точно из бульварного романа «Лондонские трущобы» [591]. Гнилой канал, неба не видать из-за труб, сплошная копоть и сплошной грохот (грузовые автомобили). Гулять негде — ни кустика. Есть парк, но 40 минут ходьбы, в холод нельзя. Так и гуляем — вдоль гниющего канала.

Отопление газовое (печка), т.е. 200 франков в месяц.

Как видите — мало радости.

Муру достали коляску (своей не взяли — и зря). Но он из нее уже вырос. Необходима кроватка, а кроваток с сеткой, как в России и Чехии, здесь нет, — сплошь металлические. Обходили весь Париж — таких не делают. Мур о металлические брусья разобьет себе голову, не куплю ни за что. А коляска мала, мелка, он все время из нее вываливается.

Сто́ит только раз расстегнуться поясу (кожаный, как у кубковского мальчика [592], здесь нет, — наш матерчатый, от платья) — и он кувыркнется.

И вот, просьба, дорогая Анна Антоновна, не могли бы Вы совместно с Сережей, купить где-нибудь подержанную детскую кроватку от здорового ребенка. (Новую вести нельзя и, боюсь дорого). Или, без матраса — новую, с сеткой, крепкую и не слишком маленькую. Матрас выдаст себя новизной и придется платить пошлину. Сергей Яковлевич 15-го получает иждивение, если у него сейчас нет денег — одолжите ему. Думаю, не так дорого. Кроватку хотела бы не шаткую, не поломанную.

Сергей Яковлевич в 20-х числах едет к нам, взял бы с собой в багаж. А то — прямо не знаю, как быть.

Еще: может быть можно было бы достать у госпожи Юрчиновой какое-нибудь темное платье мне, для вечера. Никуда не хожу, потому что нечего надеть, а купить не на что. Может быть у нее, как у богатой женщины, есть лишнее, которого она уже не носит. Мне бы здесь переделали. Если найдете возможным попросить — сделайте это. Меня приглашают в целый ряд мест, а показаться нельзя, потому что ни шелкового платья, ни чулок, ни лаковых туфель (здешний — «uniforme»). Так и сижу дома, обвиняемая со всех сторон в «гордости». Сергею Яковлевичу об этой просьбе не говорите, — пишу ему, что у меня всё есть. А платье, если достанете, передайте — «посылает такая-то».

_____

Мур большой, — шесть зубов, веселый, тихий. Говорит «мама» (осмысленно) — и очень явственно: «ддда!» Ко мне очень привязан.

Целую нежно Вас, Вашу чудную маму и Августу Антоновну. Как Вы могли подумать, что мы Вам ни разу не написали?!

М.Ц.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 35–36 (с купюрами). СС-6. С. 342–343 (с купюрами). Печ. полностью по: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 30–31.

80-25. Д.А. Шаховскому

Дорогой Димитрий Алексеевич.

Посылаю Вам свое «О благодарности» и статью молодой начинающей поэтессы — Ариадны Черновой — о моем «Мо́лодце» [593]. Не удивляйтесь: статьи о себе могут предлагать только писатели бесстыдные — или совсем уже отрешенные (я). Дело не в «Мо́лодце», а в пишущей.

Я и реклама еще дальше, чем я и политическая экономия, совсем далеко, не на одной земле. Просто — хорошо написано.

Просьба: тотчас же известите о судьбе и той и другой вещи. Подготовляются рождественские №№, и всюду просят прозы.

Пока до свидания, скоро увидите Алексея Михайловича [594], радуется поездке, как ребенок.

МЦ.

За «Благодарность» [595] хотела бы 100 франков — не много ведь? Я знаю, что у вас (собирательно) мало денег.

За другое — что́ положите.

Париж, 1-го декабря 1925 г.

— Рецензий, увы, нету, да я и не умею их писать, никогда не писала. — Малявин в студии отказал.

Впервые — НП. С. 349–350. СС-7. С. 29. Печ. по СС-7.

81-25. Л.Е. Чириковой

Между 24 ноября и 24 декабря 1925 г. [596]

Дорогая Людмила Евгеньевна!

