французского поэта — и КАКИЕ! С картинками! [1509]
Словом, очень хочу Вас видеть и надеюсь одинаково на Ваше безумие и благоразумие. Но, если соберетесь, предупредите, — я уже выхожу (разношу).
Спасибо за иждивение и обещание досылки.
Приписки на полях:
ВЫДУМАЙТЕ МНЕ ГОЛОВНОЙ УБОР, ХОЖУ В ДЕТСКОЙ ФЕСКЕ.
Целую Вас (le baiser du lépreux {326}) и жду письма.
МЦ.
Есть 1905 год Пастернака-ЧУДНЫЙ! [1510]
Впервые — СС-7. С. 109–110. Печ. по тексту первой публикации.
70-27. Л.О. Пастернаку
11-го октября 1927 г.
Meudon (S. et. О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
С благодарностью уведомляю Вас, что сумму в 1300 франков получила, и сожалею, что невольно доставила Вам столько хлопот.
Позвольте прибавить, что Вы, несомненно, счастливейший из отцов, ибо сын Ваш делает Вам честь.
Недавно в сборнике произведений современных поэтов я прочла его автобиографическую заметку, начинающуюся словами:
«Многим, если не всем, обязан отцу, академику Леониду Осиповичу Пастернаку, и матери…» Если Вы помните (чего явно не помнил Ваш сын, когда писал эти строки) — так начал свою книгу «Наедине с собой» Марк Аврелий [1511].
В наше время (которое ненавижу), когда каждый птенчик, выпавший из гнезда, считает себя слетевшим с неба, подобная исповедь в полном смысле слова неслыханна и лишь подтверждает небесное происхождение ее автора. Истинная величина никогда не приписывает себя — самой себе, в чем она, без сомнения, права. Это всегда вопрос преемственности, сыновности.
Моя вторая просьба, дорогой господин Пастернак, когда будете писать своему сыну, передать ему следующее: 1) я получила его книгу «1905 год» [1512], которой восхищена всеми силами души, как и все его друзья, известные и неизвестные; 2) дети мои совсем поправились, я — почти (это вопрос терпения) [1513]; 3) как только у нас сделают дезинфекцию — это будет около 20-го — пошлю ему большое письмо, которое день за днем пишу в свою черновую тетрадь.
И моя просьба — третья и последняя — примите от меня, дорогой господин (Пастернак), в знак моего восхищения и дружбы последнюю мою книгу стихов «После России» (выйдет в этом месяце) и не бойтесь ее «новизны». Всеми своими корнями я принадлежу к прошлому. А только из прошлого рождается будущее.
Марина Цветаева-Эфрон
Впервые — Новый мир. 1969. № 4. С. 202 (публ. по тексту черновой тетради в переводе с фр. A.C. Эфрон). СС-6. С. 295 (в переводе с белового оригинала, выполненного В. Лосской с использованием перевода А. Эфрон). Печ. по СС-6.
71-27. Б.Л. Пастернаку
Конспект письма [1514]
Около 13 октября 1927 г.
1) 1905 г. дошел, много раз перечитан, превзошел все ожидания. Если бы на него было убито 5 лет — и то бы стоило.
2) другая посылка тоже дошла. Благодарность. Речь впереди.
3) пишется длинное письмо в тетрадку, после дезинфекции перепишется и пришлется.
4) из Сорренто получит книгу «После России», которая выходит на днях [1515].
5) обрилась {327}, здоровье детей и мое — хорошо. Карантину конец 20-го — 25-го.
6) все письма дошли.
Впервые — Души начинают видеть. С. 401–402. Печ. по тексту первой публикации.
72-27. Б.Л. Пастернаку
14 октября 1927 г
Думаю о тебе и гляжу на карту метро (подземки), единственное украшение моей комнаты, — наследство бывшего русского шоффера (NB! зачем ему метро?!).
Голубой крюк Сэны, и под низом слева: Limites d’arrondissements {328} (Я: «Раз arrondissements, конечно limites!»)
