полпредства в Германии. Агент Коминтерна. В 1938 г. обвинен в троцкизме, репрессирован.
1260
Имеется в виду «Страшная месть» Н.В. Гоголя из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1832).
1261
Начало письма (кроме даты и приветствия) написано лиловыми чернилами, а остальное — синими (Литературное обозрение. 1991. № 8. стр. 105).
1262
«Petropolis» печатал книги и по старой орфографии (см., например: Гумилев Н. Огненный столп. 1922. 2-е изд.).
1263
«Слово» — берлинское издательство, основанное весной 1920 г. И.В. Гессеном (1865–1943) и А.И. Каминкой (1865–1949). Выпускало русскую и современную литературу; книги печатались как по старой, так и по новой орфографии.
1264
См. письмо 5-23 к Р.Б. Гулю.
1265
Начальная строфа стихотворения, открывающего сборника «После России».
1266
Б.Н. Бугаев, т.е. Андрей Белый.
1267
«В ту пору в Берлин — это было незадолго перед возвращением Андрея Белого в Москву — я часто с ним встречался. Можно без преувеличения сказать, что в эти дни он проходил через полосу „безумств“ и отчаянья, которое усугублялось тем, что он сам толком не мог решить, что ему дальше предпринимать, хотя ясно чувствовал, что и для него эта нелепая „берлинская жизнь“ приходит к концу; словом, он был в тупике»
(Бахрах А. По памяти, по записям. Париж, 1980. стр. 52).
1268
Воспоминания Цветаевой об Андрее Белом «Пленный дух» (СС-4).
1269
Мф. 11, 15; Мк. 4, 23.
1270
Имеются в виду строки из стихотворения, посланного в предыдущем письме: «Так некогда над тростниковой / Корзиною клонилась дщерь / Египетская…». Дочь египетского фараона нашла младенца Моисея в корзине среди тростника на берегу Нила и усыновила его (Ис. 1, 1-10). См. также стихотворения «И поплыл себе — Моисей в корзине!..», «У камина, у камина…».
1271
Архангельский Александр Андреевич (1846–1924) — хоровой дирижер, композитор. В 1923 г. возглавил Общестуденческий русский хор в Праге.
1272
Возможно, одна из сестер Рейтлингер — Катерина или Юлия (см. коммент. 6 к письму 35–23).
1273
Рецензия А. Бахраха на сборник Цветаевой «Психея» был напечатан в газете «Дни» 24 июня 1923 г.
1274
В своей рецензии критик писал: «Звучащие в книге молитвы… думается, не больше, чем дань мгновенному обольщению величественной пышностью слова. Цветаева слишком сильно вкусила сладость мира — в этом достаточно яркой порукой ее белоснежная „Психея“?..»
1275
См. письмо 6-16 к П. Юркевичу и коммент. 1 к нему.
1276
Летом 1922 г. Цветаева с мужем и дочерью «перебрались в маленькую гостиничку на Траутенауштрассе, где вместо прежнего большого номера заняли два крохотных — зато с балконом» (Эфрон А. стр. 131).
1277
В конце июля 1923 г. А. Белый жил на маленьком курорте Альбек, на берегу Балтийского моря. 27 августа он вернулся в Берлин с морского курорта Свинемюнде. Весь сентябрь он провел в городе, в мучительном ожидании разрешения вернуться в Россию (Литературное обозрение. 1991. № 8. стр. 109).
1278
Имеются в виду Катя и Юлия Рейтлингер, а возможно, и Валентина Евгеньевна Чирикова, дочь писателя E.H. Чирикова, жившего в это время с семьей под Прагой (там же).
1279
У A.C. Пушкина: «Как уст румяных без улыбки, / Без грамматической ошибки / Я русской речи не люблю» (Евгений Онегин. Гл. 3, XXVIII).
1280
Ср. первую строку стихотворения Цветаевой «Минута», написанного несколько дней спустя (12 августа 1923 г.): «Минута: ми́нущая: минешь!..» (СС-2).
1281
Возможно, Цветаева вспомнила молитву потому, что недавно прочла повесть Р. Гуля «В рассеяньи сущие» (См. письмо 28–23 к Р.Б. Гулю).
1282
Бахрах писал:
«Подзаголовок книги („Романтика“. — Сост.) уже отчасти указывает на ту основную тенденцию, на которую опиралась поэтесса при его составлении».
1283
В рукописи описка: В.К. 3-ву.
