букв –

Ять, ять без сдачи

В подписи губ.

Я – без описки,

Я – без помарки.

Роз бы альпийских

Горсть, да хибарка

На́ море, да но

Волны добры.

Вот с Океана,

Горстка игры.

Мало-помалу бери, как собран.

Море играло. Играть – быть добрым.

Море играло, а я брала.

Море играло, а я клала

За́ ворот, за́ щеку, – терпко, мо́рско!

Рот лучше ящика, если горести

Заняты. Валу, звучи, хвала!

Муза теряла, волна брала.

Крабьи кораллы, читай: скорлупы.

Море играло, играть – быть глупым.

Думать – седая прядь! –

Умным. Давай играть!

В ракушки. Темп un petit navir’a[43].

Эта вот – сердцем, а эта – лирой,

Эта, обзор трех куч,

Детства скрипичный ключ,

Подобрала у рыбацкой лодки.

Это – голодной тоски обглодки:

Камень – тебя щажу, –

Лучше волны гложу,

Осатанев на пустынном спуске.

Это? – какой-то любви окуски:

Восстановить не тщусь:

Так неглубок надкус.

Так и лежит не внесенный в списки.

Это – уже не любви – огрызки:

Совести. Чем слезу

Лить-то – ее грызу,

Не угрызомую ни на столько.

Это – да нашей игры осколки

Завтрашние. Не видь.

Жаль ведь. Давай делить.

Не что понравится, а что выну.

(К нам на кровать твоего бы сына

Третьим – нельзя ль в игру?)

Первая – я беру.

Только песок, между пальцев, ливкий.

Стой-ка, какой-то строфы отрывки:

«Славы подземный храм».

Ладно. Допишешь сам.

Только песок, между пальцев, плёский.

Стой-ка: гремучей змеи обноски:

Ревности! Обновясь,

Гордостью назвалась.

И поползла себе с полным правом.

Не напостовцы – стоять над крабом

Выеденным. Не краб:

Славы кирпичный крап.

Скромная прихоть:

Камушек. Пемза.

Полый как критик.

Серый как цензор

Над откровеньем.

– Спят цензора! –

Нашей поэме

Цензор – заря.

(Зори – те зорче:

С током Кастальским

В дружбе. На порчу

Перьев – сквозь пальцы…

«Вирши, голубчик?

Ну и черно́!»

И не взглянувши:

Разрешено!)

Мельня ты мельня, морское коло!

Мамонта, бабочку, – все смололо

Море. О нем – щепоть

Праха – не нам молоть!

Вот только выговорюсь – и тихо.

Море! прекрасная мельничиха,

Место, где на мели

Мелочь – и нас смели!

Преподаватели! Пустомели!

Материки, это просто мели

Моря. Родиться (цель –

Множиться!) – сесть на мель.

Благоприятную, с торфом, с нефтью.

Обмелевающее бессмертье –

Жизнь. Невпопад горды!

Жизнь? Недохват воды

Надокеанской.

Винюсь заране:

Я нанесла тебе столько дряни,

Столько заморских див:

Все, что нанес прилив.

Лишь оставляет, а брать не просит.

Странно, что это – отлив приносит,

Убыль, в ладонь, дает.

Не узнаешь ли нот,

Нам остающихся по́ две, по́ три

В час, когда бог их принесший – отлил,

Отбыл… Орфей… Арфист…

Отмель – наш нотный лист!

– Только минуту еще на сборы!

Я нанесла тебе столько вздору:

Сколько язык смолол, –

Целый морской подол!

Как у рыбачки, моей соседки,

Но припасла тебе напоследки

Дар, на котором строй:

Море роднит с Москвой,

Советороссию с Океаном

Республиканцу – рукой шуана –

Сам Океан-Велик

Шлет. Нацепи на шлык.

И доложи мужикам в колосьях,

Что на шлыке своем краше носят

Красной – не верь: вражду

Классов – морей звезду!

Мастеровым же и чужеземцам:

Коли отстали от Вифлеемской,

Клин отхватив шестой,

Обречены – морской:

Прабогатырской, первобылинной.