Спасибо за привет и память. И за те давние дары. Мур до сих пор ходит (NB! иносказательно) в Аленушкиной [597] голубой рубашечке.

Париж мне, пока, не нравится, — вспоминаю свой первый приезд, головокружительную свободу. (16 лет — любовь к Бонапарту — много денег — мало автомобилей.) Теперь денег нет, автомобили есть, — и есть литераторы, мерзейшая раса, — и есть богатые — может быть еще более мерзейшая. У меня все растет ирония, и все холодеет сердце. Реально — здесь — для устройства вечера стихов. К Рождеству ждем Сережу, может быть удается достать место, — иждивение его кончается.

Аля огромная, с двумя косами, веселая, очень гармоничная, — ни в Сережу, ни в меня. Мур чудный: 30 фунтов, с ярко-голубыми главами, длиннейшими ресницами, отсутствующими бровями и проблематическими волосами. Красивые руки — пальцы сходят на нет. Будет скрипачом.

А я? Жизнь все больше и больше (глубже и глубже) загоняет внутрь, Иногда мне кажется, что это не жизнь и не земля — а чьи-то рассказы о них. Слушаю, как о чужой стране, о чужом путешествии в чужие страны. Мне жить не нравится и по этому определенному оттолкновению заключаю, что есть в мире еще другое что-то. (Очевидно — бессмертие.) Вне мистики. Трезво. Да! Жаль, что Вас нет. С Вами бы я охотно ходила вечером, вдоль фонарей, этой уходящей и уводящей линией, которая тоже говорит о бессмертии.

МЦ.

Наташе нужно в Америку. Одна сестра — замуж, другая — за океан [598]. А новый материк ведь не меньше человека?

Впервые — Новый журнал, 1976. № 124. С. 150–131 (с ошибочной датировкой). СС-6. С. 308–309 (с ошибочной датировкой). Печ. с исправлением по кн.: Письма к Л.Е. Чириковой-Шитниковой. С. 21.

82-25. В Комитет помощи русским писателям и ученым во Франции

Четыреста (400) франков от «Общества помощи писателям и журналистам» [599] с благодарностью получила [600].

Марина Цветаева

11 декабря 1925 г.

Печ. впервые по копии с оригинала, хранящегося в архиве BDIC.

83-25. A.A. Тесковой

Париж, 19-го декабря 1925 г.

Дорогая Анна Антоновна,

Поздравляю Вас с наступающим Рождеством. Волшебный город — Прага: там все подарочно, все елочно. Здесь (нынче 19-ое) елкой и не пахнет, в самом настоящем смысле слова. Елка считается германским обычаем, большинство ограничивается сжиганием в (дымящем!) камине — «bûche de Noël» {133}.

Подарки к Новому Году, в туфлю. — И всё.

Выставки великолепны и — потому — холодны. Жалею детей, соблазняемых всеми окнами. Не отсюда ли — раннее разочарование?

С моим вечером дело, пока, не двинулось. Живу на окраине, ни с кем не вижусь, у наших хозяев у самих забот по горло. Не Париж, а Смихов, только гораздо хуже: ни пригорка, ни деревца, сплошные трубы.

Есть мечта переехать в Версаль, но от меня ничего не зависит. Кроме того, одна из дочек моей приятельницы, у которой гощу, очень озлобленна и завистлива [601]. Покупаю Але фартук, а она, под видом шутки: «Какие все счастливые! У всех все новое, только у меня одной…» и т.д. А у нее самой полный шкаф платьев. Просто завистливые глаза. (Завидовать — мне!)

Это, конечно, мелочь, но в такой стесненной, скученной жизни каждое лыко в строку. Ненавижу гостить.

Другое горе: нет своей комнаты [602]. Человек приходит ко мне — должен сидеть со всеми. Так было недавно с одной моей знакомой, приехавшей из России [603]. А на людях — я не я, то есть тоже я, но не основная. Врожденная воспитанность заставляет направлять разговор на общие темы, — не интересные никому. И человек меня не видит. Как я — его.