Дальше: Stations de correspondance {329}. (Я, радостно: А вот это мы с Борисом) и — третье: Nord — Sud {330}, т.е. «С Северо-Южным, Знаю — неможным…» [1516].
Когда тебя сошлют в Сибирь, а меня — лечиться в Египет, мы окончательно сойдемся.
_____
Милый Борис, я не хочу с тобой ни обедать, ни ужинать, ни гостей, ни дел, ничего, что есть день. А ты не думал, кстати, что жизнь и дни вовсе не сумма и сослагательность, что жизнь совсем не состоит из дней, что Х-вое количество дней вовсе не дает жизни?
Я хочу с тобой вечного часа / одного часа, который бы длился вечно. Место действия: сон, время действия — те самые его три минуты, герои — моя любовь и твоя любовь.
_____
Письмо к твоему отцу! [1517] Ты не знаешь меня по французски. Первое: безукоризненность. Почему по французски? Потому что он по французски, он Chère Madame, я Cher Monsieur {331}. Учтивое пропуск одного слова. Чуя, что ты в каком-то смысле его больное место (большое больное место), я конечно не преминула порадоваться его honneur и bonheur {332} иметь такого сына. — Цитата из твоей автобиографии (указание на отца) [1518]. Параллель с Марком Аврелием. Такая фраза: «Père Céleste ou père terrestre, c’est toujours une question de filialité» {333}. И под конец, прося разрешения прислать ему книгу, одновременная просьба de n’en point appréhender la «nouveauté». Je tiens au passé par tout mes racines. Et c’est le passé qui fait l’avenir! {334}
Послала заказным, привозят домой.
Впервые — Души начинают видеть. С. 403–404. Печ. по тексту первой публикации.
73-27. К.Б. Родзевичу
Октябрь 1927 г.
Дружочек,
(Руки вымойте, письмо сожгите) [1519].
Мне сегодня необходимо Вас видеть, лучше утром, а нельзя — после обеда. Я отниму у Вас около часа времени. У меня к Вам целых три дела: два тайных, одно явное: обед у Владика [1520], который Вы ему снесете.
Вы мне нужны именно сегодня, чем раньше — тем лучше.
Итак, жду Вас. Если, паче чаяния, уехали на целый день, забегите тотчас же по приезде, чтобы сговориться на завтра: мое дело не темное, а светлое: — белоде́нное.
М.
Впервые — Письма к Константину Родзевичу. С. 175. Печ. по тексту первой публикации.
74-27. A.A. Тесковой
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
20-го Октября 1927 г.
Дорогая Анна Антоновна, сердечное спасибо за письмо и подарок, оба дошли. Я уже неделю как встала, все хорошо, кроме боли в кистях рук, так и оставшейся, — оставлю ее на каком-нибудь летнем холме.
Страшно обрадована относительной возможностью поездки к Вам, март — очень хорошо, успеют отрасти волосы. Кстати нынче бреюсь в седьмой и последний раз, очень трудно остановиться, — понравилось — но Сергей Яковлевич возмущен и дальше жить отказывается.
Вчера сдала последнюю корректуру своей книги стихов «После России». Из 153 страниц текста — 133 страницы падают на Прагу. Пусть чехи убедятся, что недаром давали мне иждивение все те годы. За Чехию у меня написаны: «После России», «Мо́лодец», «Тезей», «Крысолов», «Поэма Горы», «Поэма Конца», и ряд прозаических вещей. Очень помогла природа, которой здесь нет, ибо лес с хулиганами по будням и гуляющими по праздникам — не лес, а одна растрава.
Знаете, как странно? Помните мою дружбу с волероссийцами, особенно — с Марком Львовичем? Видела его за всё время — один раз, т.е. с самого его переезда во Францию. Самым преданным оказался Лебедев [1521], с которым я меньше всего водила дружбу. Он, действительно, искренно расположен, единственный из них откликнулся на все наши беды. А Марк Львович оказался совершенно бездушным, — помните мои слова о нем после смерти его невесты? Всё, на что его хватает: влюбленность в очередную и хроническое кокетство с дочерью [1522], кстати, очень на него похожей: «Je n’aime pas les poupées cassées», — «Mais puisque c’est toi qui l’а cassée»… «Pas une raison pour l’aimée. Tant pis pour elle!» {335}. Живут рядом с нами, в меня влюбляется каждый раз, как видит. Тоже вроде отца.