(Распространяюсь, но так же длинно

Море – морским пластам.)

Так доложи ж властям

– Имени-звания не спросила –

Что на корме корабля Россия

Весь корабельный крах:

Вещь о пяти концах.

Голые скалы, слоновьи ребра…

Море устало, устать – быть добрым.

Вечность, мазни веслом!

Влечь нас. Давай уснем.

Вплоть, а не тесно,

Огнь, а не дымно.

Ведь не совместный

Сон, а взаимный:

В Боге, друг в друге.

Нос, думал? Мыс!

Брови? Нет, дуги,

Выходы из –

Зримости.

Вандея. St. Gilles-sur-Vie.

Май 1926

Попытка комнаты

Стены косности сочтены

До меня. Но – заскок?

случайность? –

Я запомнила три стены.

За четвертую не ручаюсь.

Кто же знает, спиной к стене?

Может быть, но ведь может не

Быть. И не было. Дуло. Но

Не стена за спиной – так?.. Все, что

Не угодно. Депеша «Дно»,

Царь отрекся. Не только с почты

Вести. Срочные провода

Отовсюду и отвсегда.

На рояле играл? Сквозит.

Дует. Парусом ходит. Ватой –

Пальцы. Лист сонатинный взвит.

(Не забудь, что тебе – девятый.)

Для невиданной той стены

Знаю имя: стена спины

За роялем, еще – столом

Письменным, а еще – прибором

Бритвенным (у стены – прием –

Этой – делаться коридором

В зеркале. Перенес – взглянул.

Пустоты переносный стул).

Стул для всех, кому не войти –

Дверью, – чуток порог к подошвам!

Та стена, из которой ты

Вырос – поторопилась с прошлым –

Между нами еще абзац

Целый. Вырастешь как Данзас –

Сзади.

Ибо Данзасом – та,

Званым, избранным, с часом, с весом,

(Знаю имя: стена хребта!)

Входит в комнату – не Дантесом.

Оборот головы. – Готов?

Так и ты через десять строф,

Строк.

Глазная атака в тыл.

Но, оставив разряд заспинный,

Потолок достоверно – был.

Не упорствую: как в гостиной,

Может быть и чуть-чуть косил.

(Штыковая атака в тыл –

Сил.)

И вот уже мозжечка

Сжим. Как глыба спина расселась.

Та сплошная стена Чека,

Та – рассветов, ну та – расстрелов

Светлых: четче, чем на тени

Жестов – в спину из-за спины.

То, чего не пойму: расстрел.

Но, оставив разряд застенный,

Потолок достоверно цел

Был (еще впереди – зачем нам

Он). К четвертой стене вернусь:

Та, куда, отступая, трус

Оступается.

«Ну а пол –

Был? На чем-нибудь да ведь надо ж?..»

Был. – Не всем. – На качель, на ствол,

На коня, на канат, на шабаш, –

Выше!..

Всем нам не «тем свету́»

С пустотою сращать пяту

Тяготенную.

Пол – для ног.

– Как внедрен человек,

как вкраплен! –

Чтоб не капало – потолок.

Помнишь, старая казнь – по капле

В час? Трава не росла бы в дом –

Пол, земля не вошла бы в дом –

Всеми – теми – кому и кол

Не препятствие ночью майской!

Три стены, потолок и пол.

Всё, как будто? Теперь – являйся!

Оповестит ли ставнею?

Комната на́спех составлена,

Белесоватым по́ серу –

В черновике набросана.

Не штукатур, не кровельщик –

Сон. На путях беспроволочных

Страж. В пропастях под веками

Некий нашедший некую.

Не поставщик, не мебельщик –

Сон, поголее ревельской

Отмели. Пол без блёсткости.

Комната? Просто – плоскости.

Дебаркадер приветливей!

Нечто из геометрии,

Бездны в картонном томике,

Поздно, но по́лно, понятой.

А фаэтонов тормоз-то –

Стол? Да ведь локтем кормится

Стол. Разлоктись по склонности,

Будет и стол – настольности.

