довольно слабому стихотворению «О любви», автором которого оказался Д. Резников.
По поводу конкурса и решения жюри Г. Адамович позже писал:
«Помню, что в полном тройственном согласии мы забраковали, как совсем негодное, стихотворение Марины Цветаевой, присланное по условиям конкурса, без подписи. … Цветаева, однако, долго не могла прийти в себя от возмущения и даже писала письма в редакцию „Звена“, требуя огласки происшествия… … Не оправдываю в данном случае ни себя, ни других членов жюри, но думаю, что при анонимном просмотре стихов повторения подобных историй неизбежны, и что ничего особенно позорного в нашей оплошности не было. К тому же и присланное Цветаевой стихотворение было действительно вяло и маловразумительно, при всей обычной напускной напористости, с восклицательными знаками чуть ли не в каждой строке» (Адамович Г. Одиночество и свобода. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955. С. 157).
615
Отзыв о сборнике «Ковчег» (Прага, 1926) был написан Д.А. Шаховским и помещен за подписью «Ш» в № 1 журнала «Благонамеренный». В этом отзыве автор, в частности, дал высокую оценку цветаевской «Поэме Конца»:
«Каким-то чудом (чудом рождения, вероятно!) похищено перо у сказочной Птицы русской народной песни, и пишутся, пером этим, „цивилизованные“ — сюжетно и формально — стихотворения. Вместо того, чтобы поздравить „цивилизацию“ … некоторые критики разводят руками» (С. 160–161).
О содержании и авторах «Ковчега» см. письмо к O.E. Колбасиной-Черновой от 8 января 1925 г., а также письма к В.Ф. Булгакову.
616
В отзыве на «Ковчег» Ю. Айхенвальд писал:
«…отметим наиболее интересные страницы сборника. К сожалению, для этого надо пройти мимо „Поэмы конца“ Марины Цветаевой, — поэмы, которой, по крайней мере, пишущий эти строки просто не понял; думается, однако, это и всякий другой будет ее не столько читать, сколько разгадывать, и даже если он окажется счастливее и догадливее нас, то свое счастье он купит ценою больших умственных усилий» (Руль. 1925. 9 дек.).
617
С ноября 1918 г. до второй половины апреля 1919 г. Цветаева проработала в Информационном отделе Народного комиссариата по делам национальностей, (Наркомнаце). См. об этом ее дневниковую прозу «Мои службы» (СС-4), а также: Коркина Е.Б. Летопись житии и творчества М.И. Цветаевой. Ч. I. 1892–1922. М.: Дом-музей Марины Цветаевой. 2012. С. 125, 126, 129.
618
Выдержки из дневника 1919 с «О Германии» были опубликованы в газете «Дни» (1925, 13 дек.).
619
В письме к М.И. Цветаевой от 26 декабря 1925 г. Д.А. Шаховской высказал мысль о том, что контроль художника над своим творчеством «парадоксально дает ему новую широту и свободу более волшебную, чем рожденную из творческой безудержности», которая, по его мнению, была характерна для Цветаевой. Культивирование ею такой безудержности, «любование своим даром» он назвал «гутированием» (от фр. gouter — наслаждаться) (Биография юности. С. 405–406).
620
См. письма к Д.А. Шаховскому от 7 и 24 декабря 1925 г. и коммент. к ним (3 и 7 соответственно).
621
В отрывке из дневника «О любви» есть диалог между Цветаевой и Антокольским о любви (см. СС-4. С. 482–484). По этому поводу Шаховской писал в цитировавшемся выше письме:
«Но „Разговор с Антокольским“ — романтизм, бессодержательность которого я не ощущаю, нет, я просто вдыхаю (полостью рта, легкими)» (Там же. С. 406).
622
Эту мысль Цветаева развивает в главе «Для кого я пишу» своего эссе «Поэт о критике», напечатанном в № 2 журнала «Благонамеренный» (см. СС-5. С. 286–287).
