с Вашими ключами у Ж<уков>ских. Ради Бога! Пусть не сломают мою синюю люстру!

Ключ от моей комн<аты> передайте в надежные руки (Лиле? Никодиму? Мише?)

_____

Коричн<евую> куртку, я думаю. Вы можете надеть на себя?

Мы ехали совсем не страшно. Велите носильщ<ику> занять хоть одно верхнее место. В багаж, если не надежно не сдавайте. Дайте Никодиму на хранение (если он твердо ост<ается> в Москве) маленький сундучок с фотогр<афическими> принадлеж<ностями>. Он у меня в комнате, зеленый.

Сдайте на всякий случай в багаж одно корыто, похуже.

Берите с собой побольше денег, часть зашейте на Любу.

Спишите № или №№ ломбард<ных> квит<анций>.

Ох! —

МЭ

<На полях>

Ответьте телеграммой на имя Макса.

В зел<еном> несгор<аемом> ящике, у жильца, пасп<орт> С<ережи>ного деда. Захватите! Он им страшно дорожит! {62}

Никодиму: Квит<анции> от ломбарда, драгоценности, Банк<овские> бумаги (если не поедете), шкат<улку> кар<ельской> березы, ящик с фот<ографиями>, сундучок с фот<ографическими> принадл<ежностями> —……— если не откажется.

Тогда — на Божью волю! —

Впервые — НИСП. стр. 260–264. Печ. по тексту первой публикации.

Письмо по содержанию аналогично предыдущему; многие слова сокращены, что заставляет предполагать, что это копия письма, оставленная себе, либо причиной сокращений явился недостаток времени для написания письма, отправляемого со срочной оказией (НИСП. стр. 500).

28-17. В.Я. Эфрон

Феодосия, 17-го ноября 1917 г.

Милая Вера,

Вчера я отправила Вам письмо с отходящим поездом, сегодня сняла здесь, в Феодосии, квартиру (2 комн<аты> и кухня) за 25 р<ублей>. В К<октебе>ле с детьми зимовать невозможно.

Вот, что мне обязат<ельно> нужно: 1) кухонную посуду (кастрюльки — 3 серые, судки с ручкой, медный кофейник, голубой эмалированный, — молочник, 1 маленький утюг, маленьк<ий> тазик, хорошо бы — одну сковородку, в Ф<еодосии> ничего нельзя достать) — примус (лучший), термос, спиртовку, ножи, вилки, ложки (стол<овые> и чайные), разлив<ную> ложку, 2 чайника (эмал<ированный> и маленький), эмалир<ованную> кружку. Всё это никак нельзя сдавать в багаж.

2) рис, манную, толокно, коробочку Меллиневуда, к<отор>ую я привезла, геркулес, табак (сколько сможете, слева в гардеробе, в узле)

3) 3 материи (белую, голубую, красную, о к<отор>ых я Вам писала).

4) в солд<атском> сундучке — детские метрики, вообще — бумаги.

5) необходимое белье и платье для Али и Ирины (я уже писала)! Не забудьте Алиных шляп, осенних и летних (из материи).

6) мое белье, скатерти, клеенку из столовой, Иринину клеенку.

Об остальном я Вам уже писала. (Об одеялах, С<ережи>ных вещах, простынях и т.д.)

Помните, что здесь у меня нечего нет.

Часть вещей (более легких) можно отослать по почте, по адр<есу>: Карантинная ул<ица>, д<ом> Адамова, А.И. Трухачевой.

_____

Ответьте мне телеграммой, возможно ли выехать. Узнайте, доходит ли багаж.

Низ, кроме моей комнаты, сдайте. Сереж<ину> комнату не сдавайте, или сдайте с предупрежд<ением>, что могут неожид<анно> въехать.

Вещи везите в мешках из старых простынь.

Поговорите с Никодимом [673] о моих денеж<ных> делах, боюсь остаться без денег. Кто будет получать деньги с квартирантов? Попросите — от моего имени — заняться этим Никодима. Вообще, пусть он и Таня [674] Вам помогут в сдаче квартиры. (За 3 мес<яца > вперед!)

Милая Вера, Вам видней, возможно ли ехать. Пошлите Бориса [675] посм<отреть> на отход<ящие> поезда. Если возможно — поезжайте. В Ф<еодосии> и молоко и хлеб и продукт<ы>, хотя дорого. И кв<артира> хорошая, и тихо.

