звенят – боюсь автомобиля…
Аля говорит: – «Марина! Мне кажется, что все небо кружится. Я боюсь звезд!»
* * *
Из письма:
…Я написала Ваше имя и долго молчала. Лучше всего было бы закрыть глаза, и просто думать о Вас, но – я трезва! – Вы этого не узнаете, а я хочу, чтобы Вы знали. – (Знаю, что Вы все знаете)!
Сегодня днем – легкий, легкий снег – подходя к своему дому, я остановилась и подняла голову. И подняв голову, ясно поняла, что подымаю ее навстречу Вашей чуть опущенной голове.
Мы еще будем стоять так, у моего подъезда, – нечаянно – в первый – в тысячу первый раз.
– Думайте обо мне что хотите (мое веселое отчаянье!). Но прошу Вас! – не валите всего этого на «безумное время».
Милый друг! Вчера вечером и в первый раз в жизни полюбила лифт. (Всегда панически и простонародно боялась, что застряну навек)!
Я подымалась – одна в пустой коробке – на каком-то этаже играла музыка, и все провалы лифта были наводнены ею. И я подумала:
Движущийся пол и музыка. Вся я. – И, задыхаясь от восторга, подумала: Музыка коварными когтями разворачивает грудь.
А через час я встретилась с Вами.
– Я знаю, что я вам необходима, иначе не были бы мне необходимы – Вы.
* * *
Аля:
Соленые волны моря
Хлынули мне в лицо.
Я царь всему этому брегу.
Уносит меня луна.
* * *
Алино письмо С<ереже>
(27-го ноября 1918 г.)
Милый папа! Я так медленно пишу, что прошу дописать Марину. Мне приятно писать Вам. Часто я Вас ищу глазами по комнате, ища Ваше живое лицо, но мне попадаются только Ваши карточки, но и они иногда оживляются, п<отому> ч<то> я так внимательно смотрю. Мне все кажется: из темного угла, где шарманка, выйдете Вы с Вашим приятным, тонким лицом. Меня слушает всякий шум: кран, автомобиль, человеческий голос. Мне все кажется – все выпрямляется, когда я смотрю. Милый папа, я Вас буду бесконечно долго вспоминать. Целая бездна памяти надо мной. Я очень люблю слово «бездна», мне кажется, есть люди, которые живут над бездной и не погибают в буре.
– Я в маминой комнате хожу в осеннем желтом пальто. Ваша жизнь, мой прекрасный папа, черная бездна небесная, с огромными звездами. Над Вашей головой – звезда Правды. Я кланяюсь Вам до самой низкой земли.
– Милый папа, раз мы вечером гуляли, я посмотрела на небо, все небо кружилось. Я очень испугалась и сказала это маме. Мама сказала, что небо действительно кружится. Мне стало еще страшнее. На улице никого и ничего не было, кроме нас. Только тусклые фонари. И мама мне сказала, что нужно, чтобы не бояться звезд – сделать их своими друзьями. И мы спокойно пошли дальше. И теперь я уже без страха. И, опираясь на мамину руку, я буду жить. Целую Вас от всей моей души и груди.
Аля.
* * *
Декабрь. В слове «боты» есть какая-то неизъяснимая (вполне изъяснимая) вульгарность.
* * *
– «Кому живется, а кому и ежится!» (Баба, рассыпавшая на улице чечевицу, за которой стояла 2 часа на морозе в очереди).
* * *
Аля: Марина! Я бы хотела построить дом для поэтов – чтобы камины пылали, кофе кипел, а они бы ничего не делали, – только писали стихи.
* * *
«Мне снился праздничный сон – многолюдный. Большая мужская толпа и мои глаза».
1919 год
Январь: Трагическое во мне в последнюю минуту искуплено легкомыслием.
* * *
Есть женщины, у которых, по чести, не было ни друзей, ни любовников: друзья слишком скоро становятся любовниками, любовники – друзьями.
* * *
Нет маленьких событий. Есть маленькие люди.
* * *
Вся тайна в том, чтобы события сегодняшнего дня рассказать так, как будто бы они были 100 лет назад, а то, что совершилось 100 лет назад, – как сегодня.
* * *
Любовь разложима, но не делима.
* * *
Любовь – параллельная линия к нашей с Вами прямой, проведенная на миллиметр расстояния.
* * *
Аристократизм: враг избытка. Всегда немного меньше, чем нужно.
Вечно Вы любовнику.
* * *
Клянусь Богом, что Вы меня ни капельки не любите, клянусь Богом, что я от этого люблю Вас гораздо меньше и любуюсь Вами гораздо больше, а так как это и Вам и мне дороже, чем любовь, продолжайте не любить меня – на здоровье!
Все, что у меня осталось свободы с Вами – это мой смех.
* * *
Вы меня не любите, а я Вам не доверяю. (Любовь).
* * *
Февраль: Никогда не уступаю желанию, всегда – причуде. От сильных своих желаний мне как-то оскорбительно, от причуды – весело. В желании я – раб, в причуде – царь.
* * *
Аля: «Мне кажется, я выйду замуж, шутя».
* * *
Рассказываю Бальмонту о потере голоса. «Вы знаете, меня должно быть Бог наказал за то, что я слишком много говорила. Целых две недели я ничего не могла говорить, кроме «и». Ни «а», ни «о» – только «и». И тогда я поняла, что это, наверное, какой-нибудь Иван, которого у меня еще никогда не было».
Бальмонт, молниеносно: – «Конечно: Иван-Царевич!»
