по-старому. И Нового Года еще не встречали.
Изнемогаю от печек, углей, грязи, посуды, всей этой пятилетней невылазной чернейшей работы. Но все-таки служить бы не пошла. Это единственное утешение. Всё в моей жизни: «Tu l’as voulu, Georges Dandin!» {47} [205]
_____
У нас весна, — настоящая. Ходим в платьях. (Чешский климат, под влиянием русских студентов, еще раз сошел с ума!) Еще несколько дней — и распустятся почки. Дивное синее небо, теплый веющий воздух, — сплошной обман! Но — радуешься. Где-то так жарко, что перепало и нам.
А Сережа с Мишей З. [206] сейчас пошел за елкой, — к верхнему леснику, где мы когда-то жили [207]. Аля, несмотря на явную весну, настаивает на Рождестве.
_____
До свидания, дорогой Андрей Владимирович. (Забыла спросить: как портфель? клад?) Буду рада получить от Вас весточку. Пишите и о Черновых: как Вам понравились старшие? [208] бываете ли? как им живется? Это прелестнейшая и сердечнейшая семья.
Не забудьте тотчас же по получении письма направить к ним Катю. Если она не у вас — известите ее там, где она.
С сердечным приветом
М.Цветаева.
Впервые — Звезда. 1992. № 10. С. 29–30 (публ. E.H. Лубянниковой). СС-6. С. 655–656. Печ. по СС-6.
4-25. O.E. Колбасиной-Черновой
Вшеноры, 8-е января 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна.
Большая просьба: возьмите в «Современных Записках» мою рукопись «Мои службы» и переправьте ее Мельгунову [209] для «На Чужой Стороне». «Мои службы» Современные 3аписки, заказав, отклонили, причина неизвестна, да для меня и безразлична, мне важен итог [210]. А итог: на какое-то основательное количество франков меньше, нужно восполнить, все мне советуют «Чужую Сторону».
Очень прошу, не поручайте «Современным Запискам» пересылать самим, пусть лучше Мельгунов не знает, что рукопись уже гостила, пусть они отдадут Вам, а Вы уже перешлете. (Мельгунов живет где-то под Парижем.) Только, препровождая рукопись, оговоритесь: не подойдет, прошу возврата, вторично ее у меня нет, а переписывать — большой труд.
Да! Прежде чем идти в «Современные 3аписки», запросите по телефону (Париж ведь — не Прага?), у них ли эта рукопись, не отослана ли к Степуну [211] в Германию. (Отказ — через Степуна.) Очень прошу Вас сделать это возможно скорей, и Мельгунова поторопите с ответом, «Современные Записки» молчали 2 месяца!
Вчера у меня был наш председатель В.Ф. Булгаков, планировали сборник. Ваша вещь принята, гонорар либо 350, либо 300 крон с листа, получу на Вас в первую голову, опять притянув Ляцкого. (Издаст, очевидно, «Пламя».) Сборник совсем собран, большой, хороший, приблизительное содержание:
Маковский: Венецианские сонеты
Туринцев: стихи
Недзельский: Походы (стихи)
Рафальский — стихи
Я: «Поэма Конца»
_____
Чириков: «Поездка на о. Валаам»
Сережа — «Тиф»
Немирович-Данченко: еще не дал
Калинников — «Земля»
Вы — «Раковина»
Аверченко — рассказ
Долинский — «Чугунное стадо» (NB! Поездка с англичанином!)
Крачковский — еще не дал
Кожевников — из цикла «Городские люди» (о Чехии)
_____
Нечитайлов «Болгарские и македонские песни»
Булгаков — «Замолчанное о Толстом»
Кизеветтер — «Заметки о Пушкине»
Савинов — «Оттокар Бржезина»
Завадский — «О русском языке»
_____
Может быть что-нибудь в беллетристике забыла. Называться будет (крестила — я) «Ковчег» [212].
