душа весит. Я Прагу люблю первой после Москвы и не из-за «родного славянства», из-за собственного родства с нею: за ее смешанность и многодушие. Из Парижа, думаю, напишу о Праге, — не в благодарность, а по влечению. Издалека все лучше вижу. И, может быть, Вы мне сообщите несколько реальных данных, чтобы все окончательно не уплыло в туман. Итак, мне очень хочется побродить с Вами по Праге, пока еще листья есть. Во мне говорит не любитель старины — это тесно и местно, просто — влекусь в тишину. Очень хотелось бы узнать происхождение: приблизительное время и символ — того пражского рыцаря на — вернее — под Карловым мостом — мальчика, сторожащего реку [551]. Для меня он — символ верности (себе! не другим). И до страсти хотелось бы изображение его — (где достать? нигде нет) — гравюру на память. Расскажите мне о нем все, что знаете. Это не женщина, и спросить можно: «сколько тебе лет?» Ах, какую чудную повесть можно было бы написать — на фоне Праги! Без фабулы и без тел: роман Душ.
Никому не рассказывайте. Ведь не знаю, напишу ли, а будут знать другие — наверно не напишу.
Никому не рассказывайте также о моем отъезде, т.е. о возможности моего невозвращения. И, если вернусь, помогите мне устроиться в Праге, где-нибудь на окраине, хорошо бы — неподалеку от Вас. Мы бы вместе ходили и бродили. Жизнь за-городом не в меру тяжела — даже мне. Столько лишней работы и такая дороговизна на всё, кроме жилища. Помните нашу квартиру? Сырость (уже течет!) тьма — и вот, хозяева, удостоверившись, что можно жить, раз мы прожили целый год, повышают плату на 100 крон. Итак, уже не 200 крон, а 300 крон.
— Сама жизнь выживает. —
_____
А.И. Андреева тоже уезжает, сначала в Берлин, потом в Париж. Ей тоже сложно: берет с собой пока только старшего [552]. Но с деньгами — легче.
Думаю, уедет раньше меня.
_____
Дорогая Анна Антоновна, сообщите, пожалуйста, адрес госпожи Юрчиновой, она мне два раза писала открытки, но все без адреса. Кроме того, у нее или у ее знакомой переводчицы — все мои книги и вырезки из газет, хочу знать, чту с ними сталось.
Целую Вас нежно и жду письма.
МЦ.
Впервые — Письма к Анне Тесковой. 1969. С. 32–33 (с купюрой). Печ. полностью по: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 25–27.
67-25. Д.А. Шаховскому
Vsenory, 6-го Октября 1925 г.
Господин Шаховской,
(К сожалению, не знаю Вашего отчества.)
Настойчивость Вашего желания меня трогает, но, увы, у меня ничего нет, в данный час, для Вашего журнала, кроме стихов. Прозу пишу редко, скорей в порядке события, а не состояния, — так, только что сдала в «Волю России» большую статью о Брюсове — «Герой труда», вещь, над которой работала месяц и которая бы Вам не подошла по размерам (больше трех листов). В настоящее время кончаю поэму «Крысолов» и, живя сверхъестественно трудной бытовой жизнью, уже ничем не отвлекаюсь.
Если стихи Вам нужны, уведомьте экспрессом, экспрессом же вышлю. Есть поэма в 70 строк о Марине Мнишек (былинная) [553], есть «Поэма горы», но обе вещи отнюдь не «благонамеренные», даже — обратно. (Вне политики.) — Предупреждаю. — Впрочем, если Вы знаете мои стихи, и предупреждать нечего. И не лучшим ли образцом благородной иронии будет явление моих стихов на страницах журнала с таким названием?
То есть: не подумает ли читатель, что над ним смеются? То же, впрочем, испытывает и читатель революционной «Воли России», читая моего «Крысолова».
_____
Итак, стихи есть. Выслать могу. Для следующего же № «Благонамеренного» смогу дать Вам один или два психологически-критических очерка о двух совершенно необычайных книгах, которые не называю, чтобы не сглазить.