* * *
В двух словах об этом нашем с Алей визите к Бальмонту. В маленькой тесной кухне Бальмонт – «как царь под пледом» (выражение Нади), Анна Николаевна, Т<атьяна> Алексеевна, Мирра, Аля, я. У плиты – обезумев от жары и от того, что все сразу вскипело (знакомая трагедия!), Елена. В доме, очевидно, до сегодняшнего дня ничего не было, а теперь вдруг все стало: пекут блины, варят картошку, варят кашу, варят суп из телятины. И угощают, угощают, угощают. Бальмонт ест восторженно, Аля – истово. Мирра – причудливо. Я, случайно совершенно сытая, присутствую у стола в шубе, пью только кофе, любуясь классицизмом всей этой сцены.
Бальмонт восклицает: «Ах, я бы с таким удовольствием съел всю эту телятину один! И никому бы не дал».
И смеется, п<отому> ч<то>, как я, понимает классицизм, для Москвы 1919 года, этого возгласа.
– «Нюшенька, вы наслаждаетесь?»
– «Я знала, что вы меня спросите!»
Мирра влюбленно заботится об Але, кормит ее со своей тарелки, все наперерыв уговаривают меня есть. А я, счастливая тем, что так чистосердечно ничего не хочу, что все нас тут так любят, что всем нам сейчас так хорошо, а завтра будет так плохо – курю папиросу за папиросой, не зная, что это – дым ли я выделяю или вдохновение.
* * *
Буржуазии для очистки снега запретили пользоваться лошадиными силами. Тогда буржуазия, недолго думая, наняла себе верблюда.
И верблюд возил. И солдаты сочувственно смеялись: «Молодцы! Ловко обошли декрет!»
(Собств<енными> глазами видела на Арбате).
* * *
Аля – Канун Весны – о 3<авад>ском: «Марина! У меня часто впечатление, что он не ушел, а исчез».
* * *
– «Марина! Вы сон – который снится всем».
– «Марина! Я видела сон весь из линеек и славянских букв, – целая наша кухня – огромные листы. Но нигде не было написано: Марина, мама, а везде: Женщина, Женщина».
* * *
– «Марина! Есть вещи, которые кажутся очень, очень трудными. А найти такие слова – и совсем просто».
* * *
– «В каждом человеке эта нитка тоски»…
* * *
9-го марта 1919 г.
Я: – «Аля! Что делают старухи в богадельне?» – Аля, не задумываясь: «Прядут Судьбу».
* * *
Вчера, возвращаясь домой по Арбату, было так черно, что мне казалось: я иду по звездам.
* * *
Я – бродячая собака. Я в каждую секунду своей жизни готова идти за каждым.
* * *
Аля, 12-го марта 1919 г.
– «Марина! Может быть небо все из голубых глаз?»
* * *
– «И снится мне, будто весь пол в моей комнате – совсем круглый, выпуклый. Я точно предчувствовала, что придет ко мне кто-то Великий. Я привела свою комнату в довольно хороший вид, и в эту минуту послышался стук в дверь, и дверь сама открылась. Вошел Спаситель. Я молчала. Он сел на стул и грустно смотрел на меня. Я стояла и не хотела садиться и закрыла лицо руками. Моя комната, как только взошел Спаситель, наполнилась коралловыми крестами, перламутровыми мечами и распятиями. – Сон не прерывается, но я вижу, как Христа ведут на распятие в Терновом венце. (В «Терновом Венце» с большой буквы). Тогда я пошла в свою комнату и достала коралловый крест и перламутровый меч. Я пошла за ним. Он исчез. Но враги Его еще шли, ища его. И я перед собой в окне увидела реку».
* * *
Иду за Алиным обедом. Мороз. Руки без варежек. В левой руке муфта, прижатая к груди. Мне необычайно приятно нести ее так. Узнай этот жест, он у меня в руке. – Ах! Так в XVIII веке держали, входя в гостиную, треуголку.
* * *
14-го марта 1919 г.
Опыт этой зимы: я никому на свете, кроме Али и Сережи (если он жив), не нужна.
В каком году я жила!
Я прекрасно представляю себе, что в один прекрасный день совсем перестану писать стихи. Причин множество:
1) У меня сейчас в них (в писании их) – срочной необходимости (Imperativ’a) <нет>. Могу написать и не написать, следовательно не пишу.
2) Стихи, как всякое творчество-самоутверждение. Самоутверждение – счастье. Я сейчас бесконечно далека от самоутверждения.
3) Сейчас все летит, и мои тетрадки так бесконечно легко могут полететь. Зачем записывать?
4) Я потеряла руль. Одна волна смывает другую. Пример: стихи об ангелах: «Ангелы слепы и глухи». Что дальше? – Всё!
Хаос. Один образ вытесняет другой, случайность рифмы заводит меня на 1000 верст от того, что я хотела раньше, – уже другие стихи о ними та же история, – уже третьи – и в итоге – чистый лист и мои закрытые – от всего! – глаза.
* * *
5) Что хочу сказать? – Мир. – Мир сам себя скажет.
* * *
Могу писать только по команде. Пример: единственные – за последние 3 месяца – настоящие стихи: Стаховичу.
Спасти меня сейчас может только новая любовь, со всем пафосом самоуничтожения в другом. Но это должен быть человек, к<оторы>й сможет вместить меня, т. е. бездна.
* * *
Я, конечно, кончу самоубийством, ибо вое мое желание любви – желание смерти. Это гораздо сложнее, чем «хочу» и «не хочу».
И может быть я умру не оттого, что здесь плохо, а оттого, что «там хорошо».
* * *
Есть во мне что-то, что вопреки всем моим уверениям, всему моему явному уничтожению в другом и вразрез со всем беспримерным людским тщеславием, заставляет говорить всех, кого я любила:
– «Вы не меня любите. Вы любите что-то другое».
* *