1284
Имеется в виду стихотворение В. Ходасевича «Жив Бог! Умен и не заумен» (Современные записки. 1923 г. № 16. стр. 141). Цветаева совершенно напрасно приняла это стихотворение как выпад против нее и Пастернака; поэт явно имел в виду заумную поэзию футуристов, в частности Крученых и Хлебникова (Литературное обозрение. 1991. № 9. стр. 104).
Отношения Ходасевича к Цветаевой в описываемое время было более благожелательным, чем ее к нему. В письме к Бахраху от 7 декабря 1923 г. Ходасевич, после нескольких встреч с Цветаевой в Праге в ноябре 1923 г., назвал ее «женщиной хорошей» (Малмстад Дж. Переписка В.Ф. Ходасевича с A.B. Бахрахом. Новое литературное обозрение. М. 1993. № 2. стр. 183). См. также письма Цветаевой к В.Ф. Ходасевичу.
1285
Слова из стихотворения В. Ходасевича «Жив Бог! Умен, а не заумен….» (1923).
1286
Имеется в виду граф Дмитрий Иванович Хвостов (1756–1835), стихотворец. В литературных кругах его имя было нарицательным для обозначения плодовитого графомана.
1287
«Вдруг, не стерпя счастливой муки, / Лелея наш святой союз, / Я сам себе целую руки, / Сам на себя не нагляжусь» — вторая строфа стихотворения В. Ходасевича «К Психее» (1920). Ср. цветаевские строки: «Руки люблю / Целовать, и люблю / Имена раздавать…» («Руки люблю…», 1916 г.)
1288
Берберова Нина Николаевна (1901–1993) — прозаик, поэтесса, критик: третья (гражданская) жена Ходасевича в 1922–1932 г. Одну из встреч с Цветаевой в ноябре 1923 г. Берберова описала в своих воспоминаниях:
«Ранний октябрьский вечер черен за окном. Мы сидим с трех часов при лампе в номере пражского отеля „Беранек“: Цветаева, Эфрон, Ходасевич и я. <…> Всё, что говорит Цветаева, мне интересно, в ней для меня сквозит смесь мудрости и каприза, я пью ее речь, но в ней, в этой речи, почти всегда есть чуждый мне, режущий меня больной надлом, восхитительный, любопытный, умный, но какой-то нервный, неуравновешенный, чем-то опасный для наших дальнейших отношений, будто сейчас нам еще весело летать по волнам и порогам, но в следующую минуту мы обе можем столкнуться и ушибиться, и я это чувствую, а она, видимо, нет, она, вероятно, думает, что со мной можно в будущем либо дружить, либо поссориться…»
(Воспоминания. стр. 281).
1289
Третье из упомянутых стихов О. Мандельштама из его сборника «Tristia» (Пг.; Берлин, 1922) не является отдельным стихотворением, а представляет собой строки второй строфы обращенного к Цветаевой стихотворения «Не веря воскресенья чуду…». См. также «Историю одного посвящения» (СС-4).
1290
Мандельштам Надежда Яковлевна (урожд. Хазина; 1899–1980) позже писала:
«Мне пришлось несколько раз встречаться с Цветаевой, но знакомства не получилось. <…> В основном инициатива „недружбы“ шла от нее. Возможно, что она вообще с полной нетерпимостью относилась к женам своих друзей (еще меня обвиняла в ревности — с больной головы да на здоровую!)»
(Воспоминания. стр. 139).
«Автор „Попытки ревности“, она, видимо, презирала всех жен и любовниц своих бывших друзей, а меня подозревала, что это я не позволила Мандельштаму „посвятить“ ей стихи. Где она видела посвящения любовными стихами? <…> Стихи Мандельштама обращены к ней, говорят о ней, а посвящение — дело нейтральное, совсем иное, так что „недавняя и ревнивая жена“? то есть я, в этом деле совершение ни при чем»
(Там же. стр. 141).
1291
«Проводы» — цикл из трех стихотворений, написанных в 1916 г. «Собирая любимых в путь…», «Никто ничего не отнял!..» и «Разлетелось в серебряные дребезги…» (Русская мысль. 1923. № I/II). См. СС-1.
1292
Вероятнее всего, речь идет о Ю.Н. Рейтлингер, иконописице, художнице.
1293
Синезубов Николай Владимирович (1891–1948) — художник-декоратор. Провел 1922–1923 гг. в Германии, вернулся в Россию, с 1928 г. снова в эмиграции. См. также письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 10 сентября 1931 г. (СС-7).
