– вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что́ тебе я сделала?!»
Вода, – в крови, в слезах умылася!
Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
«Мой милый, что́ тебе я сделала?»
Вчера еще – в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, —
Жизнь выпала – копейкой ржавою!
Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
«Мой милый, что́ тебе я сделала?»
Спрошу я стул, спрошу кровать:
«За что, за что терплю и бедствую?»
«Отцеловал – колесовать:
Другую целовать», – ответствуют.
Жить приучил в само́м огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал – мне.
Мой милый, что́ тебе – я сделала?
Всё ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.
В срок яблоко спадает спелое…
– За всё, за всё меня прости,
Мой милый, что́ тебе я сделала!
14 июня 1920
«Проста моя осанка…»
Проста моя осанка,
Ведь я островитянка
С далеких островов!
Живу – никто не нужен!
Взошел – ночей не сплю.
Жилье свое спалю!
Взглянул – так и знакомый,
Взошел – так и живи!
Просты наши законы:
Написаны в крови.
Луну заманим с неба
Ну, а ушел – как не! был,
И я – как не была.
Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Август 1920
Было дружбой, стало службой,
Подыхает наша дружба:
Я тебе не дар, а долг!
Заедай верстою вёрсту,
Отсылай версту к версте!
Перегладила по шерстке, —
Стосковался по тоске!
Не взвожу тебя в злодеи, —
Ненасытностью своею
Перекармливаю всех!
Чем на вас с кремнем-огнивом
В лес ходить – как бог судил, —
К одному бабьё ревниво:
Чтобы лап не остудил.
Удержать – перстом не двину:
Уноси свои седины,
Прощевай, седая шкура!
И во сне не вспомяну!
Новая найдется дура —
Верить в волчью седину.
Октябрь 1920
«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь – прельщусь – смущусь —
рванусь.
О милая! – Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.
И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб на́ сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.
Нет, выпростаю руки, – стан упругий
Единым взмахом из твоих пелён
Смерть – выбью! Верст на тысячу в округе
Растоплены снега – и лес спален.
И если всё ж – плеча, крыла, колена
Сжав – на погост дала себя увезть, —
То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,
Стихом восстать – иль розаном расцвесть!
Около 28 ноября 1920
«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»
Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух – не решить
по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел
потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба
дочь!
С полным передником роз! – Ни ростка
не наруша!
Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,
В щедрое небо рванусь за последним приветом.
Про!резь зари – и ответной улыбки проре́з…
– Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
Декабрь 1920
Из цикла «Ученик»
Сказать – задумалась о чём?
В дождь – под одним плащом,
В ночь – под одним плащом, потом
В гроб – под одним плащом.
1
Быть мальчиком твоим светлоголовым, —
О, через все века! —
За пыльным пурпуром твоим брести в суровом
Плаще ученика.
Улавливать сквозь всю людскую гущу
Душой, дыханием твоим живущей,
Как дуновеньем – плащ.
Победоноснее царя Давида
Чернь раздвигать плечом.
От всех обид, от всей земной обиды
Служить тебе плащом.
Тем, кто во сне – не спит.
При первом чернью занесенном камне
Уже не плащ – а щит!
(О, этот стих не самовольно прерван!
Нож чересчур остёр!)
…И – дерзновенно улыбнувшись – первым
15 апреля 1921
Из цикла «Марина»
1
Быть голубкой его орлиной!
Больше матери быть, – Мариной!
Вестовым – часовым – гонцом —
Знаменосцем – льстецом придворным!
Серафимом и псом дозорным
Охранять непокойный сон.
Сальных карт захватив колоду, —
Ногу в стремя! – сквозь огнь и воду!
Где верхом – где ползком – где вплавь!
Тростником – ивняком – болотом,
А где конь не берет – там лётом,
Все ветра полонивши в плащ!
Черным вихрем летя беззвучным,
Не подругою быть – сподручным!
Не единою быть – вторым!
Близнецом – двойником – крестовым
Стройным братом, огнем костровым,
Ятаганом его кривым.
Гул кремлевских гостей незваных
Если имя твое – Басманов,
Отстранись. – Уступи любви!
– Руки настежь! – Чтоб в день свой
судный
Не в басмановской встал крови.
11 мая 1921
2
Трем Самозванцам жена,
Мнишка надменного дочь,
Ты – гордецу своему
Не родившая сына…
В простоволосости сна
В гулкий оконный пролет
Ты – гордецу своему
Не махнувшая следом…
На роковой площади
От оплеух и плевков
Ты – гордеца своего
Не покрывшая телом…
В маске дурацкой лежал,
С дудкой кровавой во рту…
Ты – гордецу своему
Не отершая пота…
– Своекорыстная кровь!
