г., Госиздатом).
Версты II (1916–1921, не изданы, часть стихов появилась в «Психее»).
«Лебединый стан» (1917–1922, не издано).
Ремесло (1921–1922, издано в 1923 г., в Берлине Геликоном).
ПОЭМЫ:
Метель (1918 г., напечатана в парижском «Звене»);
Приключение (1919 г., напечатана в «Воле России»);
Фортуна (1919 г., напечатана в «Современных Записках»);
Феникс (Конец Казановы) — 1919 г., напечатано в «Воле России». От книжки под тем же именем, обманом вырванной и безграмотно напечатанной в 1922 г. в Москве какими-то жуликами, во всеуслышанье отрекаюсь.
Царь-Девица (1920 г., издана в России Госиздатом, за границей «Эпохой»);
На Красном Коне (1921 г., напечатана в сборниках Психея и Разлука);
Переулочки (1921 г., напечатана в Ремесле).
ПОЭМЫ:
Молодец (1922 г., издано в 1924 г. парижским «Пламенем»);
Поэма Горы (1924 г., появляется ныне в № 1 парижского журнала «Версты»);
Поэма Конца (1924 г., напечатана в парижском альманахе «Ковчег»);
Тезей (1924 г., не напечатано);
Крысолов (1925 г., напечатано в «Воле России»);
Подруга семиструнная (стихи 1922 г. — по 1926 г., не изданы).
Световой ливень (о Б. Пастернаке, 1922 г. «Эпопея»);
Кедр (о «Родине» Волконского, 1922 г., напечатан в пражском альманахе «Записки наблюдателя»),
Вольный проезд (1923 г., напечатан в «Современных Записках»).
Мои службы (1924 г., напечатаны в «Современных Записках»),
Поэт о критике (1926 г., напечатано в № 2 «Благонамеренного»).
Проза поэта (мой ответ О. Мандельштаму, 1926 г., имеет появиться в «Современных Записках»).
__________
Любимые вещи в мире: музыка, природа, стихи, одиночество.
Полное равнодушие к общественности, театру, пластическим искусствам, зрительности. Чувство собственности ограничивается детьми и тетрадями.
Был бы щит, начертала бы: «Ne daigne».[5]
Жизнь — вокзал, скоро уеду, куда — не скажу.
1926
Марина Цветаева
ОТВЕТЫ НА АНКЕТЫ ГАЗЕТЫ «ВОЗРОЖДЕНИЕ»
1. Искусство в 1925 году. Какие достижения искусства, в наиболее близкой Вам области, за 1925 год представляются Вам наиболее значительными?
Самым выдающимся явлением русской литературы за 1925 год считаю прозу Бориса Пастернака (Борис Пастернак. — Рассказы. — издательство «Круг»).
2. Пожелания русских писателей на Новый Год.
Для России — Бонапарта. Для себя — издателей.
3. Какие произведения закончены Вами в истекшем 1925 году?
Поэма «Крысолов», Герой труда (памяти Валерия Брюсова) — проза. Целый ряд отдельных стихотворений.
4. Какие Ваши произведения остались незаконченными на 1926 год и над чем предполагаете работать в предстоящем году?
«Faire sans dire».[6]
5. Какие Ваши произведения были напечатаны и где?
«Воля России» — «Крысолов», «Герой труда», «Мои службы»;
«Дни» — «О Германии»; «Своими путями» — К юбилею Бальмонта. Стихи в «Современных Записках», «Днях», «Последних новостях» и «Своими путями». В «Ковчеге» — «Поэма Конца». В Рождественских номерах «Дней» и «Последних новостей» проза «О любви» и «Из дневника».
6. Какие из Ваших произведений были переведены на иностранные языки и какие?
Несколько стихотворений на чешский.
7. Какие произведения русской зарубежной беллетристики, появившиеся в 1925 году. по Вашему мнению, являются наиболее ценными?
Вся творческая работа Ремизова. Из молодых — рассказ «Тиф» Сергея Эфрона и, его же, «Октябрь» (глава из «Записок добровольца» в III книге «Архива русской революции»).
