Здорóво, марковцы!
(Всего-нáвсего ряд берез…)
Апрель — май 1926
ПЕВИЦА
1
Лопушиный, ромашный
С тем особенным взглядом
Душ — тяжелого весу.
Дом, что к городу — задом
Встал, а пéредом — к лесу.
По-медвежьи — радушен,
По-оленьи — рогат.
Из которого души
Во все очи глядят —
Во все окна! С фронтона —
Вплоть до вросшего в глину —
И арена… За старым
Мне и жизнь и жилье
Заменившим каштаном —
А рубахи! Как взмахи
Рук — над жизнью разбитой!
О, прорехи! Рубахи!
Точно стенопись битвы!
Бой за су — ще — ство — ванье.
Так и ночью и днем
Всех рубах рукавами
С смертью борется дом.
Не рассевшийся сиднем,
И не пахнущий сдобным.
За который не стыдно
Перед злым и бездомным:
Не стыдятся же башен
Птицы — ночь переспав.
Дом, который не страшен
В час народных расправ!
В этом доме, ведомом
К …… из pyк,
В этом призраке дома —
…………………………
…………………………
2
И так как речь — о русских,
Лет — как дождусь — так кончу
У ней на счастье слончик
Стоит, глаза — свежи
И живы, руки — спросу
Ждут, всё-то ей — добро!
У той старушки — косы
Живое серебро!
А щеки — и с морозу
Таких не наживу!
Внук приходил с извозу.
Сажала бабка розу
— В саду — и на канву.
Но всё ж — не будем проще,
Чем жизнь — имущим зрак.
Но непонятно — как,
Им будучи, сверх мóчи
Был тот чернорабочий
Собой — как день хорош!
Хребтом — как тополь — статен,
Зрачком — как цвет — лучист,
Платком — как франт — опрятен,
Лицом — как месяц — чист,
Ну, просто — жить приятней,
В калитке повстречав.
И вовсе непонятно:
Несет?
3
Сидели — парой,
Кот разводил муры.
Сидели, ждали — пара,
А чайник ждал — поры
Своей. Почти что смеркся
Вдруг — потолок разверзся
И хлынул в келью — дождь
Нот! За пиджак! за кофту!
Так грянул, так хватил,
Что разом и спиртовку,
И душу затопил!
На ангельские звуки —
Чтó сделала чета?
Сложила бабка руки,
И в яме той, в квартире
Посмертной — с дна реки —
Воздвигнуто четыре
Молитвенных руки —
Как с пальмами. В предзнаньи
Неотвратимых мук,
С пасхальными глазами
Покамест лба и лица
Не поглотила тень.
То верхняя жилица
В дом въехавшая в день
Тот…
И стало у них как в церкви
В Светлый праздник, в речной разлив.
Стала бегать старуха к верхней,
Внуку — слова не проронив.
— Не наскучу и не нарушу,
Только рученьку Вам пожму!
Пойте, пойте! Ласкайте душу
Внуку бедному моему.
В нашей жизни — совсем уж дикой —
Как с извозу придет — так лику
Не умыв — в потолок глядит!
Да, великое Ваше дело!
За высокое Ваше là —
В ножки кланяюсь старым телом.
Молода была — тоже пела,
И — сама молода была!
4
Не ветхой лестницей, где серó
От дыма и пахнет ближним —
На крыльях голоса своего
Спустилась верхняя — к нижним.
В сие смешение пустыря
Со складом, костра — с затоном,
На круглом облаке ниспаря,
Как феи во время óно.
С той разницей, что у фей — из рук
Алмазы, для глаз — соблазны.
— «Мой внук любезный, — а это — друг
Заглазный: наш звук алмазный!»
Я знаю: вида читатель ждет.
Условившись, что и нос и рот,
Все, все у нее имелось —
Не хуже нашего, это «все»
Смахнем, как с подушки волос.
Раз вся она — только голос:
Невидимость! Раз видней всего
Нам небо — сквозь слезы градом!
От этого ль иль еще чего —
Но так и не поднял взгляда
От — и не óтпитой чашки — внук
Как дева в зеркало, в чайный круг
Глядится лебедь, и в нем гроза
Читает
(Немногим легче порой — глаза
На гостя поднять — чем руку!
И многим легче, конечно — шкаф
Дубовый!)
Сухих ли, влажных —
Но глаз не поднял и, не подняв,
Звезд не показал — алмазных.
5
Ветки тише, птицы тише,
Тише снежного куста.
Так стучат, чтоб не услышал
Тот, к кому стучишься (— тa!).
Капли, падающей с крыши,
Так стучат, чтоб не услышан
Был в сем стуке — сердца стук.
Врач — в ключицу,
Грач — в крупицу,
Страх — стучится,
Страсть — стучится…
Стук, дыханья осторожней.
— Можно.
Торс, виденья неподвижней.
К Вам от бабушки.
— Гвоздики
— Ну, и тьма ж у вас! — Входите.
Лампы нет, а свечка — вся.
Первая пройду. Вы — следом.—
И наследным, деда — дедом
Вытянутым коридором,
Точно бредом, точно — бором,
Точно — бродом, точно — Рода
Сводчатым кровопроводом,
Несомненнее, чем глотом
Собственным, без оборота,
Без возврата, тьмы — агатом
И базальтом — и гранитом…
В рот — монету
плату —
Душ подземным водоемом
За Вожатою — ведомый.