_____
Вся Прага занята юбилеем Немировича [213]. Были бы здесь — много рассказала бы о «дорогом». Он сейчас в полосе ожесточенного самолюбия, ведет себя мелко, не будучи мелким, мне жаль его, но помочь не могу. Отзывы со всех сторон (вне политики!) самые удивленные и нелестные, но как-то зарвался («занесся»), делает бестактность за бестактностью, наживает себе врагов среди самых сердечных и справедливых людей. Жаль. — Но помочь не могу.
Сам предлагал мне (около месяца назад) купить у меня книгу («Романтику») [214] и вот на два письма не отвечает. Я не привыкла к такой невоспитанности, это еще хуже бессердечия, ибо не подлежит никакому сложному толкованию.
_____
Все ходим с Алей по елкам: третьего дня у Лелика, вчера у Чириковых. Дети, я замечаю, меньше всего заняты елкой. Дети любуются подарками, взрослые — детьми, а елка как Сивилла, вспоминающая свои скалы [215]. К Але это не относится: она душу отдаст за лишние пять свечей.
Елка будет и у нас, есть уже, украшена и наряжена, в бахромах и в блестках, кроме них — все самодельное, в Сочельник золотили шишки и орехи, доклеивали, докрашивали. Была служба, приезжал Булгаков [216] из города, служил в Мокропсах, в ресторане, говорил проповедь. 12-го иду с Муной [217] к земгорской врачихе, — может быть поможет мне устроиться в лечебнице бесплатно, — «Охрана матерей и младенцев», 30 крон в день, дешевле, чем в «Красном кресте». Новый год встречаем во Вшенорах, с Чириковыми и Александрой 3ахаровной. Завтра Аля ждет на елку Ирусю, боюсь, что Маргарита Николаевна обидится, что перерешаю с лечебницей, но ее — вдвое дороже (600 крон за 10 дней), и никаких надежд на даровое лежание.
Уже вечер. Пишу при лампе. В комнатах — весь уют неприюта. Сережа в городе, Аля рисует в новом альбоме и грызет орехи. Я между плитой (вода для стирки) и письменным столом, как сомнамбула, как мыслящий маятник. Эта зима — наиглушайшая в моей жизни, точно я под снегом. В будущем году — давайте? — приеду в Париж. Посажу вместо себя Катю Рейтлингер или Муну (они меня все так любят!) и приеду. — Ну, на две недели, чтобы опять услышать звук собственного голоса, — своего настоящего — «denn dort bin ich gelogen, wo ich gebogen bin» [218] (ибо где я согнут — я солган!). Вы ничего не пишете мне об оказии к Борису Пастернаку, — мне так нужно ему написать, я даже не знаю, дошло ли мое июньское письмо, — ни звука. Во 2-ой книге «Русского Современника» [219] два моих стиха, он дал, я не видела, мне говорили. Осенью это была Святая Елена (с верховыми прогулками и подзорными трубами несдавшегося императора), сейчас это «погребенные под снежной лавиной» или шахта: глухо. А другие живут — тут же рядом в таких же «двух комнатах с плитой и печью», знакомятся, любят, расходятся, вьют и развивают гнезда… Боюсь, что беда (судьба) во мне, я ничего по-настоящему, до конца, т.е. без конца, не люблю, не умею любить, кроме своей души, т.е. тоски, расплесканной и расхлестанной по всему миру и за его пределами. Мне во всем — в каждом человеке и чувстве — тесно, как во всякой комнате, будь то нора или дворец. Я не могу жить, т.е. длить, не умею жить во днях, каждый день, — всегда живу вне себя. Эта болезнь неизлечима и зовется: душа.
_____
И всё такие разумные люди вокруг, почтительные. Я для них поэт, т.е. некоторая несомненность, с которой считаются. Никому в голову не приходит — любить! А у меня только это в голове (именно в голове!), вне этого мне люди не нужны, остальное все есть.
Целую Вас нежно. Самая приятная новость в конце Алиного письма [220].
МЦ.
Впервые — НП. С. 110–114. СС-6. С. 706–709. Печ. по СС-6.
5-25. A.A. Тесковой
Вшеноры, 11-го января 1925 г.
С Новым Годом, милая Анна Антоновна.
Давно окликнула бы Вас, если бы не с субботы на субботу поджидание Вашего приезда.
