не ждала… И он очень серьезно, беря у меня из рук листы:
Прочел молча — читал долго — и потом такая до-олгая улыбка. Он ведь очень редко улыбался, за последнее время — никогда.
_____
Два слова о H.A.K.
Показывала мне его письма — чудесным сильным старинным почерком — времен деда (Тургенева) а м<ожет> б<ыть> еще и Пушкина, показывала мне подарки сыну — розу и крест, Арлекина, иконку, показывала мне сына: Сашу с его глазами, его веками, его лбом, его губами (единственными). — Похож? похож? — показывала мне себя с сыном портрет — где художник, нечаянно и нарочно, несколько устарашив ребенка, дал совсем Блока, — я сейчас с ранней обедни: сороковой день:
— Помяни за раннею обедней
Мила друга, светлая жена — **
с декабря 1921 г. по 29-го р<усского> апреля 1922 г. (день отъезда) растравляла меня невозможной назад-мечтой: себя — матерью этого сына, обожествляемого мною до́ его рождения (Вера Зайцева: — «H.A.K. ждет ребенка от Блока и страшно боится, захочет ли он ходить с ней с таким животом», — стихи к Блоку читала с ним в себе!) преклоняла меня перед этим ребенком как пастухов перед Вифлеемским — всё это было, я — любила и ее и сына, было Благовещенье и Рождество — я ведь непорочного зачатия не требую, всякое зачатие непорочно, ибо кровь рождения смывает всё — а Блок был ангел: я ведь крыльев не требую —
В 1922 г., в мае, в Берлине, за столиком Prager-Diele, я — Альконосту *** — только что приехавшему:
— Как блоковский сын?
— У Блока не было сына.
— Как не было, когда… Ну́, сын H.A. Коган?
— Кажется, здоров. Но он никогда не был сыном Блока. У Блока вообще не могло быть детей. Да и романа никакого с ней не было.
— Позвольте, а сходство?..
— Сходство, действительно, есть. Его видела (женское имя, каж<ется> поэтесса, секретарша какого-то петербургского Союза писателей или поэтов, — <…> и говорит, что действительно — таинственно — похож.
— Но, милый, я этого ребенка видела: все блоковские черты. Сличите с детской фотографией! И письма видела…
— H.A. ведь-фантазерка, авантюристка, очень милая женщина, но мы все ее давно и отлично знаем и, уверяю Вас, никто, кроме Вас, этой легенде не верит. — Смеются. —
— Но письма, его рукой…
— H.A. могла подделать письма…
— И слово блоковское подделать: — Если это будет сын, я пожелаю ему одного — совести —?!
— М<ожет> б<ыть> он и верил. Она могла его убедить. Я повторяю Вам, что у Блока не могло быть детей. Это теперь точно установлено медициной…
— После смерти?! — Голубчик, я не врач, и совершенно не понимаю как такую вещь можно установить после смерти — да и при жизни. Не могло, не могло — и вдруг смогло. Я знаю одно: что этот сын есть и что это — его сын…
— Она ведь тогда жила с двумя…
— Хоть с тремя — раз сходство. Но, если даже на секунду допустить — для чего ей нужна была вся эта чудовищная комедия?! Ведь она целый мир могла убедить — кроме себя. И подумайте об этом чудовищном одиночестве: одна в мире она знает, что это не блоковский. Как же жить с такой тайной? А главное — зачем?
— Вы забываете, что у Блока было огромное наследство.
— Не понимаю. Иносказательное? Слава сына Блока??
— Вовсе не иносказательное, а самое достоверное литературное наследство, право издания на его книги. Ведь так — всё идет матери и жене, если же сын…
— А теперь довольно. Это — гадость. Вы м<ожет> б<ыть> издатель Блока? М<ожет> б<ыть> издателю Блока нужно, чтобы у него не было сына? И посмертная экспертиза не медицинская, а издательская…
Все (Геликон, Каплун, Эренбурги, другие) смеясь:
— М.И.! Да <одно слово стерто>! Чего же Вам так горячиться? Ну́ — блоковский, ну́ — не блоковский…
Я (слёзы на глазах) — Это — посмертная низость!! Я видела письма, я видела родовой крест — розу и крест! — я видела как она этого ребенка любит…
Альконост: — Петр Семенович его тоже очень любит…
Я, окончательно задохнувшись: — Я никогда у Вас не буду издаваться…
Алконост, с улыбкой: — Очень жаль.