_____
Читаете ли Вы травлю евразийцев в Возрождении, России [1523], Днях? «Точные сведения», что евразийцы получали огромные суммы от большевиков. Доказательств, естественно, никаких (ибо быть не может!) — пишущие знают эмиграцию! На днях начнутся опровержения, — как ни гнусно связываться с заведомо-лжецами — необходимо. Я вдалеке от всего этого, но и мое политическое бесстрастие поколеблено. То же самое, что обвинить меня в большевицких суммах! Так же умно и правдоподобно.
Сергей Яковлевич, естественно, расстраивается, теряет на этом деле последнее здоровье. Заработок с 5 ½ часов утра до 7–8 вечера игра в кинематографе фигурантом за 40 франков в день, из которых 5 франков уходят на дорогу и 7 франков на обед, — итого за 28 франков в день. И дней таких — много — если 2 в неделю. Вот они, большевицкие суммы!
Скоро выходит 3-тий сборник «Вёрст» — очень хороший. Много о евреях [1524].
_____
Большая просьба, дорогая Анна Антоновна, узнайте в бывшей «Воле России» (Uhelný trh, čislo 1) судьбу моего ящика с книгами (на нем мои буквы), брошенного Марком Львовичем, несмотря на мои горячие просьбы переслать. Может быть еще можно сыскать след. Ящик средний, русские и немецкие книги. Если найдется, приютите.
Кончаю, иду на рынок, дождь, неприятно. Как Ваш перевод? Как здоровье всех? Аля и я крепко целуем. На Ваш подарок Муру и Але будут куплены башмаки.
Сердечно Ваша
М.Ц.
P.S. Кому из чехов советуете послать книгу? Выйдет недели через две [1525].
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 54–55 (с купюрами). СС-6. С. 359–360. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 68–70.
75-27. Б.Л. Пастернаку
20 (?) октября 1927 г.
Борис, твое письмо после приезда Аси. Мне стыдно, Бог весть чего насказала, мне совсем не плохо живется, моя беда в том, что я не могу растроиться — десятериться — и т.д., древняя беда. Моя беда, в ложном или нет, но чувстве незаменимости незаместимости. Не могу не сама, отсюда всё. Помнишь тысячерукую индусскую богиню и русскую (без нрзб.) Троеручицу [1526]. Двух — мало. И 24-х мало. Боюсь, моя беда во мне, в [злобном] германском, Бог весть отколе, не понятии, а чувстве долга, съевшем всё.
От тебя идет такая огромная волна добра, доброты, что… руки опускаются. NB! Сувчинский о 1905 годе. Это огромно. А первое! Задыхаешься, нельзя сразу больше 10-ти строк [1527].
Лампы — дети — осиянность голов, больших и маленьких. Неповинность голов.
_____
5 минут одиночества. В голове точно зажигается лампочка — 150 свеч!
Не сон, не покой, — досуг (тот свет)
Хороший конь не будет отдыхать больше, чем ему надо, а надо ему мало, потому что он сильный вариант: хорош. Дайте отдохнуть коню. Только кляча не требует отдыха — всё равно умирать.
_____
О мундштуке. Без подлежащего, без сказуемого, какими путями сказанное тобой — дошло. Вот минута, когда [слово перерастает слово, окончание слиянья с вещью, ОНА. Чудесам — прости меня, Господи! — поэты учатся не у священников] слову грозит опасность (еще секунда — его не будет), отказавшись от всех своих охранных грамот и прав на жительство оно становится чистым духом, самой вещью, тем, о чем, в данном случае — ртом, твоем на моем.
…Не так как мне видится? Мне никак не видится, да и тебе никак, видятся лампы и головы. Наши с тобой —