623
Несколько дней спустя, в феврале 1926 г., В.Ф. Булгаков обратился к Советскому правительству с просьбой разрешить ему вернуться в Россию. Он намеревался принять участие в подготовке празднования 100-летнего юбилея со дня рождения Л.Н. Толстого, в редактировании его полного собрания сочинений, в реорганизации толстовского музея и пр. При этом Булгаков обещал отказаться от любых политических или антиправительственных выступлений. В мае Булгаков получил из Москвы отказ ВЦИК (За Свободу Варшава. 1926. 9 мая. Лит. прилож.).
624
Шираз город в Иране (был столицей государства в XVIII в.).
625
«М.И. Цветаева получала ежемесячное пособие от чехословацкого правительства. Литераторы, получавшие такое пособие, должны были проживать в Чехословакии. Выезд разрешался лишь на срок 2–3, много 4 месяцев. М.И. желала, чтобы этот срок был продлен для нее. Это было сделано» (примеч. В.Ф. Булгакова).
В письме, также датированном 2 января, С. Эфрон пишет Булгакову, прося его похлопотать об этом «иждивении» и сохранить его до осени:
«У Марины есть возможность в Париже устраивать свои литературные дела гораздо шире, чем в Праге. Кроме того, здесь есть среда, вернее несколько человек, Марине по литературе близких. Если чехи пообещают, можно будет Марину отправить на месяц-два к морю. Она переутомлена до последнего предела. Живем здесь вчетвером в одной комнате… Марина, Вы знаете, человек напряженнейшего труда. Обстановка, ее окружавшая была очень тяжелой. Она надорвалась. Ей необходимо дать и душевный и физический роздых… Вы знаете жизнь Марины, четырехлетнее пребывание ее в Мокропсах и Вшенорах, совмещение кухни, детской и рабочего кабинета… Марина, может быть, единственный из поэтов, сумевшая семь лет (три в России, четыре в Чехии) прожить в кухне и не потерявшая ни своего дара, ни работоспособности. Сейчас отдых не только ее право, а необходимость» (Соч. 88. Т. 2. С. 619).
626
В упомянутом выше письме С.Я. Эфрон писал:
«Русский Париж, за маленьким исключением, мне очень не но душе. Был на встрече Нового Года, устроенной политическим Красным Крестом. Собралось больше тысячи „недорезанных буржуев“, пресыщенных и вяло-веселых (всё больше — евреи), они не ели, а жрали икру и купались в шампанском. На эту же встречу попала группа русских рабочих в засаленных пиджаках, с мозолистыми руками и со смущенными лицами. Они сконфуженно жались к стене, не зная, что делать меж смокингами и фраками. Я был не в смокинге и не во фраке, а в своем обычном синем костюме, но сгорел со стыда. Потом рабочие перепились, начали ругаться и чуть было не устроили погрома. Их с трудом вывели» (Там же. С. 619).
627
Булгакова Анна Владимировна (до замужества Цубербилер; 1896–1964), учительница; старшая дочь Татьяна (р. 1921).
628
Статью «Поэт о критике».
629
Письмо является припиской к письму С.Я. Эфрона к В.Ф. Булгакову.
630
Речь идет о Викторе Сергеевиче Миролюбове (1860–1939) — журналисте, издателе и редакторе. В России издавал «Журнал для всех». М. Цветаева и С. Эфрон отвечают на письмо Булгакова, в котором последний описал свой конфликт с издательством «Пламя»:
«Я подробно, и отчасти в комической форме, описал свой конфликте кн-вом Пламя. Это русско-чешское кн-во решило, в виду трудности сбыта, прекратить издание русских книг и при этом вернуть авторам даже те рукописи, которые были уже приняты. Я был одним из таких авторов: изд-вом, в лице прежнего его редактора проф. Е.А. Ляцкого. была принята и давно уже оплачена моя рукопись „Глагол неба“ (антология русской религиозной поэзии). Не требуя от меня, как и с других авторов, возвращения гонорара, изд-во, в лице его нового временного редактора B.C. Миролюбова, мотивировало отказ от рукописи не своими расстроенными делами (как это было на самом деле), а недостатками самой рукописи. При личных объяснениях со мной г. Миролюбов вел себя, с моей точки зрения, в высшей степени двусмысленно и предосудительно. Возмущенный его поведением, я категорически потребовал от кн-ва Пламя или формального извинения передо мною за действия своего сотрудника Миролюбова (ввиду его отказа принести личное извинение) либо обратного приема моей рукописи. Глава издательства консул Иосиф Гайный исполнил второе из моих требований.
