вашу игру. И должен предупредить вас, что если вы будете так продолжать, вы не только сама сгорите, но весь наш Pension Russe – сожжете». И, с неизъяснимой усладой, уже по-итальянски: «Geniale… Geniale…» Играть он ей, конечно, надолго запретил.
Второй случай – уже на возвратном пути в Россию – умирать. Где-то, кажется в Мюнхене, она – все то же, куда бы мы ни прибывали, – только умывшись с дороги и даже не переодевшись, сразу пошла к роялю. И вот, видим с Асей, как какой-то мальчик, старше нас, должно быть, лет четырнадцати, ярко-розовый и весь отливающий волосяным золотом, все подъезжает к ней на стуле, к ней: к ее рукам и кипящим из-под них звукам, пока, наконец, неловким движением, как совершенно сонный, не свалился ей под ноги вместе со стулом, то есть попросту – под рояль. Мать, ничего не замечавшая, тут сразу все поняла: без всякой улыбки помогла ему выбраться и, опустив ему на голову руку, тут же не отводя ее, чуть погладила ему лоб, точно вчитываясь. (Сын. Александр.) Нужно сказать, что из всех присутствующих, а присутствовали – все те же, куда бы мы ни прибывали – все, никто не засмеялся. (Ибо мальчик так же просто – с тем же полуоткрытым ртом – и с тем же стулом – мог бы свалиться на горячую печь – или в львиный ров.) Мы же с Асей отродясь знали, что глупо смеяться, когда другой падает: ведь Наполеон – тоже упал! (Я даже, в своем максимализме, шла дальше: глупо, когда не падает. Идет и не падает – вот дурак!) Никогда не забуду своей матери с чужим мальчиком. Это был самый глубокий, за всю мою жизнь, поклон.
– Мама (это было ее последнее лето, последний месяц последнего лета) – почему у тебя «Warum»[17] выходит совсем по-другому?
– Warum – «Warum»? – пошутила с подушек мать. И, смывая с лица улыбку: – Вот когда вырастешь и оглянешься и спросишь себя, warum все так вышло – как вышло, warum ничего не вышло, не только у тебя, но у всех, кого ты любила, кого ты играла, – ничего ни у кого – тогда и сумеешь играть «Warum». А пока – старайся.
Последнее – смертное. Июнь 1906 года. До Москвы не доехали, остановились на станции «Тарусская». Всю дорогу из Ялты в Тарусу мать переносили. («Села пассажирским, а доеду товарным», – шутила она.) На руках же посадили в тарантас. Но в дом она себя внести не дала. Встала и, отклонив поддержку, сама прошла мимо замерших нас эти несколько шагов с крыльца до рояля, неузнаваемая и огромная после нескольких месяцев горизонтали, в бежевой дорожной пелерине, которую пелериной заказала, чтобы не мерить рукавов.
– Ну посмотрим, куда я еще гожусь? – усмехаясь и явно – себе сказала она. Она села. Все стояли. И вот из-под отвычных уже рук – но мне еще не хочется называть вещи, это еще моя тайна с нею…
Это была ее последняя игра. Последние ее слова, в той, свежего соснового тесу, затемненной тем самым жасмином пристройке, были:
– Мне жалко только музыки и солнца.
После смерти матери я перестала играть. Не перестала, а постепенно свела на нет. Приходили еще учительницы. Но те вещи, которые я при ней играла, остались последними. Дальше при ней достигнутого я не пошла. Старалась-то я при ней из страху и для ее радости. Радовать своей игрой мне уже было некого – всем было все равно, верней: только ей одной мое нестарание было бы страданием – а страх, страх исчез от сознания, что ей оттуда (меня всю) видней… что она мне меня – такую, как я есть – простит?
Учительницы моих многочисленных школ, сначала ахавшие, вскоре ахать перестали, а потом уж и по-другому ахали. Я же молчаливо и упорно сводила свою музыку на нет. Так море, уходя, оставляет ямы, сначала глубокие, потом мелеющие, потом чуть влажные. Эти музыкальные ямы – следы материнских морей – во мне навсегда остались.
