словечка о себе и о ней.
Аля большая, худая, — белокурый С<ережа>, похожа на мальчика, помнит, как мы с ней ночевали у Вас, — пестрая шаль, беспорядок, высота, наш общий смех перед сном. Б<ориса> помнит ясно, — как они играли в шахматы и как ели какое-то розовое сладкое.
— Ах! —
Жалко Б<ориса>. Больше, чем могу сказать, в нем я потеряла самого настоящего брата, не могу смириться. Целую Вас нежно. Вас и Ирину.
МЦ.
Вера Э<фрон>, загубившая, выбросившая на улицу мою Ирину, после 7-летних колебаний сошлась с М.С. Ф<ельдштейном>, а через месяц ожидает ребенка. Эва с детьми за границей. Ася Ж<уковская> вышла замуж за С<ерей>ского [876] тоже ожидает.
Впервые — НП. стр. 49–50. СС-6. стр. 199–200. Печ. по СС-6.
13–21. С.М. Волконскому
Москва, 28-го русск<ого> марта 1921 г., суббота
Дорогой С<ергей> М<ихайлович>!
Только что вернулась с Алей из Вашего сжатого загроможденного пер<еулка>, точно нарочно такого, чтобы крепче держал мою мысль. Шли темной Воздвиженкой — большими шагами — было почти пусто — от этого — чувство господства и полета.
Сейчас Аля спит, а я думаю.
Вам (не зная и не ведая, а главное: не желая) удалось то, чего не удавалось д<о> с<их> п<ор> никому: оторвать меня не от себя (никогда не была привержена и — мог всякий!) а от своего. Для меня стихи дом, «хочу домой» — с чужого праздника, а сейчас «хочу домой» — в Вашу книгу. Перемещение дома.
И есть еще разница, существенная.
Любимые книги, задумываюсь, те любимые без <сверху: от> которых в гробу не будет спаться: M
С<ергей> М<ихайлович>, немудрено в дневнике Гонкуров дать живых Гонкуров, в Исповеди Руссо — дать живого Руссо, но ведь Вы даете себя — вопреки.
(Не есть ли это закон вопреки?)
Ваша сущность всё время пробивает Вашу броню, всё время — выпады, вылазки, скобки, живой голос.
Простите и не примите за дерзость: мне горько, что всегда «по поводу», о как бы мне хотелось Вас — вне театра, вне — Далькроза [878], вне, без, Вас наедине с собой, Вас — Вас. «Разговоры» я уже начинаю вспоминать как покинутый рай — по сравнению с отрешенностью «Откликов» [879]. И как показательно, что Вы из двух книг любите именно эту. И как, поняв, не преклониться?
_____
О искус всего обратного мне! Искус преграды (барьера). Раскрываю книгу: Театр (чужд), Танец (обхожусь без — и как!), Балет (условно — люблю, и как раз Вы — не любите). Но как Вы сразу — легчайшей оговоркой — усмиряете весь мой польский мятеж — еще до вспышки.
Я, над первой строкой [880]:
— Не любить балета — это не любить (ряд перечислений и, собирательное:) ни той Франции, ни той России!
И сразу — в ответ Ваш медлительный, такой спокойный, голос:
— Кто же не любит…
Читаю дальше:
— Но когда вспомните загорелую крестьянку… трагическую героиню…
Слышу голос:
— Перед судом природы. —
И — освобожденно и блаженно — вздохнув, читаю дальше.
(Сейчас Аля — мне: «До свидания, Марина!» и я — ей, не отрываясь: — «Спокойной ночи!» — Белый день! — Смеемся обе.)
_____
Есть у Вас в главе о Музыке (Существо) [881] — такая фраза:
— Конечно, вездесущее достигнутое не победою над пространством, а отказом от пространства…
Читаю сначала в точном применении к Музыке. — Формула.
Потом уцелевают три слова: Победа путем отказа.
Дальше (стр<аница> 134 — Материал [882], в самом конце)
— Что такое полярность с ее распределенным притяжением перед расстилающейся бесконечностью неизмеримых заполярностей.