Если в М<оскве> хорошо и ожид<ается> вообще улучшение — и устроилось (надежно) с молоком — не выезжайте, п<отому> ч<то> тогда я приеду. Посоветуйтесь с Никодимом и Фельдштейнами и, решив, дайте мне тел<еграмму> на Макса.

А если решите ехать, думайте за меня, у меня ничего нет, а надо — всё.

Всё в прошлом письме (относ<ительно> вещей) остается в силе. Многое можете отослать почтой (из менее необ<ходимых> и ценных вещей) — ценными пакетами, если почта действует.

Целую Вас и детей. В К<окте>беле Вы сможете погостить или остаться совсем.

МЭ

— Зиму я решила быть в Ф<еодосии> или в М<оскве>. — Паспорт деда, метрики, банк<овские> бумаги, деньги везите на себе.

<На полях:>

Если багаж доходит, берите подушки, мои летние платья, вообще всего — побольше.

Впервые — НИСП. стр. 264–266. Печ. по тексту первой публикации.

29-17. С.Я. Эфрону

28-го ноября 1917 г.

Лев! Я вчера была у С {63}. Он предлагает помочь в продаже дома [676] — какому-нибудь поляку. Относительно другого, он говорит, чтобы я записала Вас кандидатом в какое-то эконом<ическое> общество. Хороший заработ<ок>. А пока — советует Вам еще отдохнуть с месяц. Насчет кандидатуры — я разузнаю и напишу Вам подробно. Вообще — по его словам — состояние Вашего и С<ергея> И<вановича> [677] здоровья совсем не опасно. Посоветуюсь еще с другими докторами. Он говорит вполне уверенно. Дуня [678] не уезжает, и завтра я переезжаю домой [679]. Доде [680] передайте, что посылку ее я передала, но дядю не застала.

Целую. Обнадежьте С<ергея> И<вановича> насчет 9 лет службы. Это серьезно.

М.

P.S. У Додиного дяди — бородатая прислуга вроде Бабы-Яги. Очень милая. 100 лет.

Передайте это Доде.

Скоро пришлю продуктов и простынки.

<На полях>

Напишите Тане [681] письмо с благодарностью за меня и детей. Она мне очень помогает. Б<ольшой> Николо-Песковский, д<ом> 4. кв<артира> 5 {64}.

Впервые — Звезда. СПб. 1992. № 10. стр. 12 (публ. Е.И. Лубянниковой). СС-6. стр. 137–138. Печ. по НИСП. стр. 266–267

30-17. <Н.А. Плуцер-Сарна>

<Конец ноября — начало декабря> 1917 г.

Часто вижусь с Т<аней>. Она получила твое письмо и, кажется, тебе уже написала. Мы с М<ироновым> [682] и Алей однажды зашли к ней, я сидела на ее сундуке, у окна.

Сундук покрыт зеленым плэдом, на столе мои книги.

М<иронов> рассказывал о базарах в Иркутске, Аля играла с ленточками, к<отор>ые ей подарила Таня, я в тоск <не дописано>

Впервые — НЗК-1. стр. 245. На полях «Записей моей дочери». Печ. по тексту первой публикации.

Письмо предположительно адресовано H.A. Плуцер-Сарна.

31-17. С.Я. Эфрону

11-го дек<абря> 1917 г. {65}

Лёвашенька!

Завтра отправлю Вам деньги телеграфом. Вера дала Тане чек, и Таня [683] достает мне — когда по 100 р<ублей>, когда больше. Деньги Вы получите раньше этого письма.

Я думаю, Вам уже скоро можно будет возвращаться в М<оскву>, переждите еще несколько времени, это вернее. Конечно, я знаю, как это скучно — и хуже! — но я очень, очень прошу Вас.

Я не приуменьшаю Вашего душевного состояния, я всё знаю, но я так боюсь за Вас, тем более, что в моем доме сейчас находится одна мерзость, которую сначала еще надо выселить [684]. А до Рождества этого сделать не придется.

Конечно, Вы могли бы остановиться у Веры, но всё это так ненадежно!

Поживите еще в К<окте>беле, ну немножечко. (Пишу в надежде, что Вы никуда не уехали.)

— Слушайте: случилась беда: Аля сожгла в камине письмо Макса к Цейтлиным [685] (я даже не знаю адр<еса>!) и письмо О<льги> А<ртуровны> [686] — к Редлихам [687].

Завтра отправлю Вам простыни, когда они дойдут? Я страшно боюсь, что потеряются. Отправлю две.

— У Ж<уков>ских разграблено и отобрано все имение [688], дом уже опечатан, они на днях будут здесь.