1294
«Ремизов был великим знатоком и ревнителем древнерусской литературы и истории, славянский язык стал для него языком настолько живым и родным, что и письма друзьям он писал уставом и полууставом, виртуозно украшая их буквицами, „финиками“ и росчерки и речь свою уснащал древнецерковными оборотами, и шутил и скоморошествовал, как во время оно, и творчество свое насыщал притчами, древними актами и седой стариной до того, что от затейливой вязи начинало мельтешить в глазах»
(Эфрон А. стр. 201).
1295
И. Эренбург. Жизнь и гибель Николая Курбова (Берлин: Геликон, 1923). В романе, написанном в феврале — ноябре 1922 г., молодая фанатическая приверженка белого движения влюбляется в коммуниста-чекиста Курбова, которого она как член конспиративно-контрреволюционной группы должна была убить. С натяжкой можно узнать в ее характеристике черты Цветаевой, как они представлялись фантазии Эренбурга: страстность, «темперамент», «романтический анархизм», «монархический романтизм» (Литературное обозрение. 1991. № 9. стр. 103).
1296
Андрей Белый.
1297
Р. Штейнер дважды выступал в Праге с докладами, на одном из них 30 апреля 1923 г. присутствовала Цветаева.
1298
Бальмонт, вспоминая Москву 1920 г., писал:
«Марина добрая и безрассудная. Она не хочет оставаться в долгу. У нее в доме несколько картофелин. Она все их приносит мне и заставляет съесть»
(Воспоминания. стр. 93).
1299
A.A. Тургенева. См. о ней в очерке «Пленный дух» (СС-4). Там же Цветаева намекает на связь A.A. Тургеневой с поэтом А.Б. Кусиковым (без упоминания фамилии). Об этом писал и А. Бахрах:
«Его (А. Белого. — Ред.) жена, Ася Тургенева… приехала из своего антропософского поселка, из штейнеровского Дорнаха для решительных объяснений, для окончательного разрыва, который она обставила несколько „необычной“ и умышленнооскорбительной для самолюбия Белого мизансценой, афишируя, как только могла, свою связь с имажинистским поэтом Кусиковым»
(Литературное обозрение. 1991. № 9. стр. 105).
1300
М.А. Осоргин.
1301
Цветаева с мужем готовились отвезти дочь в русскую гимназию в Моравскую Тшебову, которая из Константинополя (где была открыта в 1920 г.) спустя год переехала в Чехословакию. В Моравской Тшебове была размещена в военном лагере, в помещениях бывшего военного санатория. Гимназия содержалась правительством Чехословацкой Республики. Дети принимались на полный пансион и обеспечивались одеждой и учебниками. К началу учебного 1922/23 г. в гимназии числились около 500 человек воспитанников и около 40 человек персонала. Директором гимназии был А.П. Петров (Студенческие годы. Прага. 1922. № 3–4). Эта школа просуществовала без малого два десятилетия.
Для русских детей Тшебовская гимназия была «кусочком России, где с утра до ночи звучала русская речь слышна русская песня, каждую неделю справляется богослужение в собственной церкви со стройным пением и колокольным звоном, — где блюдутся и передаются подрастающему поколению родные обычаи» (Русские в Праге: 1918–1928 гг. Ред. изд. С. Постников. Прага, 1928. стр. 109).
А. Эфрон вспоминала о Богенгардтах:
«Марине не хотелось меня отпускать: по старинке она считала, что девочкам образование ни к чему, и — боялась разлуки. И на разлуке, и на образовании настоял отец. Кроме того, в гимназии работали в качестве воспитателей недавние однополчане отца, супруги Богенгардты. Он — высокий, рыжий, с щеголеватой выправкой, офицер еще царской армии, она — крупная, громоздкая, собранными на затылке в тугой кукиш, с явно черневшими губой усиками — сестра милосердия, мать-командирша.
На фронте она выходила его после тяжелых ранений, отучила от водки, отвела от самоубийства, стала его женой. И, чтобы жизнь получила оправдание и смысл, оба посвятили ее детям-сиротам. (Много лет спустя, в середине тридцатых годов, на парижской стоянке я увидела в одной из машин рыжую бороду, напомнившую мне детство. — Богенгардт! — Рассеявшаяся было дружба возобновилась. Мы с родителями ездили в богенгардтовский