении этого срока в Германии и Австро-Венгрии вспыхнула бы революция. В противном же случае Ленин считал поражение России и крушение Советской власти неизбежными: «Если… германская революция в ближайшие месяцы не наступит, то ход событий, при продолжении войны, будет неизбежно такой, что сильнейшие поражения заставят Россию заключить еще более невыгодный сепаратный мир, причем мир этот будет заключен не социалистическим правительством, а каким-либо другим (например, блоком буржуазной Рады с Черновцами (т. е. правыми эсерами, сторонниками Чернова. – Прим. авт.) или что-либо подобное). Ибо крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же поражений – вероятно, даже не через месяцы, а через недели – свергнет социалистическое рабочее правительство… Такая тактика была бы авантюрой. Так рисковать мы не имеем права».
Задача любого правительства, ответственно относящегося к судьбам России, сводилась к тому, чтобы свести к минимуму потери от неизбежного наступления интервентов и достичь максимума в восстановлении военно-экономического потенциала и патриотического духа в стране. Этим целям противоречила платформа сторонников «революционной войны».
Впоследствии, оформившись во фракцию «левых коммунистов» во главе с Н.И. Бухариным, сторонники «революционной войны» исходили из неизбежности германо-японской оккупации и постепенного подъема партизанского движения по мере роста всенародного возмущения интервентами. Российская партизанская война могла бы способствовать истощению сил в лагере империализма и провоцированию там революционного взрыва, но ценой бесчисленных жертв и невероятного опустошения России.
На «партийном совещании» 8(21) января 1918 года, организованном ЦК, Троцкий стоял перед выбором: революционная война или мир на австро-германских условиях. Он ясно осознавал невозможность «революционной войны». Присоединение к «левым» означало бы принятие на себя ответственности за неизбежное поражение, самое грандиозное в истории России.
Троцкий прекрасно понимал, что единственным реальным выходом для России был мирный договор. Однако он мог догадываться, что многие политические партии, которые не видели иного выхода России из войны, постараются после подписания мира свалить на Советское правительство ответственность за кабальные условия договора и, обвинив его руководителей в пособничестве Германии, свергнуть его. Троцкий не мог не учитывать и того, что его фамилия вошла бы в историю в качестве части названия неравноправного соглашения, подобно договору Брайана – Чаморро 1914 года, навязанного США Никарагуа, или кабальному договору Хея – Бюно-Варилья 1903 года о Панамском канале. Соавтор договора Кюльмана – Троцкого терял какие-либо шансы на лидерство в стране или в мировой революции.
Верный своему стремлению искать политически выгодную позицию, Троцкий провозгласил лозунг:
