моей невозможностью не-быть (уходом) и моим стремлением пропасть (небытием). В любви меня нету, есть исступленное, невменяемое, страдающее существо, душа без тела.
_____
В Ваших письмах так часто: «Или и это забыли?» Друг, забываю только бывшее, бывших. Небывшее во мне суще. Так я, забыв всех своих любовников, никогда не забуду Блока, руку которого никогда не держала в руке. («А если бы держали?» — Бог не привел!)
Кстати, конец письма: «Холодно — знобит — мой путь через снега»… и эти две буквы А. Б. в конце, — я долго смотрела. У Вас страдальческая сущность.
_____
Ваше письмо, принесенное мне моей приятельницей, читала на кладбище. (Живу в предместье.) — Другого места не было, везде люди, там никто не бывает. Скамейки не было, села на дорожке, у какого-то камня. Я читала, ветер трепал листы, листья падали.
_____
Друг, просьба: пришлите мне книгу Ницше (по-немецки) — «Происхождение Трагедии». (Об Аполлоне и Дионисе) [1393]. У меня никого нет в Б<ерлине>. Она мне сейчас очень нужна. Пришлите на Смиховский адр<ес>, на к<отор>ый иногда (в просветленные минуты) и пишите.
_____
До свидания. Жму Вашу руку. Не враждуйте со мной в сердце своем.
МЦ.
Печ. по СС-6. стр. 615–618. См. коммент. к письму 27–23.
67-23. A.B. Бахраху
Прага, 4-го Октября, 1923 г.
У меня к Вам большая просьба — если Вы еще в Берлине — п<отому> ч<то> если не в Берлине, то уже ничего не можете сделать.
Дело в том, что необходимо перевести (перевезти!) Белого в Прагу, он не должен ехать в Россию, слава Богу, что его не пустили [1394], он должен быть в Праге, здесь ему дадут иждивение (stride nécessaire) {243} и здесь, в конце концов, я, которая его нежно люблю и — что́ лучше — ему преданна.
Говорила со Сло́нимом (знаете такого?) [1395]. Он обещал сегодня же написать Белому, без его согласия нельзя начинать хлопот, а он вероломен. Нужно держать его в руках, жужжать ему в уши, — чтобы он не отвильнул, не передернул. Я знаю, что Прага для него — спасение. Во-первых: он обеспечен, во-вторых: чудный город, в-третьих: люди или одиночество на выбор, — как хочет, в-четвертых: я, т.е. моя готовность ему помогать и о нем заботиться: ЛЮБЯ, С РАДОСТЬЮ — и — НЕУСТАННО.
Все это ему передайте. Получать он будет около 800 кр<он> в месяц, не меньше, жить можно (будет подрабатывать). И запретите ему всей моей волей — от иждивения отказываться. Пусть непременно примет. Без этого ехать бессмысленно.
_____
Друг, сделайте это для меня. Настойте! Будьте судьбой! Стойте над ним неустанно. И — главное — в нужный час — посадите в вагон! Я встречу. Умоляю Вас Христом Богом, сделайте это! Здесь он будет писать и дышать. В России — ему нечего делать, я знаю, как там любят!
_____
От Вас давно ни слова, но не Ваша вина, наверное скоро получу.
_____
По моим просьбам Вы видите, какой Вы мне друг. Мне с Вами просторно. Я Вам верю. Это — отношение навсегда. Смело могу сказать. Я знаю, что в любой час Вы меня примете (у меня всегда — час Души!) В этом наша встреча, весь смысл ее. (Я не заговариваю зубы, чтобы Вы лучше переправили Белого, — честное слово! Просто с пера и из души рвется!)