К 1-му ноября думаю быть в Париже, где мне устраивают выступление [554].
Всего лучшего Привет.
Марина Цветаева
P.S. Извините за промедление, только сегодня удалось отыскать Ваше первое письмо с адресом. В последнем Вашем и в письме господина Цебрикова [555] он отсутствовал.
Впервые — НП. С. 342 343. Печ. по СС-7. С. 25 26.
68-25. A.A. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Радуюсь Вашему отклику
Насчет Парижа: еду не в Париж (не люблю залюбленных мест, как залюбленных людей: всегда подозрительно!) а, вообще, еду, — надо же куда-нибудь! А в Париж — потому что там мне обещают устроить выступление (заработок) и — потому что там друзья [556]. У меня их мало.
Здесь прожила не год, а целых полтора — безвыездно. Не забывайте, что это не Прага — и даже не деревня, а крохотное провинциальное местечко, душное, как долина, где расположено. И слишком много черной работы, — мысль не тупеет, но чувства — спят.
Завтра Муру прививают оспу, во Вшенорах, за исключением поездки к французскому консулу (виза), буду безвыездно. Очень жду Вас, напишите — когда…
МЦ.
6-го Октября 1925 г.
Две строки зачеркнуты.
Простите за грязный лист, — не в моих привычках — но осознанная вина — пол-вины!
Ехать думаю по окончании Муркиной оспы, — в последних числах этого месяца.
Спасибо за усыновленную корзину.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 27. Печ. по тексту первой публикации.
69-25. Д.А. Шаховскому
Вшеноры, близ Праги, 10-го октября 1925 г.
Многоуважаемый Димитрий Алексеевич,
Вы не в обиде, что я к Вам не пишу — князь? Князь я говорю только тогда, когда могу дать этот титул — вторично. Это со мною было — за жизнь — раз — с Князем С.М. Волконским, которого — до того человеческий нимб затмевал княжеский — попросту звала Сергеем Михайловичем.
Хотите в каком-нибудь № Вашего журнала напишу о княжестве? О титуле вообще. Есть хорошие мысли.
А имя у Вас восхитительное — мое любимое и парное — и было бы именем моего сына, если бы в честь Добровольческой Армии не обещала (еще в 1918 г.) назвать его Георгием.
«Благонамеренный» — шутка, проба читателя [557]. Как мое «Ремесло», в котором ничего от ремесла. И только один (совсем молодой) критик задумался, остальные приняли [558]. «Благонамеренный» похож на название миноноски: «Отчаянный», «Неустрашимый». По-моему — мистификация, потому что не сознательно так назвать нельзя. — «Pour épater le bourgeois» {128}.
Скажите Цебрикову, чтобы не подписывался «заместитель Князя Шаховского» — замещать можно редактора, не князя. «Князь» незаместимо, потому что не занятие. («Что делаешь?» «Княжу». Это кончилось с Ростиславами и Мстиславами.) И поскольку великолепно — наместник, постольку жалко — заместитель. Тень такой подписи падает на Вас.
Если когда-нибудь встретимся, расскажу Вам, что́ я бы делала со своим княжеством, если бы оно у меня было. (Было у моей польской бабушки.) [559] Что я́ бы с ним делала, не оно — со мной!
Титул — глубокая вещь, удивляюсь поверхностному, чисто-словесному — вне смыслового — отношению к нему его носителей. Говорю не о Вас, потому что Вас не знаю.
Княжество прежде всего — нимб. Под нимбом нужен — лик.
_____
Посылаю Марину стихи написаны давно, но читателю это безразлично [560].
Если можете, перешлите мне гонорар еще по чешскому адресу. До 30-го я в Чехии. Потом мой адрес:
PARIS, XIX
8, rue Rouvet
chez Madame Tchernowa
_____
До свидания.
