звала его, «либо — либо», и он бы приехал, бросив семью, которая в данный час только им и держится (не денежно, хуже), и был бы у меня сентябрь — только не мой, ибо у той, которая может рвать душу 18-летнего на части, не может быть моего сентября. Был бы чужой сентябрь. — Бог с ним! — Так у меня все-таки — мой.
A celle qu’un jour je vis sur la grève
Et dont le regard est mieux qu’andalou —
Donne un coeur d’enfant pour qu’elle le crève:
— Il faut à chaqun donner son joujou…
[900]
(Баллада Ростана.[901] NB! Юношеская.)
Я знаю, что таких любят, о таких поют, за таких умирают. (Я всю жизнь — с старыми и малыми — поступаю как мать.) Что ж! любви, песни и смерти — во имя — у меня достаточно!
Я — die Liebende, nicht — die Geliebte
.[902]
Читали ли Вы, дорогая Анна Антоновна, когда-нибудь письма M-elle de Lespinasse[903] (XVIII в.). Если нет — позвольте мне Вам их подарить. Что я — перед этой Liebende! (Если бы не писала стихов, была бы ею — и пуще! И может быть я все-таки — Geliebte, только не-людей!)
…То мой любовник лавролобый
Поворотил коней
С ристалища. То ревность Бога
К любимице своей…
[904]
…Пишите об осенней Праге. Господи, до чего мне хочется постоять над Влтавой! В том месте, где она как руками обнимает острова!
Я еще когда-нибудь напишу о Праге — как никто не писал — но для этого мне нужно увидеть ее зáново — гостем.
На приезд не надеюсь ich hab’es schon verschmerzt…[905] …
МЦ.
Зовите меня просто Марина.
Але на днях (5/18) исполняется 15 лет. Правда, не верится? В Чехию приехала 9-ти.
А мне — тоже скоро (26-го сентября — 9-го октября — 34, в Чехию приехала 28-ми.
А Муру 1-го августа исполнилось 3 1/2 года. В Чехию приехал 0 дня.
Выиграл, в общем, только Мур.
— «Мур, молись: „Святый Боже“ — „Святый Боже“… — „Святый крепкий“ (Мур, уже с сомнением:) — „Святый… крепкий?“ „Святый бессмертный“… „Как — бессмертный? Это Кащей бессмертный!“ — Помилуй нас!»
Медон, 18-го ноября 1928 г.
Дорогая Анна Антоновна! Во-первых и в-главных: башмачки дошли — чудесные — Мур носит не снимая. Не промокают и размер как раз его. Спасибо от всего сердца, это больше чем радость — необходимость… …
…Очередная и очень важная просьба. Мы очень нуждаемся, все уходит на квартиру и еду (конину, другое мясо недоступно — нам), печатают меня только «Последние Новости» (газета), но берут лишь старые стихи, лет 10 назад. — Хороши последние новости? (1928 г. — 1918 г.). Но весь имеющийся ненапечатанный материал иссяк. Вот просьба: необходимо во что бы то ни стало выцарапать у Марка Львовича[906] мою рукопись «Юношеские стихи».[907] Писать ему — мне — бесполезно, либо не ответит, либо не сделает. Нужно, чтобы кто-нибудь пошел и взял, и взяв — отправил. На Марка Львовича никакой надежды, я его знаю, «найду и пошлю» — не верьте. Передайте ему прилагаемую записочку, где я просто прошу передать «Юношеские стихи» Вам, не объясняя для чего (чтобы у него не было возможности обещать — и не сделать). Если можно — сделайте это поскорее. Раз в неделю стихи в Последних Новостях — весь мой заработок. Все Юношеские стихи ненапечатаны, для меня и Последних Новостей (где меня — старую — т. е. молодую! — очень любят) — целый клад… …
…Присылкой этой рукописи Вы меня спасете, там есть длинные стихи, по 40–50 строк, т. е. 40–50 франков в неделю: деньги!.. …
— Пишу большую вещь — Перекоп (конец Белой Армии) — пишу с большой любовью и охотой, с несравненно большими, чем например, Федру. Только времени мало, совсем нет — как всю (взрослую!) жизнь. С щемящей нежностью вспоминаю Прагу, где должно быть мне никогда не быть. Ни один город мне так не врастал в сердце!
Behüt Dich Gott! es wär zu schön gewesen —
Behüt Dich Gott! es hat nicht sollen sein!
Целую Вас нежно.
Марина
Медон, 29-го ноября 1928 г.
Дорогая Анна Антоновна! Во-первых и в-главных: огромное спасибо за рукопись, настоящий подарок! Без Вас я её никогда бы не достала. Марк Львович ни словом, ни делом на письма не отвечает, — не по злобе, — по равнодушию («les absents ont toujours tort»[908]), в этом он обратное романтикам, у которых «les absents ont toujours raison, — les presents — tort»![909])
Нежно благодарю Вас за заботу, мне вспоминается стих Ахматовой:
Сколько просьб у любимой всегда![910]
По тому как я у Вас часто прошу я знаю, что Вы меня любите.
Второе: перевод моего Рильке на чешский, — его второй родной язык — для меня огромная радость.[911] (NB! Меня (прозу) еще никто никогда ни на какой язык не переводил. Вы — первая). Рильке вернулся домой, в Прагу. Сколько у него стихов о ней в юности! («Mit dem heimatlichen ‘prosim’».)[912]
Пришлете мне книжку с Вашим переводом? Аля поймет, да и я пойму, раз знаю оригинал… …
…Целую Вас нежно, спасибо за всю доброту, пишите.
Любящая Вас
Марина
30-го ноября, четверг.