Так же, как деток – аисты:

Будет нужда – и явится

Вещь. Не пекись за три версты!

Стул вместе с гостем вырастет.

Все вырастет,

Не ладь, не строй.

Под вывеской

Сказать – какой?

Взаимности

Лесная глушь

Гостиница

Свиданье Душ.

Дом встречи. Все́ – разлуки –

Те, хоть южным на юг!

Прислуживают – руки?

Нет, то, что тише рук,

И легче рук, и чище

Рук. Подновленный хлам

С услугами? Тощища

Оставленная там!

Да, здесь мы недотроги,

И в праве. Рук – гонцы,

Рук – мысли, рук – итоги,

Рук – самые концы…

Без судорожных «где ж ты?».

Жду. С тишиной в родстве,

Прислуживают – жесты

В Психеиновом дворце.

Только ветер поэту дорог!

В чем уверена – в коридорах.

Прохожденье – вот армий база.

До́лжно долго идти, чтоб сразу

Середь комнаты, с видом бога –

Лиродержца…

– Стиха дорога!

Ветер, ветер, над лбом – как стягом

Подымаемый нашим шагом!

Водворенное «и так дале» –

Коридоры: домашнесть дали.

С грачьим профилем иноверки

Тихой скоростью даль, по мерке

Детских ног, в дождевом пруфе

Рифмы милые: грифель – туфель –

Кафель… в павлиноватом шлейфе

Где-то башня, зовется Эйфель.

Как река для ребенка – галька,

Дали – долька, не даль – а далька,

В детской памяти, струнной, донной –

Даль с ручным багажом, даль – бонной…

Не сболтнувшаяся нам (даль в модах)

Что́ там тащится на подводах…

Доведенная до пенала…

Коридоры: домов каналы.

Свадьбы, судьбы, событья, сроки, –

Коридоры: домов притоки.

В пять утра, с письмецом подметным,

Коридором не только метлы

Ходят. Тмином разит и дерном.

Род занятий? Ко-ри-дорный.

То лишь требуя, что смолола –

Коридорами – Карманьола!

Кто коридоры строил

(Рыл), знал куда загнуть,

Чтобы дать время крови

За́ угол завернуть.

Се́рдца – за тот за острый

Угол – громов магнит!

Чтобы сердечный остров

Со всех сторон омыт

Был. Коридор сей создан

Мной – не проси ясней! –

Чтобы дать время мозгу

Оповестить по всей

Линии – от «посадки

Нету» до узловой

Сердца: «Идет! Бросаться –

Жмурься! А нет – долой

С рельс!» Коридор сей создан

Мной (не поэт – спроста!),

Чтобы дать время мозгу

Распределить места,

Ибо свиданье – местность,

Роспись – подсчет – чертеж –

Слов, не всегда уместных,

Жестов, погрешных сплошь.

Чтобы любовь в порядке –

Вся, чтоб тебе люба –

Вся, до последней складки –

Губ или платья? Лба.

Платье все́ оправлять умели!

Коридоры: домов туннели.

Точно старец, ведомый дщерью –

Коридоры: домов ущелья.

Друг, гляди! Как в письме, как в сне том –

Это я на тебя просветом!

В первом сне, когда веки спустишь –

Это я? на тебя предчувствьем

Света. В крайнюю толку срока

Это я – световое око.

А потом?

Сон есть: в тон.

Был – подъем,

Был – наклон

Лба – и лба.

Твой – вперед

Лоб. Груба

Рифма: рот.

Оттого ль, что не стало стен –

Потолок достоверно крен

Дал. Лишь звательный цвел паде́ж

В ртах. А пол – достоверно брешь.

А сквозь брешь, зелена как Нил…

Потолок достоверно плыл.

Пол же – что́, кроме «провались!» –

Полу? Что́ нам до половиц

Сорных? Мало мела? – Горе́!

Весь поэт на одном тире

Держится…

Над ничем двух тел

Потолок достоверно пел –

Всеми ангелами.

St. Gilles-sur-Vie.

6-го июня 1926

О. Э. Мандельштаму

(1891–1938)

«Никто ничего не отнял!..»