Проклята, треклята будь,
Ты – Лжедимитрию смогшая быть
Лжемариной!
11 мая 1921
«О всеми ветрами…»
О всеми ветрами
Колеблемый лотос!
Георгия – робость,
Георгия – кротость…
Очей непомерных
– Широких и влажных —
Суровая – детская – смертная важность.
Так смертная мука
Глядит из тряпья.
И вся непомерная
Тяжесть копья.
Не тот – высочайший,
С усмешкою гордой:
Кротчайший Георгий,
Тишайший Георгий,
Горчайший – свеча моих бдений – Георгий,
Кротчайший – с глазами оленя – Георгий!
(Трепещущей своре
Простивший олень.)
– Которому пробил
Георгиев день.
О лотос мой!
Лебедь мой!
Ты – все мои бденья
И все сновиденья!
Пасхальный тропарь мой!
Ты больше, чем Царь мой,
И больше, чем сын мой!
Лазурное око мое —
В вышину!
Ты, блудную снова
Вознесший жену.
– Так слушай же!..
14 июля 1921
«Гордость и робость – ро́дные сестры…»
Гордость и робость – ро́дные сестры,
Над колыбелью, дружные, встали.
«Лоб запрокинув!» – гордость велела.
«Очи потупив!»– робость шепнула.
Так прохожу я – очи потупив —
Лоб запрокинув – Гордость и Робость.
20 сентября 1921
1
Молодость моя! Моя чужая
Молодость! Мой сапожок непарный!
Воспаленные глаза сужая,
Так листок срывают календарный.
Ничего из всей твоей добычи
Не взяла задумчивая Муза.
Молодость моя! Назад не кличу.
Ты была мне ношей и обузой.
Ты́ в ночи начесывала гребнем,
Ты́ в ночи оттачивала стрелы.
Щедростью твоей давясь, как щебнем,
За чужие я грехи терпела.
Скипетр тебе вернув до сроку —
Что́ уже душе до яств и брашна? —
Молодость! Мой лоскуток кумашный!
18 ноября 1921
2
Скоро уж из ласточек – в колдуньи!
Молодость! Простимся накануне.
Постоим с тобою на ветру.
Смуглая моя! Утешь сестру!
Полыхни малиновою юбкой,
Смуглая! Раззор моей души!
Молодость моя! Утешь, спляши!
Полосни лазоревою шалью,
Шалая моя! Пошалевали
Досыта с тобой! Спляши, ошпарь!
Золотце мое – прощай, янтарь!
Неспроста руки твоей касаюсь,
Как с любовником, с тобой прощаюсь.
Вырванная из грудных глубин —
Молодость моя! – Иди к другим!
20 ноября 1921
«А сугробы подаются…»
И. Эренбургу
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Прощай, вьюг-твоих-приютство,
Воркотов – приятство.
Веретен ворчливых царство,
Волков белых – рьянство.
Сугроб теремной, боярский,
Столбовой, дворянский,
Белокаменный, приютский
Для сестры, для братца…
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Ax, в раззор, в раздор, в разводство
Широки – воротцы!
Прощай, снег, зимы сиротской
Даровая роскошь!
Прощай, след незнам, непытан,
Орлов белых свита,
Прощай, грех, снежком покрытый,
По снегам размытый.
Горбуны-горбы-верблюдцы —
Прощай, домочадцы!
А сугробы подаются,
Скоро расставаться.
Голытьбе с любовью долог
День весенний, звонный.
Голова приклонна!
Цельный день грызет, докучня,
Леденцовы зерна.
Дребезга, дрызга, разлучня,
Бойня, живодерня.
День – с ремень, ноченька куца:
А сугробы подаются,
Скоро расставаться…
В две руки беру – за обе:
Ну– не оторвуся?
В две руки из ям-колдобин —
Дорогие бусы.
Расколдован, разморожен
Путь, ручьям запродан.
Друг! Ушли мои ворожбы
По крутым сугробам…
Не гляди, что слезы льются:
Раз сугробы подаются —
Пора расставаться!
12 марта 1922
«Знакомец! Отколева в наши страны?..»
Знакомец! Отколева в наши страны?
Которого ветра клясть?
Знакомец! С тобою в любовь не встану:
Твоя вороная масть.
Покамест костру вороному – пы́хать,
– Знакомец! Твоя дорогая прихоть,
А мой дорогой отказ.
18 марта 1922
Москва
«Лютая юдоль…»
Лютая юдоль,
Дольняя любовь.
Губы: смоль и кровь.
Левогрудый гром
Лбом подслушан был.
Так – о камень лбом —
Кто тебя любил?