1926
ОТВЕТ НА АНКЕТУ ГАЗЕТЫ «ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ»
1926 год (анкета среди писателей, ученых и политических деятелей)
Мои пожелания на 1926 год.
Себе — отдельной комнаты и письменного стола.
России — того, что она хочет.
Марина Цветаева
Париж, 30-го декабря 1925 г.
ОТВЕТЫ НА АНКЕТЫ «НОВОЙ ГАЗЕТЫ»
1. Ваше первое литературное выступление?
Первую свою книгу стихов «Вечерний альбом» я выпустила в 1911 г., в Москве, в VII классе гимназии. Издала сама.
2. Самое значительное произведение русской литературы последнего пятилетия?
Лучшей книгой за последние пять лет считаю «Охранную грамоту» Бориса Пастернака (проза), отрывки из которой печатались в советском журнале «Звезда». 1931
ОТВЕТ НА АНКЕТУ ЖУРНАЛА «ЧИСЛА»
Что вы думаете о своем творчестве?
Разбросанным в пыли по магазинам,
Где их никто не брал и не берет —
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Марина Цветаева
Москва 1913—Париж 1931
В ГОСТЯХ У М. И. ЦВЕТАЕВОЙ
«Если бы тема была — „как живет и работает“, — я бы пригласила вас к себе, именно для того, чтобы вы увидели, что работать в моей обстановке (глагол: обстать) в достаточной мере невозможно. А так — предпочитаю встречу на воле».
«Воля» — один из парижских вокзалов, где я поджидаю Марину Ивановну, живущую за городом. Она не одна. В ее руку вцепился сын. Из-под синего берета торчат светлые кудельки — в скобку, как у русского парня.
— Я люблю рисовать, — заявляет он в виде приветствия. — Смотрите, русский автомобиль.
Мы пересекаем площадь и располагаемся в кафе. Марина Ивановна закуривает и говорит:
— Право же, я не могу высказываться о западной литературе. Она — не моя, и эмигрантская не моя, и советская не моя, сама литература — не моя. Не хочу говорить о том, чего до конца не знаю. Я же не специалист — читаю, что люблю. А что я знаю, я одна знаю — мои вещи…
— Вот о них и расскажите. Закончена ли ваша крымская поэма? Я ее слышала в отрывках на вашем вечере.
— С «Перекопом» у меня сложная история. Закончила — но и не закончила.
— Как же так?
Марина Ивановна не смеется, но лицо у нее такое, как если бы за ним скрылся смех.
— Поэма о стодневном перекопском сидении. Жизнь вала, работы по укреплению, аэропланный налет, приезд Врангеля и, наконец, — знаменитый прорыв, когда ночью служили молебен и «потушить огни» — двинулись. Прорвались и вышли — на Русь… Перетопили латышей. На этом я и кончила, но мне хотелось дать и последний Перекоп, последних два, три дня, конец всего. Тут-то и начинается. Не могу найти очевидца. Предлагают мне побеседовать со штабным генералом. Но мне ведь не генерал нужен, а рядовой офицер — мелочи важны, какая погода была, какие слова говорились. Наконец, отыскали мне какого-то дроздовца — теперь работает на заводе. Пишу ему. Получаю ответ — в таком смысле: по субботам мы пьем, в иные же дни некогда. А так как при вас пить неловко, то, значит, потеряем мы свой единственный день отдыха… Так ничего и не вышло. «Документ» сохранила.
Наступает поистине «минута молчания».
— Правда ли, — вспоминаю я, — что вы пишете поэму по-французски?
— Да. Знаете «Мтлодца»? Я попробовала перевести, а потом решила — зачем же мне самой себе мешать, — кроме того, многого французы не поймут, что нам ясно. Вышло, что вокруг того же стержня заново написала. У них, например, нет слова «вьюга» — пришлось говорить о снеге, чтобы подготовить, — а когда я, наконец, произношу «rafale» — ясно, что это не ветер, а метель… Я и сама никогда не думала, что возьмусь за такую работу. Вышло это почти случайно: Наталья Гончарова, знавшая вещь по-русски, сделала иллюстрации и пожалела, что нет французского текста. Я и начала — ради иллюстраций, а потом сама вовлеклась.