_____
И еще просьба: найдите мне верную оказию к Борису Пастернаку: из рук в руки. Мне необходимо переслать ему стихи и письмо. В почту не верю и адреса нет. Сейчас многие уезжают в Москву, найдите мне такого надежного, который немножко любит мои стихи и потому не выкинет моего письма. Или — просто порядочного человека. Письмо и стихи высылаю следом. Зря не отдавайте. Я не писала ему полгода, после такого срока писать — гору поднять, второй раз не соберусь. О, как много мужества нужно — жить! Как много — лжи! И как еще больше — правды!
Борис Пастернак для меня — святыня, это вся моя надежда, то́ небо за краем земли, то, чего еще не было, то, что будет, доверяю Вам свою любовь (письмо) Борису Пастернаку, как свою душу, не отдавайте зря.
И лучше было бы в Берлине же найти адрес, Эренбург его знает. И можно как-нибудь через третье лицо (Вы в ссоре?) — и наверное еще другие знают. Геликон (Вишняк) например, или Гржебин, — если не уехали. Я пришлю Вам письмо в конверте, Вы надпишите адрес. Прежний адрес его: Волхонка, 14. В крайнем случае — пусть отъезжающий письмо берет так, и в Москве (в Союзе Писателей — или Поэтов — или в одной из книжных лавок) его разыщет.
Сделайте это для меня!
_____
Итак, еще раз напоминаю о Белом. Если еще не уехал — пусть едет в Прагу. Но до этого пусть известит: да, и после этого — пусть не отказывается. Дело сделаем быстро, и визу и иждивение, — всё. Мне будет помогать Слоним. Так ему и скажите. И передайте ему от меня всю мою нежность и память. ЗАГОВОРИТЕ, ЗАВОРОЖИТЕ его, — иначе его не возьмешь! Будьте его ВОЛЕЙ, и возьмите на подмогу — мою.
Обо всем этом немедленно же ответьте на Smichov: Praha, Smichov, Švedska ulice č
Хорошо бы экспрессом, но боюсь, что разоряю.
Жму Вашу руку.
МЦ.
<Приписка на полях:>
И — чтобы покончить с просьбами: вытащите у Гржебина еще 20 (или 15) Психей. Я получила только 5 (есть квитанция). Не верьте обещаниям, пусть это будет сделано при Вас!
Печ. по СС-6. стр. 618–620. См. коммент. к письму 27–23.
68-23. К.Б. Родзевичу
5-го Октября 1923 г., пятница
Мой родной, мой любимый, мой очаровательный — и — что всего важнее — и нежнее: — мой!
Вчера засыпая думала о Вас — пока перо не выпало из рук. И вечером, подымаясь по нашей темной дороге, вдоль всех этих лесенок. И ночью, когда проснулась: что-то снилось — и вдруг: к тебе! И сейчас, утром, в чудный трезвый час.
Ты мне говорил такие слова, которых я до тебя не слышала: великие — по простоте, это последнее величие, и вот, несмотря на всего тебя и всю меня — я тебе (себе) верю. — Что из этого будет?
Синие дымки́ в окне: люди начинают жить. О, если бы ты сейчас взошел в комнату! Я бы ринулась к шкафу (шляпа!) — сумка в руке — где ключ? — папиросы не забыть! — на волю! Мы бы пошли в Градчаны, я бы ног под собой не чуяла, ты делаешь меня тем, чем я никогда не хотела быть: СЧАСТЛИВОЙ! (Моя прежняя реплика: «Je vaux mieux que ça!» {244})
И вот, в Градчанах, вдоль старых стен, под старыми деревьями, по старым, старым камням — и такая молодость!
(Ты сейчас бешено учишься, киса моя, а мне сейчас нужно идти на рынок. — Гм. —)
Жду 8-го, живу 8-ым! Вижу твою издалека́-подкрадывающуюся улыбку. Вкрадчивость, она у Вас во всем: в шаге, в голосе, в поцелуе руки. Вы вкрадываетесь в душу. — Вор! — «Восхитительно целует руку», — это одна из моих первых оценок.