Бог с замыслами! Бог с вымыслами!
Вот: жаворонком, вот: жимолостью,
Вот: пригоршнями – вся выплеснута,
С моими дикостями – и тихостями,
С моими радугами заплаканными,
С подкрадываньями, забарматываньями…
Милая ты жизнь!
Жадная еще!
Ты запомни вжим
В правое плечо.
Щебеты во тьмах…
С птицами встаю!
Мой веселый вмах
В летопись твою.
12 июня 1922
Берлин
Из цикла «Земные приметы»
1
Так, в скудном труженичестве дней,
Так, в трудной судорожности к ней,
Забудешь дружественный хорей
Подруги мужественной своей.
Ее суровости горький дар,
И легкой робостью скрытый жар,
И тот беспроволочный удар,
Которому имя – даль.
Все древности, кроме: дай и мой,
Все ревности, кроме той, земной,
Все верности, – но и в смертный бой
Неверующим Фомой.
Мой неженка! Сединой отцов:
Сей беженки не бери под кров!
Да здравствует левогрудый ков
Немудрствующих концов!
Но, может, в щебетах и в счетах
От вечных женственностей устав —
И вспомнишь руку мою без прав
Уста, не требующие смет,
Права, не следующие вслед,
Глаза, не ведающие век,
Исследующие: свет.
15 июня 1922
2
Ночные шепота: шелка
Разбрасывающая рука.
Ночные шепота: шелка
Разглаживающие уста. Счета
Всех ревностей дневных – и вспых
Всех древностей – и стиснув челюсти —
И стих,
Спор —
В шелесте…
И лист
В стекло…
И первой птицы свист.
Не тот. – Ушло.
Ушла.
И вздрог
Плеча.
Как нет.
И в эту суету сует
Сей меч: рассвет.
17 июня 1922
3
Ищи себе доверчивых подруг,
Не выправивших чуда на число.
Я знаю, что Венера – дело рук,
Ремесленник, – и знаю ремесло:
От высокоторжественных немот
До полного попрания души:
Всю лестницу божественную – от:
Дыхание мое – до: не дыши!
18 июня 1922
4
Руки – и в круг
Перепродаж и переуступок!
Только бы губ,
Только бы рук мне не перепутать!
Этих вот всех
Суетностей, от которых сна! нет.
Руки воздев,
Друг, заклинаю свою же память!
Чтобы в стихах
(Свалочной яме моих высочеств!)
Ты не зачах,
Ты не усох наподобье прочих.
Чтобы в груди
(В тысячегрудой моей могиле
Братской!) – дожди
Тысячелетий тебя не мыли…
Тело меж тел, —
Ты, что мне про́падом был двухзвёздным!.. —
Чтоб не истлел
С надписью: не опознан.
9 июля 1922
5
Дабы ты меня не видел
В жизнь – пронзительной, незримой
Изгородью окружусь.
Жимолостью опояшусь,
Изморозью опушусь.
Дабы ты меня не слушал
В ночь – в премудрости старушьей:
Скрытничестве – укреплюсь.
Шорохами опояшусь,
Шелестами опушусь.
Цвел – по зарослям: по книжкам
Заживо запропащу:
Вымыслами опояшу,
Мнимостями опушу.
25 июня 1922
«Здравствуй! Не стрела, не камень…»
Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! – Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:
На́! – Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости моей прими!
Льни! – Сегодня день на шхуне,
– Льни! – на лыжах! – Льни! – льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
– Мой! – и о каких наградах
Рай – когда в руках, у рта —
Поздороваться с утра!
25 июня 1922
«В пустынной хра́мине…»
В пустынной хра́мине
Троилась – ладаном.
Зерном и пламенем
На темя падала…
В ночные клёкоты
Вступала – ровнею.
– Я буду крохотной
Твоей жаровнею:
Домашней утварью:
Тоску раскуривать,
Ночную скуку гнать,
Земные руки греть!
С груди безжалостной
Богов – пусть сброшена!
Любовь досталась мне
Люба́я: бо́льшая!
С такими путами!
С такими льготами!
Пол-жизни? – Всю́ тебе!
По-локоть? – Во́т она!
За то, что требуешь,
За то, что мучаешь,
За то, что бедные
Земные руки есть…
Тщета! – Не выверишь
По амфибрахиям!
В груди пошире лишь
Глаза распахивай,
Гляди: не Логосом
Пришла, не Вечностью:
Пустоголовостью
Твоей щебечущей
К груди…
– Не властвовать!
Без слов и на́ слово —
Любить… Распластаннейшей
В мире – ласточкой!
26 июня 1922
Берлин
Ах, с откровенного отвеса —