Жила бы мать дальше – я бы, наверное, кончила Консерваторию и вышла бы неплохим пианистом – ибо данные были. Но было другое: заданное, с музыкой несравненное и возвращающее ее на ее настоящее во мне место: общей музыкальности и «недюжинных» (как мало!) способностей.
Есть силы, которых не может даже в таком ребенке осилить даже такая мать.
1934
Примечания
Все тексты печатаются по изданию: Цветаева Марина. Собр. соч. в 7 т. Т. 4, 5. М.: Эллис Лак, 1994. При подготовке примечаний использовались материалы комментариев А.А. Саакянц и Л.А. Мнухина из этого собрания, разыскания В.А. Швейцер, И.В. Кудровой, Р.А. Будагова, Н.А. Козиной, Л.П. Черкасовой и др. Стихотворные и другие цитаты, как правило, не атрибутируются. Повторяющиеся реалии комментируются лишь при первом упоминании.
Мать и музыка. Впервые – в парижском журнале «Современные записки» (1935. № 57).
«Ундина» – повесть немецкого писателя Ф. де ла Мотт Фуке в поэтическом переводе В.А. Жуковского – любимое произведение Марины Цветаевой в детстве.
…в Русском Доме Св. Женевьевы… – Дом для престарелых, где в 1933 году Цветаева познакомилась с дальними родственницами. Они рассказали Цветаевой о юности её матери, её предках (Бернацких). Тогда была задумана повесть о детстве и юности М.А. Мейн (замысел осуществлён не был).
Во время гастролей великого немецкого трагического актёра и режиссёра Эмиля Поссарта (1841—1921) во Фрайбурге зимой 1904/05 годов мать Цветаевой, обладавшая выдающимися вокальными способностями, пела в его хоре.
Августа Ивановна – экономка Цветаевых.
«Вечерние досуги» – традиционные литературные сборники для детей, выходившие в 1890—1900-е годы.
«История маленькой девочки» – повесть писательницы Е.А. Сысоевой (1829—1893).
…страховской тучи… – Деревня Страхово располагалась на противоположном от Тарусы берегу Оки, близ Поленова.
Бэккер – русская фортепьянная фирма, основанная Я.Д. Беккером (1851—1901).
Дядя Струй – персонаж «Ундины».
«Смерть Цезаря» – эта литография, висевшая в доме Цветаевых, возможно, была сделана с картины В. Камуччини (1773—1844).
Муся Потапова – подруга Марины Цветаевой по музыкальной школе.
«Нувеллист» – петербургский нотный ежемесячник (1840—1905).
«Дивный терем» – романс М.И. Глинки «Северная звезда» на стихи Е.П. Ростопчиной.
Святополк-Мирский Д.П. – критик, литературовед. В 1926—1928 годах вместе с Цветаевой и её мужем выпускал журнал «Вёрсты» (Париж). В 1932 году вернулся в СССР. Погиб в ГУЛАГе.
«Леберт и Штарк» – авторы популярного учебника фортепьянной игры.
«Warum» – фортепьянная пьеса Р. Шумана.
Сноски
1
«Без семьи» (фр.). – Роман Г. Мало. – Сост.
2
Искалеченный (фр.)
3
Полдень (фр.).
4
Бархатной лапкой (фр.).
5
Поздравления (нем.).
6
Слоновая кость (фр.).
7
Слоновая кость (нем.).
8
«Сиреневой рощи» (фр). – Повесть С. Ф. Сегюр. – Сост.
9
В бесконечность (нем.).
10
Еще немножко! (нем.)
11
Не в жизнь, а в музыку (нем.).
12
Плоскостопия (нем.).
13
Зрачки (фр.).
14
Деревянной лошадке на палочке (нем.).
15
Молоточка в каморочке (нем.).
16
17 «Почему» (нем.).