Два впечатления, слуховое и зрительное.
Читая, слышишь голос вопрошающего — ушами — живой — в комнате. Кто-то, кто не тебя, но при тебе, самого себя спрашивает. Вопрос, постепенно (слово за словом!) переходящий в возглас: в голосовой вывод.
Второе впечатление (запечатление) зрительное. Дорогой С<ергей> М<ихайлович>, если у Вас есть в доме книга, возьмите ее в руки, раскройте на 134 стр<анице>, посмотрите в конце…
Это не наваждение, это наглядная — воочию — достоверность. Сами слова — неизмеримые пространства (вроде тех по которым Снежная Королева везла Кая) [883] сам вид слов. (Широта и долгота.) Вид слов здесь есть их смысл.
_____
Вы орудие того, о чем Вы пишете. Не Вы это пишете, это (то) Вами пишет.
_____
Подземные ходы мысли. Шахтер, слушающий голос земли, которую роет, которая хочет, чтобы из нее вырыли руду. (Или — голос руды?)
Отсутствие произвола — власть над предметом путем подчинения ему, — ах, поняла: Победа путем отказа!
_____
Но книгу, к<отор>ую я от Вас хочу — Вы ее не напишите, ее бы мог написать кто-нибудь из Ваших учеников, при к<отор>ом Вы бы думали вслух. (Мысленно: только я!) Goethe сам бы не написал книги о нем Эккермана.
_____
Породы Гёте — и горечь та же — в броне. И щедрость та же — только в радости. (У людей — наоборот!) И то же слу́шание природы, послушание ей. После Вашей книги хочется (можно бы — должно бы) читать только Гёте.
_____
Гёте. Целый день сегодня силилась вспомнить одно стихотворение, прочитанное мною случайно, на какой-то обертке, вспоминала, восстанавливала, за́ново писала, — наконец восстановила:
Goethe nimmt Abschied von einer Landschaft und einer Geliebten {110}
In eines Sommerabends halbem Licht
Sah er zum weinenden und letzten Male
Hinab aufwiesen, Wälder, Berg’ und Thale.
Er stand mit wetterleuchtendem Gesicht.
Noch einmal warf sich wie ein wunder Riese
Ihm das gelebte Leben an die Brust,
Dann löste leicht und lächelnd er — auch diese
Umarmung, seiner Gottheit schon bewusst {111}.
<Вдоль левого поля, напротив первой строфы:> Hinab — auf Berge? {112}
_____
Знаю одно: Вы бы жили на классическом «острове», Вы бы всё равно думали свои мысли, и так же бы их записывали, а если бы нечем и не на чем, произносили бы вслух и отпускали обратно.
Вы бы все равно, без Далькроза и др. были бы тем же, нашли, открыли бы — то же. (Законы Ритма вы бы открыли в движущейся ветке и т.д.) Не отрицаю этим <пропуск одного-двух слов> в Вашей жизни X, Y, Z: ценность спутничества — до (два шахтера — находят жилу). Но Вы ведь всё это уже знали, между Вами и Миром нет третьего, природа Вам открывается не путем человека.
_____
Боюсь, Вы подумаете: бред.
Да, но во-первых: если бред, то от Вашей же книги, не от соседней на столе (автор моего «бреда» — Вы!) а во-вторых: только на вершине восторга человек видит мир правильно, Бог сотворил мир в восторге (NB! человека — в меньшем, оно и видно), и у человека не в восторге не может быть правильного видения вещей.
_____
Боюсь, Вы скажете: кто тебя поставил судьей, кто дал тебе право — хотя бы возносить меня до неба? Ведь и на это нужно право.
Задумываюсь: — на славословье?
Высказанная похвала — иногда нескромность, даже наглость (похвалить можно только младшего!) — но хвала (всякое дыхание да хвалит Господа)? [884]
Хвала — долг. Нет. Хвала — дыханье.