Марина Цветаева
Очень прошу, по возможности, корректуру. (Из Брюсселя в Париж — пустяк.) Если же очень срочно, — попрошу править самолично. Как поэт, Вы знаете нестерпимость опечаток. Прошу ударений на:
У родно́го у царевича
и
(рифма).
означают пробелы между строчками.
Впервые — НП. С. 343–345. Печ. по СС-7. С. 26–27.
70-25. O.E. Колбасиной-Черновой
Вшеноры, 18-го Октября 1925 г., чешский праздник посвящения гуся
Дорогая Ольга Елисеевна,
Поздравьте крестника с двумя зубами сразу (в один день) и стребуйте с крестного на зубок. Быть Ремизовым (и Серафимой Павловной!) [561] обязывает. Шутка — шуткой, а по-моему, стребовать надо. Что́ — Вам видней. (Обезьянья грамота [562] — само собой, ею не отыграется!)
Муру привили оспу, длится 12 дней, сегодня, слава Богу, восьмой. Думаем выехать 27-го — 28-го, главное — деньги. Зензинов очень милым письмом обнадеживает. Квартиры у нас до 1-го. О дне выезда известю sic! телеграммой, а Вы, тотчас же по получении письма, ответьте: на каком вокзале слезать, т.е. — будете встречать. Поезд из Праги отходит в 10 с чем-то утра. Как поедем — один Бог знает.
_____
Тотчас же после «Крысолова» (осталась одна глава) принимаюсь за статью о Кесселе [563]. До того мой мир, что буду писать о нем, как о себе: с той же непреложностью и убедительностью. Не читая ни одного отзыва — совершенно свободна. Да — прочти всё — мой упор все равно другой. Убеждена, что напишу о нем абсолютно. Только вчера поставила вместе с ним последнюю точку «Les Rois aveugles» {129}. Знаю, что ему нужно писать дальше. Передайте, если встретится, мой привет и радость встречи с ним. Думаю, он вне нищеты мужского и авторского тщеславия.
_____
Паспорт и виза есть. Как в Париже с молоком? Муру ежедневно необходим литр. Вернувшиеся из экскурсии говорят, что с молоком сложно, — только сливки. Очень попрошу Вас, дорогая Ольга Елисеевна, ко дню нашего приезда (будете знать) по возможности молочное дело наладить. Ничего, кроме молочного, есть не хочет, — сопротивляется.
Все новости — при встрече. Теперь уже мало осталось — хотя и самой не верится. Шлю привет всем.
МЦ.
— Мур приедет девятимесячным. — (1-го ноября.)
Впервые — НП. С. 198–203. СС-6. С.671. Печ. по СС-6.
71-25. A.A. Тесковой
26-го Октября 1925 г., понедельник
Дорогая Анна Антоновна.
Ради Бога — сегодня же передайте это письмо госпоже Юрчиновой. Денег из Парижа до сих пор нет, ехать мне 31-го, в субботу, необходимо. Иначе я остаюсь без квартиры (1-го уже въезжают) и без провожатых (31-го уезжают в Париж госпожа Андреева с сыном). Положение трагическое.
Я прошу госпожу Юрчинову одолжить мне эту тысячу крон. 15-го ноября, на Сокольской улице, в Земгоре, у господина Заблоцкого [564] она их получит. Если парижские деньги придут — получит раньше. Объясните ей, что эти деньги — верные, мое ежемесячное чешское иждивение [565].
Просить мне не у кого, может быть она соберет среди знакомых. За день за два (в крайнем случае в пятницу) необходимо взять билеты. Поезд уходит в субботу, 31-го, в 10 часов 45 минут с Вильсонова [566].
Если ничего не изменилось, завтра у Вас будет Аля. Может быть через нее уже можно будет узнать ответ.
Спасибо Вам, и Вашей матушке, и сестре за чудесный день. Я Вашу матушку не поблагодарила тогда за игру, — это не значит, что я ее не почувствовала. Ей ведь тогда не хотелось играть Шопена, а она