Вчера уехал Савицкий[913] и всё повез. Обещал вещи Вам переслать с кем-нибудь из знакомых. Он, кажется, человек точный (пр. 1 с.) Напишите впечатление от «Евразии» и Ваше и других! (Говорю о № 1 евразийской еженедельной газеты, которую, надеюсь, получили).[914] В следующем письме напишу Вам о Маяковском, которого недавно слышала в Париже.[915] (В связи с моим обращением к нему в газете. NB! Как его толкуете? Не забудьте ответить.)
Медон, 1-го января 1929 г.
С Новым Годом, дорогая Анна Антоновна!
Желаю Вам в нем здоровья, покоя, удачи, работы. Вчера, на встрече у евразийцев, думала о Вас и в 12 ч. мысленно чокнулась. Как Вы глубокó правы — тáк любя Россию! Старую, новую, красную, белую, — всю! Вместила же Россия — всё (Рильке о русском языке: «Deine Sprache, die so nah ist — alle zu sein!»[916]) наша обязанность, вернее — обязанность нашей любви — ее всю вместить!
Написала Вам большое письмо и заложила, — знаете как это бывает? — вошли, оторвали, сунула, — столько бумаг! Найду — дошлю.
— Как Вы встречали? Дома? На людях? А может быть спали?
Аля нарисовала чудесную вещь: жизнь, по месяцам Нового Года. Январь — ребенком из камина, февраль — из тучки брызжет дождем, март — сидя на дереве раскрашивает листву и т. д.
Она бесконечно даровита, сплошной Einfall.[917]
— Это не письмо, записочка, чтобы не подумали, что не думаю. Пишу сейчас большую статью о лучшей русской художнице — Наталье Гончаровой. Когда-нибудь, в письме, расскажу Вам о ней… …
…Книга Марка Львовича очень поверхностна, напишу Вам о ней подробнее.[918] На такую книгу нужна любовь, у него — туризм. NВ! Не говорите.
Медон, 9-го января 1929 г.
Дорогая Анна Антоновна!
Я в большой тревоге: чешское иждивение (500 крон), приходившее ровно 1-го числа, до сих пор не пришло. Это совпало с русским Рождеством (нынче 3-ий день), вторую неделю живем в кредит, а здесь не то, что в Чехии: смотрят косо.
Ради Бога, узнайте в чем дело: недоразумение или — вообще — конец? Без предупреждения: 1-го ждала как всегда. Говорила со Слонимом, — говорит: пишите Завазалу.[919] Но я его с роду не видала, и совсем не знаю как ему писать. И — главное — если заминка, писать вовсе не нужно, если же конец — нужно очень выбирать слова и доводы, — если вообще таковые могут помочь.
Что мне нужно делать? Без чешского иждивения я пропала. И вот, просьба: пойдите к доктору Завазалу и узнайте, и, если конец, сделайте все, чтобы продлить. Стихами не наработаешь, печататься негде, Вы сами знаете. Большинство писателей живет переводами на иностранные языки, у поэтов этого нет. Гонорар — 1 франк строка. Я нигде не печатаюсь, кроме Воли России, с Последними Новостями из-за приветствия Маяковскому — кончено, «Федра» в Современных Записках проедена еще 1 год с лишним назад, во время скарлатины.
У меня просто ничего нет. Скажите все это доктору Завазалу и поручитесь, что это правда — которую все знают…
Медон, 22-го января 1929 г.
Дорогая Анна Антоновна! О Ваших письмах: я их храню, ни одного не потеряла и не уничтожила за все эти годы. Вы один из так редких людей, которые делают меня добрее: большинство меня ожесточает. Есть люди, которых не касается зло, дважды не касается: минует и — «какое мне дело?!» Это я — о Вас. Меня — касается, ко мне даже притягивается, я с ним в каком-то взаимоотношении: тяготение вражды. Но это я в скобках, вернемся к Вам. Вас бы очень любил Рильке. Вы всем существом поучительны (lehrreich) и совсем не нравоучительны, Вы учите, не зная, — тем, что существуете. В священнике я всегда вижу превышение прав: кто тебя поставил надо мною? (между Богом и мною, тем и мною, всем — и мною). Он — посредник, а я — непосредственна. Мне нужны такие, как Рильке, как Вы, как Пастернак: в Боге, но как-то — без Бога, без этого слова — Бог, без этой стены (между мной и человеком) — Бог. Без Бога по образу и подобию (иного мы не знаем). Недавно я записала такую вещь: «самое ужасное, что Христос (Бог) уже был». И вдруг читаю, в посмертных письмах Рильке (перевожу, пойдут в февральской Воле России — «Aus Briefen Rainer Maria Rilkes an einen jungen Dichter»[920]) — «Warum denken Sie nicht, dass er der Kommende ist».[921] Бог — не предок, а потомок, — вот вся «религиозная философия» (беру в кавычки, как рассудочное, профессорское, учебническое слово) — Рильке. Я рада, что нашла формулу.
Рильке когда-то мне сказал: «Ich will nicht sagen, Du hast Recht: Du bist im Recht», im Recht — sein, im Guten sein[922] — этo все о Вас. (Убеждена, что Рильке бы Вас любил, — почему «любил», — любит). Убеждена еще, что когда буду умирать — за мной придет. Переведет на тот свет, как я сейчас перевожу его (за руку) на русский язык. Только тáк понимаю — перевод. Как я рада, что Вы так же (за руку) перевели меня — чтó меня! меня к Рильке! — на чешский. За что я тáк люблю Вашу страну?!. …
…У евразийцев раскол… … Профессор Алексеев (и другие) утверждают, что Сергей Яковлевич чекист и коммунист. Если встречу — боюсь себя… Профессор Алексеев… … негодяй, верьте мне, даром говорить не буду. Я лично рада, что он уходит, но очень