— Как же вы, с вашей-то разбойничьей манерой, изломали благовоспитанный и такой установившийся французский стих?
Марина Ивановна дергает плечом. В ней есть нечто мальчишеское.
— Не знаю. Вот вам одно из основных правил французского стихотворения, в каждой грамматике найдете: нельзя, чтобы встречались две гласные, так, например, нельзя написать fu es. Скажите на милость, почему «tuer» можно, a tu es — слово, которым Бог человека утвердил: ты ecи, сказать нельзя? Я с этим не считаюсь. Пишу, как слышу.
— Вы стихи проверяете на слух?
— Как же иначе? Когда-то их пели. Когда нравится строка, непременно ее произносишь вслух. И если даже про себя читаешь стихи, так внутренне их все-таки выговариваешь, внутри рта.
Мальчик сидит очень тихо. Пользуясь паузой, он вздыхает: «Хорошо — машины, и чтобы на них ездить»…
Но я безжалостна.
— А что вы еще пишете или хотите писать по-русски?
— О царской семье. Беру именно семью, а фон — стихия. Громадная работа. Все нужно знать, что написано. А написать нужно — раз навсегда, либо вовсе не браться. В России есть люди, которые справились бы с такой темой, — но тема не их, они ее любить не могут: если бы любили, там бы не жили. Так что я чувствую это на себе, как долг.
— Голубчик, мне ужасно хочется вам задать один нескромный вопрос… Как вы работаете? Ну, материал, труд и так далее. Но внутри самой работы?
Марина Ивановна опять — без улыбки — улыбается.
— На всякий нескромный вопрос можно ответить скромно… Лучше всего, посмотрели бы черновики. Много вариантов — из них выбираю — на слух. Я не лингвист, мне некогда было изучать; полагаюсь на врожденное чувство языка… Но если мне на две тысячи строк (как в Федре) не хватает одного слова — считаю, что вещь не закончена, как бы меня ни уверяли, что больше тут ничего не нужно. Хочу, чтобы вещь стояла, и пишу до тех пор, пока до конца, по чести не скажу себе, что сделала все, что могла… Остальное — развлечение. А развлечения — ненавижу.
— А я люблю развлечения, — вставляет Мур, начинающий ерзать.
— У нас с тобой разные страсти.
— У меня нет страстей, мама, — отвечает он, явно принимая «страсти» за какую-то вещь — которой у него нет.
— Я действительно не выношу развлечений, — говорит Марина Изановна, пряча папиросы в сумочку, — Такая на меня бешеная скука нападает. Думаю: сколько бы дома-то можно сделать — и написать, и стирать, и штопать. Не то, что я такая хорошая хозяйка, а просто у меня руки рабочие. Увлечься, вовлечься — да. «Развлечься» — нет.
— Мама, — деликатно напоминает мальчик, — когда мы пойдем на улицу, я вот так заверну рукава.
Однако, когда мы выходим, он так торопится, что забывает про все, и уже на улице приходится останавливаться и подтягивать закатившиеся рукава его вязаной курточки.
1931
Н. Городецкая
Марина Ивановна Цветаева
Родилась 26 сентября 1892 г., в Москве. Отец — Иван Владимирович Цветаев — профессор Московского университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея изобразительных искусств), выдающийся филолог. Мать — Мария Александровна Мейн — страстная музыкантша, страстно любит стихи и сама их пишет. Страсть к стихам — от матери, страсть к работе и к природе — от обоих родителей.
Первые языки: немецкий и русский, к семи годам — французский. Материнское чтение вслух и музыка. Ундина, Рустем и Зораб, Царевна в зелени — из самостоятельно прочитанного. Нелло и Патраш. Любимое занятие с четырех лет — чтение, с пяти лет — писание. Все, что любила, — любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду скажу, что все, что мне суждено было узнать, — узнала до семи лет, а все последующие сорок — осознавала.
Мать — сама лирическая стихия. Я у своей матери старшая дочь, но любимая — не я. Мною она гордится, вторую