Никто ничего не отнял!

Мне сладостно, что мы врозь.

Целую Вас – через сотни

Разъединяющих верст.

Я знаю, наш дар – неравен,

Мой голос впервые – тих.

Что вам, молодой Державин,

Мой невоспитанный стих!

На страшный полет крещу Вас:

Лети, молодой орел!

Ты солнце стерпел, не щурясь, –

Юный ли взгляд мой тяжел?

Нежней и бесповоротней

Никто не глядел Вам вслед…

Целую Вас – через сотни

Разъединяющих лет.

12 февраля 1916

«Собирая любимых в путь…»

Собирая любимых в путь,

Я им песни пою на память –

Чтобы приняли как-нибудь,

Что когда-то дарили сами.

Зеленеющею тропой

Довожу их до перекрестка.

Ты без устали, ветер, пой,

Ты, дорога, не будь им жесткой!

Туча сизая, слез не лей, –

Как на праздник они обуты!

Ущеми себе жало, змей,

Кинь, разбойничек, нож свой лютый.

Ты, прохожая красота,

Будь веселою им невестой.

Потруди за меня уста, –

Наградит тебя Царь Небесный!

Разгорайтесь, костры, в лесах,

Разгоняйте зверей берложьих.

Богородица в небесах,

Вспомяни о моих прохожих!

17 февраля 1916

«Ты запрокидываешь голову…»

Ты запрокидываешь голову

Затем, что ты гордец и враль.

Какого спутника веселого

Привел мне нынешний февраль!

Преследуемы оборванцами

И медленно пуская дым,

Торжественными чужестранцами

Проходим городом родным.

Чьи руки бережные нежили

Твои ресницы, красота,

И по каким терновалежиям

Лавровая твоя верста… –

Не спрашиваю. Дух мой алчущий

Переборол уже мечту.

В тебе божественного мальчика, –

Десятилетнего я чту.

Помедлим у реки, полощущей

Цветные бусы фонарей.

Я доведу тебя до площади,

Видавшей отроков-царей…

Мальчишескую боль высвистывай,

И сердце зажимай в горсти…

Мой хладнокровный, мой неистовый

Вольноотпущенник – прости!

18 февраля 1916

«Откуда такая нежность?..»

Откуда такая нежность?

Не первые – эти кудри

Разглаживаю, и губы

Знавала темней твоих.

Всходили и гасли звезды,

Откуда такая нежность? –

Всходили и гасли очи

У самых моих очей.

Еще не такие гимны

Я слушала ночью темной,

Венчаемая – о нежность! –

На самой груди певца.

Откуда такая нежность,

И что с нею делать, отрок

Лукавый, певец захожий,

С ресницами – нет длинней?

18 февраля 1916

«Разлетелось в серебряные дребезги…»

Разлетелось в серебряные дребезги

Зеркало, и в нем – взгляд.

Лебеди мои, лебеди

Сегодня домой летят!

Из облачной выси выпало

Мне прямо на грудь – перо.

Я сегодня во сне рассыпала

Мелкое серебро.

Серебряный клич – зво́нок.

Серебряно мне – петь!

Мой выкормыш! Лебеденок!

Хорошо ли тебе лететь?

Пойду и не скажусь

Ни матери, ни сродникам.

Пойду и встану в церкви,

И помолюсь угодникам

О лебеде молоденьком.

1 марта 1916

«Гибель от женщины. Вот знак…»

Гибель от женщины. Вот знак

На ладони твоей, юноша.

Долу глаза! Молись! Берегись! Враг

Бдит в полуночи.

Не спасет ни песен

Небесный дар, ни надменнейший вырез губ.

Тем ты и люб,

Что небесен.

Ах, запрокинута твоя голова,

Полузакрыты глаза – что? – пряча.

Ах, запрокинется твоя голова –

Иначе.

Голыми руками возьмут – ретив! упрям!

Криком твоим всю ночь будет край зво́нок!

Растреплют крылья твои по всем четырем ветрам!

Серафим! – Орленок!

17 марта 1916

«Приключилась