Теперь обращаюсь к Вам с просьбой: не могли ли бы Вы разузнать среди знакомых, какая лечебница («болезнь» Вы знаете) в Праге считается лучшей, т.е. гигиенически наиболее удовлетворительной, считаясь с моей, сравнительно малой, платежеспособностью. Как отзываются об «Охране материнства»? [221] (сравнительно — дешевая). Срок у меня — месяц с небольшим, а у меня еще ничего не готово, кроме пассивного солдатского терпения, — добродетели иногда вредной.
Простите, что беспокою Вас столь не-светской просьбой, но у меня в Праге ни одной знакомой чешской семьи, — только литераторы, которые этих дел не ведают.
Шлю Вам привет и не теряю надежды в ближайшем будущем увидеть. — У нас прелестная елка, будет стоять до Крещения (6/19-го января), приезжайте, зажжем.
М.Ц.
Впервые — Československá rusistika. Praha. 1962. № 1. С. 48 (публ. B.B. Морковина) (с купюрами). Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 27 (полностью). СС-6. С. 335. Печ. по: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 15.
6-25. В.Ф. Булгакову
Вшеноры, 11-го января 1925 г.
Милый Валентин Федорович,
Посылаю Вам Нечитайлова, — сделала, что могла. Одну песню (Московская Царица) я бы, вообще, выпустила, — она неисправима, все вкось и врозь, размера подлинника же я не знаю. (Отметила это на полях) [222].
_____
Стихи Туринцева прочитаны и отмечены. Лучшее, по-моему, «Паровоз». «Разлучная» слабее, особенно конец. Остальных бы я определенно не взяла. Что скажете с Сергеем Владиславовичем? [223]
_____
А у Ляцкого я бы все-таки просила 350 крон за лист, все равно придется уступить. Если же сразу — 300, получится 250, если не 200 крон [224].
_____
По-моему, можно сдавать, не дожидаясь Рафальского, — Сергей Яковлевич никак не может его разыскать. Жаль из-за 2–3 стихотворений задерживать. Вставим post factum.
Трепещу за подарок Крачковского. О Калинникове [225] Вам Сергей Яковлевич расскажет. Два листа с лишним (не с третьим ли?!) Немировича [226] — наша роковая дань возрасту и славе.
_____
Пока всего лучшего, желаю Вам (нам!) успеха. Очень тронута печеньем, — спасибо.
МЦ.
Впервые — ВРХД. 1991. № 161. С. 189 (публ. Д. Лерина). СС-7. С. 6. Печ, по СС-7.
7-25. O.E. Колбасиной-Черновой
Вшеноры, 16/19 января 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Ваше иждивение получено и завтра же будет Вам отправлено. Подала прошение и на февраль, — не знаю, добрая воля Ляцкого. В прошении (свободное творчество!) упомянула о катастрофическом стечении обстоятельств — красноречиво. Написала и подписала за Вас три бумаги (расписку, доверенность Сережи и прошение) — Вы бы удивились аккуратности своего почерка. (Единственное в чем Бог меня лишил размаху!) — Словом, все сошло, авось, еще сойдет.
Сказки дошли [227], к великому восторгу Али. Читает и переводит каждый день по две страницы, — хватит до седых волос. Читаю и вспоминаю свое детство, — тот особый мир французского духа в доме. Я не знаю, куда все это уходит. Когда другие рассказывают о своей жизни, я всегда удивляюсь нищете — не событий, а восприятия: два, три этапа, эпизода: школа (до школы, обыкновенно, не числится), «первая любовь», ну, замужество или женитьба, словом то, что можно зарегистрировать в чешской «студенческой легитимации». Ну, а остальное? Остальное либо не числится, либо его не было. Отсюда верность одному (одной) или, наоборот, бездушная погоня за всеми. — Скучно. Скудно. Нудно. — Так я, недавно, встречала Новый (старый) год, — с такими. Множество барышень (дам, mais plus ça change, plus c’est la même chose) {48} в разных — одинаковых — платьях, все с пудреницами, с палочками духов и кармина, с кудерьками и сумочками, хихикающие, щебечущие, — рыжие, русые, черные, — все как одна. Я весь