_____

Но все это частность. Самое неудобное — жизнь вообще. Не продается. То есть то́, ка́к, пока жила. Может — быть — на Востоке, но на Востоке мне не бывать.

Ах, как надоело каждое утро вставать — и еще так рано!

Муру — 10½ месяцев. Шесть зубов, волосы подросли. Немножко стоит, но не твердо, он вообще не торопится. (Аля говорит: «медленно, но верно!»). Ходит в чудном белом вязаном платьице и коричневых башмачках — подарки г-жи Кратохвиловой [604]. — Вы ее не знаете? — Получила вещи с оказией, страшно трогательно.

_____

Очень много работаю. Только что сдала в «Дни» и «Последние новости» рождественскую прозу [605]. Просмотрите рождественские номера.

_____

24-го ждем Сергея Яковлевича. Хочу, чтобы по крайней мере ему Париж пошел в прок. Ведь есть, что́ поглядеть!

Не была даже в Notre-dame — не с кем (одна путаюсь) и нет времени. Вот с Вами бы пошла! А с какими-то барышнями — не хочется.

_____

Читали ли отзыв в «Днях» о «Ковчеге»? [606] И как встречен «Ковчег» чехами? Напишите. Интересно.

_____

Вспоминаю Вас и Вашу милую семью с неизменной нежностью и любовью. Посылаю госпоже Юрчиновой поздравительную открытку по Вашему адресу.

Целую нежно. Не забывайте.

М.Ц.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 36–37 (с купюрами). СС-6. С. 343–344 (с купюрами). Печ. полностью по: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 32–33.

Приложение: письмо Али.

84-25. Д.А. Шаховскому

Париж, Сочельник 24-го декабря 1925 г.

Дорогой Димитрий Алексеевич,

«Венеция» в «Современные Записки» передана и, думается, принята [607]. Руднев был один и окончательно сказать не мог [608]. В «Современных Записках» никто не понимает стихов, кроме Степуна, а Степуна нет. Был еще Гуковский, но Гуковский умер. Я с ними en froid {134}: читают мне опасливые нотации о форме (что́ они под ней подразумевают?) и, явно робея, просят рукописей — которых я не даю.

Да! Голубчик! Ужасный случай с Ремизовым. Всё готово, чемоданы уложены, завтра ехать, в 11 часов уходят все гости, а в 12 часов сильно и сразу заболевает Серафима Павловна [609]. Припадок печени. 40 температуры. Была на краю смерти. Врач испугался и созвал консилиум. Вчера (23-го) у них была моя приятельница, госпожа Чернова [610]. Говорить с больной нельзя, полный покой, лежит в темноте, t° — 39. Телеграмма, посланная через знакомую старушку (невесту Владимира Соловьева) [611] не дошла, потому что старушка, с перепугу и сослепу, перепутала фамилию. Телеграмма, к ужасу Алексея Михайловича, вернулась. Расскажите все это устроителям банкета. — Fatalité {135}.

Да! Читали ли в «Последних Новостях» мою «Попытку ревности»? Вчера получила на нее ответ, — по пунктам — и столько же строк. Передала в «Последние Новости», — пусть напечатают [612]. Грубовато — забавно — чуть трогательно — очень по-мужски. То, чего не скажет (даже себе!) ни один «порядочный» мужчина. Мужское-собирательное — на единоличное женское.

Голубчик, как только сможете — гонорар за «Благодарность». Не обижайтесь, что напоминаю. Праздники — и много чаевых.

Нынче приезжает мой муж. Чудный день, розовый и голубой. Идем за елкой.

МЦ.

P.S. Прочтите в «Новостях» и «Днях» (рождественские №№) мою прозу [613]. Послала стихи на конкурс «Звена» из чистого задору [614].

Будет ли отзыв о «Ковчеге»? [615] Чириков не «нечист», ибо прошел. Вредно лишь действующее, например Крачковский. Что скажете о «Поэме конца»? Айхенвальд в «Руле» опять «ничего не понял» [616].

Впервые — НП. С. 351–352. СС-7. С. 30.