— А как блоковский Саша?
— Марина, никто кроме тебя уже больше не верит в его блоковство. А ты знаешь, что говорит о нас H.A.: — «Какие странные эти Цветаевы — очень милые, но — зачем им понадобилось распускать слух, что Саша — блоковский??»
П.С. в нем души не чает. Мальчик чудовищно-избалован — и больной: пляска Св. Витта. В прошлом году его возили на Океан, жили — H.A. и он где-то здесь во Франции. Я его не так давно видела. Он очень похож, на старшего сына П.С. от другой жены: Витю.
Другая запись в тетради Цветаевой о H.A. Нолле-Коган: «Не забыть о Блоке: разгружал на Неве баржи, не говоря кто́. — На скамейке — H.A. К<оган> — Как Вы думаете, я еще буду писать стихи?? На Воздвиженке: — Катька! Долгая улыбка. — Может быть мне суждено умереть, чтобы ему воссиять. (О сыне.) Перламутровый крест с розами и икона. Макет Арлекина (Пьеро и Коломбина остались у Любовь Дмитриевны. Всё перечисленное — подарки сыну, видела глазами.) Вот откуда — Роза и Крест. Письма. Пушкинский росчерк. О сыне: — Если это для Вас важно — то и для меня важно. Всё зависит от Вас. — Если это будет сын, пожелаю ему одного: совести. — „Он был скуп на это“ (автографы). Был на той войне добровольцем. На нынешней — Освободите меня… Посмертная записка о Двенадцати. Простите, что я не могу подать Вам руки (болела). Любящий сын: яичница и слёзы (матери)»
(HCT. стр. 66).
__________
* См. «Наталья Гончарова» (СС-4).
** Финальные строки стихотворения А. Блока «Мы, сам-друг, над степью в полночь стали…» («На поле Куликовом»). У Блока: «Помяни ж…»
*** Самуил Миронович Алянский (1891–1974) — владелец петербургского издательства «Алконост».
971
Правильно: Евдоксия.
972
«Конец Казановы» — третье действие пьесы М. Цветаевой «Феникс» (см. СС-3). Вышло отдельной книжкой в кооперативном издательском товариществе «Созвездие» в феврале 1922 г.
973
Стихи 1916 г. были опубликованы в сборнике «Версты», выпущенном Госиздатом в 1922 г. (см. письмо 5-22 к П.Н. Зайцеву и коммент. к нему). «Матерь-Верста» — один из вариантов названия сборника. Цветаева первоначально предполагала выпустить сборник в издательстве «Никитинские субботники».
974
См. коммент. 1 к письму 5-22 к П.Н. Зайцеву. Сохранился экземпляр «Царь-Девицы», принадлежавший Е.Ф. Никитиной с ее владельческой надписью синим карандашом «Е. Никитина» на обложке книги (частное собрание, Москва). Е.Ф. Никитина ценила творчество Цветаевой, считала его «самобытным», «богатым ритмами», обладающим «исконно русским звуком», хотя и «неровным» («Свиток» Вып. 3. Альманах Литературного общества «Никитинские субботники». М.; Л.: Земля и Фабрика, 1924, стр. 166).
975
Накануне Цветаева написала стихотворение «Небо катило сугробы…», которое открыло цикл из одиннадцати стихотворений под названием «Сугробы», с посвящением Эренбургу (см. СС-2. стр. 100–101).
976
Двустишие Цветаевой, послужившее эпиграфом к ее сборнику «Версты» (вып. первый).
977
Балтрушайтис Ю.К. См. коммент. 4 к письму 27–21 к Эренбургу.
978
См. письмо 2-21 к Е. Ланну и коммент. 2 к нему.
979
Покрывало Пьеретты — драма А. Шницлера, поставленная А.Я. Таировым в Камерном театре.
980
Просьба Цветаевой была удовлетворена:
Отношение ЦЕКУБУ в МосКУБУ о выдаче
М.И. Цветаевой-Эфрон удостоверения на жилищные льготы
20 марта 1922 г.