— «Всё это уже мне давно говорили!» — Знаю. — «И еще не раз скажут!» — знаю тоже. — В том-то и наша Судьба, дружочек, что все — такие разные(ыя)! — всё то же. Но по разному слушаешь. В этом — тоже наша судьба.
_____
Не знаю удастся ли мне в понедельник проводить Вас на вокзал. Я и так выдаю себя с головой (с сердцем!) Знаю только, что об этом я неустанно буду думать, говоря с Вами и глядя на Вас. — Моя улыбка! — (Раньше никогда не любила «улыбчивых уст».)
Киса родная, головка моя черная и коварная
_____
Кончаю. Надо в город. И не надо мешать Вам учиться. Жду 8-го. Приходите возможно раньше. От 8-го — опять тот же срок: пять дней! Если бы Вы жили в городе [1396], мы бы постоянно были вместе, вопреки всем Вашим и моим решениям, всей волей: Вашей — ко мне, моей — к Вам. (ВОЛЯ, это часто — обратное решению. Есть воля ВОЛЕВАЯ, т.е. насилие — может быть и благое! — и наша воля к — хотя бы к бытию! Так вот, у меня воля к Вам. Чорт — с решениями!)
И я наверное все-таки пойду Вас провожать на вокзал.
Моя дорогая радость!
МЦ.
А вот стихи. Это я — наедине с собой, без Вас. Видите, мне невесело.
НОЧНЫЕ МЕСТА [1397]
(Естественное продолжение «Оврагов»)
Темнейшие из ночных
Мест: мост. — Устами в уста! —
Тащить в дурные места:
Туда: в веселящий газ
На койку, где все до нас?
На койку, где не-вдвоем
(Вернейшее из ночных
(Мест — смерть!) Платных теснот
Ночных — блаже вода!
Вода — глаже простынь!
Когда б — в веры века
Нам встать! — Руки смежив!
(Река — телу легка,
Любовь: зноб до кости́,
Вода — любит концы,
Река — любит тела.
_____
4-го Октября 1923 г.
_____
<Приписка на полях:>
NB! «блаже» здесь как сравнительная степень от «благой». Тугой — туже, благой — блаже.
«Не расстанусь! — Конца́ нет!» И льнет, и льнет…
И в груди — нарастание
Грозных вод,
Нот… Надёжное: как таинство —
Непреложное: «ра́сста́немся!»
_____
5-го Октября 1923 г.
_____
— Через год проверим. _
МЦ
<Приписка на полях:>
А за́ город с Вами — пока последние листья! Дружочек, соберемся? Мне хочется с Вами на волю. Помню, однажды на моей бедной седой горе, которая Вам так не нравилась: «Нет, нет, М.И., известный комфорт нужен: хорошее кресло, в котором так хорошо думается…» Я: «И спится». Вы «Да, и спится». Я: «После обеда». Вы: «После хорошего обеда с вином». (Впрочем, Вы уже дразнились.)
А деревья шумели, вечер шел, мы шли рядом.
Впервые — Письма к Константину Родзевичу. Печ. по тексту первой публикации. стр. 65–71.
69-23. К.Б. Родзевичу
9-го Октября 1923 г., утро
Мой родной,
Мы вчера хорошо расстались, встречаться трудней, чем расставаться! — в расставании я нахожу и себя и другого, и нужные слова, и нужное отсутствие слов, расставание — полное владение, и если бы, расставшись, можно было идти вместе…
Есть нечто бо́льшее слов, — вот вчера, остановка под деревом, это верней слов, вечней слов, в словах мы только нащупываем дно, — помните. Ваше: «наконец, глубо́ко!» (В море.)
Слова заводят, это как рифмы, а особенно меня, знающую их отдельную жизнь. В словах мы плутаем (я, не Вы) — это глубокие потемки и иногда ужасающие мели, у меня иногда сухо во рту от слов, точно Саха́ру съела.
Любуюсь Вашим покоем. (Если бы Вы знали, как Вы