Ваш сундучок заперт, всё примеряю ключи и ни один не подходит. Но по крайней мере документы в целости. Паспорт деда я нашла и заперла.

М<ожет> б<ыть> Вы помните, куда Вы девали ключ от сундучка?

У Г<ольдов>ских [689] был обыск, нашли 60 пудов сахара и не знаю сколько четвертей спирта. У меня недавно была Е.И. С<тарын>кевич [690], она поссорилась с Рашелью (из-за Миши [691], она, очевидно, его любит) и написала ей сдержанное умное прощальное письмо. Она мила ко мне, вообще мне все помогают. А я плачу́ стихами и нежностью (как свинья).

Страховую квитанцию я нашла, сегодня Дунин муж внесет. В каком безумном беспорядке Ваши бумаги! (Из желтой карельской шкатулочки!) Как я ненавижу все документы, это ад.

Последнее время я получаю от Вас много писем, спасибо, милый Лев! Мне Вас ужасно жаль.

Дома всё хорошо, деньги пока есть, здесь все-таки дешевле, чем в Ф<еодосии>.

Вышлите мне, пожалуйста, билет! (розовый.)

Сейчас Аля и няня идут гулять, отправлю их на почту.

Простите, ради Бога, за такое короткое письмо, а то пришлось бы отправлять его только завтра.

Очень Вас люблю. Целую Вас.

М.

Б<альмон>т в восторге от стихов Макса и поместил их в какую-то однодневку-газету с другими стихами [692]. Я недавно встретила его на улице.

— Борис [693] занялся театральной антрепризой, снял целый ряд помещений в разных городах, у него будет играть Радин [694].

Впервые — Звезда. 1992. СПб. № 10. стр. 13 (публ. Е.И. Лубянниковой). СС-6. стр. 138–139. Печ. по НИСП. стр. 267–268.

1918

1-18. H.A. Плуцер-Сарна

<Между 9 и 16 июня 1918 г.>

Письмо.

Милый друг! Когда я, в отчаянии от нищенства дней, задушенная бытом и чужой глупостью, живая только Вами вхожу, наконец, к Вам в дом — я всем существом в праве на Вас.

Можно оспаривать право человека на хлеб, нельзя оспаривать право человека на воздух. Я Вами дышу, я только Вами дышу. Отсюда мое оскорбление.

Вам жарко, Вы раздражены. Вы измучены, кто-то звонит. Вы лениво подходите к двери. — «Ах, это Вы!». И жалобы на жару, на усталость, любование собственной ленью, — да восхищайтесь же мной, я так хорош! —

Вам нет дела до меня, до моей души, три дня — бездна, что было? Вам всё равно. Вам жарко.

Вы говорите: «Как я могу любить Вас? Я и себя не люблю». Любовь ко мне входит в Вашу любовь к себе.

То, что Вы называете любовью, я называю у Вас хорошим расположением духа. Чуть Вам плохо (нелады дома, дела, жара) — я уже не существую.

Милый друг, я не хочу так, я не дышу так. Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи — чтобы, когда я вхожу, человек радовался.

_____

«И знаете — Бог любит неожиданности!»

_____

Конец письма:

— «Тут, дружочек, я заснула с карандашом в руке. Видела страшные сны — летела с ньюйоркских этажей. Просыпаюсь: свет горит. Кошка на моей груди делает верблюда.»

Впервые — H3K-1. стр. 256–257. Печ. по тексту первой публикации. Адресат установлен В.И. Лубянниковой.

2-18. Е.Я. Эфрон

<Июль 1918 г.>

Милая Лиля!

Получила все Ваши три письма.

Если Вы все равно решили жить в деревне, я у Вас Ирину оставлю, если же живете исключительно из-за Ирины, я Ирину возьму [695].

Жить на два дома сейчас невозможно, денег у меня в обрез, ибо потребности дня неограничены.

Всё, что я смогу сделать — платить за Иринино молоко, давать крупу и взять на себя половину того, что Вы платите за комнату.

Подумайте, подходит ли это Вам, и ответьте через Мишу [696].

Надо — необходимо приучать Ирину к картофелю. Крупы мало и достать нельзя. За картофель буду платить отдельно. Я определенно не хочу, чтобы Вы на Ирину тратили хотя бы копейку, но если ее содержание будет мне не по силам, я ее возьму.

Вот, милая Лиля, точно и определенно — положение моих дел.

Не сердитесь и не упрекайте,