В МосКУБУ
Препровождая копию заявления Марины Ивановны Цветаевой-Эфрон, Центральная комиссия по улучшению быта ученых предлагает Вам немедленно, не позже 21-го марта, выдать ей удостоверение, представляющее жилищные льготы (согласно постановления Моссовета от 8-го февраля), как научной работнице, состоящей в списках ЦЕКУБУ. О причинах невыдачи Вами такого удостоверения ранее сообщите в 3-х дневный срок.
Основание: постановление СНК РСФСР от 16 января 1922 г.
Председатель ЦЕКУБУ Халатов *
Управляющий делами Пятнов
(Исторический архив. М. 2002. № 3. стр. 208).
__________
* Халатов Артемий Багратович (наст, имя и фам. Арташес Багирович или Багратионович Халатьян; 1896–1937) — государственный и партийный деятель. С 1918 г. на ответственной работе в Наркомпроде, Наркомате путей сообщения РСФСР. С 1922 г. председатель Правления ЦЕКУБУ при СНК РСФСР. В 1927–1932 гг. председатель Правления Госиздата и ОГИЗА РСФСР. В 1937 г. арестован по обвинению в антисоветской террористической деятельности. Расстрелян 26 сентября 1937 г. Посмертно реабилитирован.
981
Коган Петр Семенович (1872–1932) — литературовед, театровед. Президент Государственной академии художественных наук (1921). Работал в театральном отделе Наркомпроса РСФСР, преподавал в вузах Петрограда и Москвы.
982
A.C. Эфрон.
983
Госиздат принял у Цветаевой к изданию две ее книги: «Царь-Девица» и «Версты» (вып. первый). Обе увидели свет в конце 1922 г., когда Цветаева уже уехала за границу.
984
Шенгели Георгий Аркадьевич (1894–1956) — поэт, переводчик. Работал в издательском секторе Всероссийского союза поэтов. Незадолго до отъезда Цветаевой за границу поселился в ее квартире в Борисоглебском переулке.
985
В известных публикациях Эренбурга о Цветаевой его непосредственных оценок цикла «Дон-Жуан» и поэм-сказок «Царь-Девица» и «Егорушка» нами не обнаружено (см. его статьи в кн.: Родство и чуждость. стр. 72–73 (1918 г.), 79–83 (1922 г.) По-видимому, в письме речь идет об устных оценках Эренбурга во время их встреч («Когда я впервые пришел к Цветаевой, я знал ее стихи…», — вспоминал Эренбург о знакомстве с Цветаевой. — Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Воспоминания: В 3 т. Т. 1. М.: Сов. писатель, 1990. стр. 239). См. также слова Эренбурга о «Царь-Девице» в письме Цветаевой 14–22 к Б. Пастернаку. Русь во мне, то есть вторичное — Цветаева, скорее всего, отвечает на книгу И. Эренбурга «Портреты русских поэтов» (см. коммент. 3 к письму 23–22 к П.Б. Струве). В статье о Цветаевой автор затронул тему «Россия» («Русь») в ее стихах:
«Но есть в стихах Цветаевой, кроме вызова, кроме удали, непобедимая нежность и любовь. Не к человеку, не к Богу идут они, а к черной, душной от весенних паров, земле, к темной России… Обыкновенно Россию мы мыслим либо в схиме, либо с ножом в голенище… Русь двоеверка, беглая расстрига с купальными игрищами заговорила в этой барышне, которая все еще умиляется перед хорошими манерами бальзамированного жантильома…»
(Цит. по кн.: Родство и чуждость. стр. 80–81).
986
Первое время своего пребывания в Берлине Цветаева с дочерью жила в предоставленной им Эренбургами комнате их квартиры в Prager Pension (Pragerplatz, 4а).
987
Открытое письмо Цветаевой было вызвано публикацией А.Н. Толстым в редактируемом им «Литературном приложении» к берлинской газете «Накануне» частного письма к нему К.И. Чуковского (1882–1969), содержание которого являло собой политический донос на некоторых российских литературных деятелей, группировавшихся вокруг «Дома Искусств» в Петрограде (подробно об этом см. в книге: Флейшман Л., Хьюз