_____
И Вы же должны понять, что я не «хвалю» а — потрясена?!
_____
Сейчас — ночь со вторника на среду — вспоминала, сколько дней назад я Вас видела, верней: сколько дней я Вас не видела. Считаю: Благовещенье — затмение — суббота 28-го ст<арого> марта Ваш приход — сегодня что́? 31-ое. — Три дня.
Мое первое чувство было — недели две, по тем верстам и верстам вслед за Вашей мыслью и моей мысли к Вам.
Боюсь, Вы подумаете: нищий.
С<ергей> М<ихайлович>, я не от нищенства к Вам иду, а от счастья.
_____
Впервые — HCT. стр. 13–17. Печ. по тексту первой публикации с использованием переводов.
14-21. С.М. Волконскому
Ночь со среды на четверг 31/13 на 1/14 марта-апреля 1921 г.
Дорогой С<ергей> М<ихайлович>, живу благодаря Вам изумительной жизнью. Последнее что я вижу засыпая и первое что я вижу просыпаясь — Ваша книга.
Знаете ли Вы, что и моя земная жизнь Вами перевернута? Все с кем раньше дружила — отпали. Вами кончено несколько дружб. (За полнейшей заполненностью и ненадобностью.) Человек с которым встречалась ежедневно с 1-го января этого года [885] — вот уже больше недели, как я его не вижу {113}. — Чужой. — Не нужно. — Отрывает (от Вас). У меня есть друг: Ваша мысль.
_____
Вы сделали доброе дело: показали мне человека на высокий лад.
_____
Есть много горечи в этом. Ухватившись за лоб, думаю: я никогда не узнаю его жизни, всей его жизни, я не узнаю его любимой игрушки в три года, его любимой книги в тринадцать лет, не узнаю как звали его собаку. А если узнаю — игрушку — книгу — собаку, другого не узнаю, всего не узнаю, ничего не узнаю. Потому что — не успею.
Думаю дальше: четыре года живу в Сов<етской> России (всё до этого — сон, не в счет!) я четыре года живу в сов<етской> Москве, четыре года смотрю в лицо каждому, ища лица. И четыре годы вижу морды (хари) —
С<ергей> М<ихайлович>, если бы я завтра узнала, что Вы завтра же уезжаете за границу, я бы целый день радовалась, как могла бы радоваться только въезду [886]. Клянусь! Весь день бы радовалась, а вечером бы — молниеносная проверка, и: а вечером бы закрыла Вашу книгу с тем чтобы никогда больше не раскрывать.
_____
Сегодня у Т.Ф. С<крябиной> [887] — вопрос, мне, ее матери [888]: — «Dites-moi donc un peu, Madame, pouvez-Vous me dire — а́ quoi cela est bon — la vie? Cette masse de souffrances..» {114}
И мне стало стыдно в эту минуту — за свое восхищение от земли.
_____
Быть мальчиком твоим светлоголовым… [889]
(1-го русск<ого> апреля 1921 г., четверг)
_____
Я: — «Аля, как ты думаешь — который час?»
Аля: — «Два часа ровно, потому что бабка исповедоваться пошла. Марина! Мы живем по чужим исповедям!»
_____
— М<арина>! Что Бог сделал с собаками! Создал их и не кормит, сделал их какими-то нищухами, побирухами. А если бы он их всех сделал породистыми, тогда бы и породы не было, п<отому> ч<то> порода — от сравнения.
Значит, чтобы была порода, нужна не-порода.
_____
Занесли Вам с Алей противоядия от полезных советских смесей (хлебных и чайных) — и немножко письменных принадлежностей.
Не была на Вашей лекции только потому что сговорилась идти с Т<атьяной> Ф<едоровной>, а у нее сейчас дома всякие горести и беды. Читаю Отклики. Спасибо.
МЦ.
Продолжение большого письма
(конечно неотосланного)
Суббота, 9-тый — по новому час. Только что отзвонили колокола. Сижу и внимательно слушаю свою боль. Суббота — и потому что