Впрочем, через несколько месяцев, после того как г. Миролюбов покинул свою службу в кн-ве Пламя и уехал из Праги, я добровольно взял свою рукопись обратно из издательства».
По этому поводу С. Эфрон пишет Булгакову:
«Дорогой Валентин Федорович,
с восторженным удовлетворением прочел Ваше письмо. Вы прекрасно выполнили то, что Вам надлежало выполнить. Миролюбов посрамлен, Гайный, очевидно, стал на Вашу сторону (что очень важно и приятно), а Вы получили удовлетворение в самой выгодной форме. В Париже узнал многое о М., долженствующее укрепить Вас на Вашей позиции. Оказывается, он был бичом всех редакций, в к-ых принимал участие. Последними его выживали эсеры из своей газеты и с большим трудом и скандалом выжили. Единственная его заслуга (и очень весомая) в том, что в „Журнале для всех“ впервые начали печататься Ремизов, А. Блок, Бальмонт и др. Этим он страшно возгордился и отсюда его сумасшедшее высокомерие. Его поведение во время разговора с Вами недопустимо позорное…» (Письма Валентину Булгакову. С. 32).
631
В 1905 г. М. Цветаевой было 13 лет.
632
Цветаева благодарит Булгакова за его хлопоты по продлению ей чешской стипендии. См. предыдущее письмо.
633
О первом парижском вечере Цветаевой 6 февраля 1926 г. см. письма от 25 января 1926 г. к П.П. Сувчинскому и к Л. Шестову и коммент. к ним.
634
Речь идет о статье А. Яблоновского «Есенин», написанной в связи со смертью поэта (Возрождение. 1925. 31 дек.), и «Литературных беседах» Г. Адамовича (Звено. 1926. 10 янв.). «Пьяный, дикий, разнузданный и морально растерзанный, но талантливый, несомненно талантливый», — писал о Есенине А. Яблоновский. См. также «Поэт о критике» и «Цветник» (СС-5).
635
См. коммент. 1 к письму в Комитет помощи от 11 декабря 1925 г.
636
Начиная с 1924 г., ежегодно в канун Старого Нового года (13 января). Комитет помощи русским писателям и ученым во Франции проводил писательские вечера (в 1930-е гг. их уже организовывал под названием «Балы прессы» Союз русских писателей и журналистов в Париже), в программе которых были выступления известных артистов и писателей, розыгрыши в лотерею картин, пожертвованных русскими художниками и др. Неизменным местом проведения балов был отель «Lutetia», один из самых респектабельных в Париже. Средства, вырученные Комитетом от этих вечеров, шли на пособия нуждающимся русским писателям, журналистам, ученым. О таком пособии и хлопотала Цветаева.
637
Описка Цветаевой в отчестве адресата. Правильно: Морицевна.
638
О вечере Цветаевой, который состоялся 6 февраля 1926 г., см. письмо к Л. Шестову от 25 января 1926 г. и коммент. 1 к письму к П.П. Сувчинскому от того же дня.
639
Речь идет о выходе первого номера журнала.
640
Речь идет об организации творческого вечера Цветаевой в Париже, стоившего ей большого нервного напряжения и многих унижений: надо было выпросить помещение (которое никто не хотел давать бесплатно), найти распорядителя вечера, отпечатать и распространить билеты. Чтобы вечер оказался успешным в финансовом отношении, приходилось просить влиятельных друзей распространить специальные дорогие билеты среди меценатов-толстосумов (Цветаева называет их в письме буржуями). Об этом же писал С. Эфрон:
«…резкое недоброжелательство почти всех русских и еврейских барынь, от которых в первую очередь зависит удача распространения билетов. Все эти барыни, обиженные нежеланием Марины пресмыкаться, просить и пр., отказались в чем-либо помочь нам» (письмо С. Эфрона к В.Ф. Булгакову от 9 февраля 1926 г.; РГАЛИ. Ф. 2226, оп.