Ну, а дальше? То ли дернул
Гвоздь за шалевый лохмот,
То ли просто коридорным
Словом — стали:
Он — из стали
Вылитый, она — но шали
Кроме, да лезгинской тальи…
Поздно встали — всё проспали!
Не застали ничего!
(Если ж, позже, дочь — его
Именем — ее звалася —
Это только в память часа
Полного (Так помнит насыпь —
Розами.) Никак не мяса —
Белого — иль смуглого!)
Губы — мела суше. Грушей
Спелой — пение лилось.
Пела — слушал. Тело — душу
Слушало — и слушалось.
* * *
Так с тех пор и повелось:
Чтó ни ночь — из тьмы наружной:
— Дома? — Дома. — Можно? — Нужно.
— Можно? — Можно. (Нежно, нежно…)
1935
Препонам наперерез
Автобус скакал как бес.
По улицам, ýже сноски,
Как бес оголтелый несся
И трясся, как зал, на бис
Зовущий,— и мы тряслись —
Как бесы. Видал крупу
Под краном? И врозь, и вкýпе —
Горох, говорю, в супу
Кипящем! Как зёрна в стýпе,
Как вербный плясун — в спирту,
Как зубы в ознобном рту!
Кто — чем тряслись: от трясни
Такой — обернувшись люстрой:
Стеклярусом и костьми —
Старушка, девица — бюстом
И бусами, мать — грудным
Ребенком, грудной — одним
Упитанным местом. Всех
Трясло нас, как скрипку — трелью!
От тряса рождался — смех,
Безбожно-трясомых груш:
В младенчество впавших душ.
В девичество — в жар тот щёчный:
В девчончество, в зубный свёрк
Мальчишества, словом
— точно
Не за город тот дударь
Нас мчал — а за календарь.
От смеха рождалась лень
Я в спутнический ремень
Товарищески вцепилась.
Хоть косо, а напрямик —
Автобус скакал, как бык
Встречь красному полушалку.
Как бык ошалелый, мчался,
Пока, описавши крюк
Крутой, не вкопался вдруг.
…И лежит, как ей повелено —
С долами и взгорьями.
Гóлубо, лазорево!
Отошла январским оловом
Жизнь с ее обидами.
Зелено, невиданно!
Каждою жилою — как по желобу —
Влажный, тревожный, зеленый шум.
Зелень земли ударяла в голову,
Освобождала ее от дум.
Каждою жилою — как по желобу —
Влажный, валежный, зеленый дым.
Зелень земли ударяла в голову,
Переполняла ее — полным!
Переполняла теплом и щебетом —
Тáк, что из двух ее половин
Можно бы пьянствовать, как из черепа
Вражьего — пьянствовал славянин.
Каждый росток — что зеленый розан,
Весь окоём — изумрудный сплав.
Зелень земли ударяла в ноздри
Нюхом — так буйвол не чует трав!
Каждый росток — животворный шприц
В oкo: — тáк сокол не видит пахот!
В ухо: — тáк узник не слышит птиц!
Позеленевшим, прозревшим глазом
Вижу, что счастье, а не напасть,
С трона сшед — на четвереньки пасть…
Пасть и пастись, зарываясь носом
В трáву — да был совершенно здрав
Тот государь Навуходоносор —
Землю рыв, стебли ев, траву жрав —
Царь травоядный, четвероногий,
Злаколюбивый Жан-Жаков брат…
Зелень земли ударяла в ноги —
Бéгом — донес бы до самых врат
Неба…
— Все соки вобрав, все токи,
Вооруженная, как герой…
— Зелень земли ударяла в щеки
И оборачивалась — зарей!
Боже, в тот час, под вишней —
С разумом — чтó — моим,
Вишенный цвет помнившей
Цветом лица — своим!
Лучше бы мне — под башней
Вишенный цвет принявши
За своего лица —
Цвет…
Седая, и сед под ней —
Всей твари Божьей
(Есть рифма: бедней — родней) —
От лютика до кобылы —
Роднее сестры была!
Я в руки, как в рог, трубила!
Я, кажется, прыгала?
Так веселятся на карусели
Старшие возрасты без стыда:
Чувствую: явственно порусели
Волосы: проседи — ни следа!
Зазеленевшею хворостиной
Спутника я, как гуся, гнала.
Спутника белая парусина
Прямо-таки — паруса была!
По зеленям, где земля смеялась, —
Прежде была — океана дном! —
На парусах тех душа сбиралась
Плыть — океана за окоём!
(Как топорщился и как покоился
В юной зелени — твой белый холст!)
Спутник в белом был — и тонок в поясе,
Тонок в поясе, а сердцем — толст!
Не разведенная чувством меры —
Не уступалось — души за дурь?
Отяжелевшего без причины
Спутника я, как дитя, вела.
Спутницы смелая паутина
И вдруг — огромной рамой
К живому чуду — Аз —
Подписанному — мрамор:
Сводящие. (В сей рамке
Останусь вся — везде.)
He к ферме и не к замку,
А сами по себе —
Ворота… Львиной пастью
Пускающие — свет.
(Двойной)…
Счастье? Но это же там, — на Севере —
Где-то — когда-то — простыл и след!
Счастье? Его я искал в клевере,
На четвереньках! четырех лет!
Четырехлистником! В полной спорности:
Счастье? Но им же — коровы кормятся
И развлекается детвора
Четвероногая, в жвачном обществе
Двух челюстей, четырех копыт.
Счастье? Да это ж — ногами топчется,
А не воротами предстоит!
Потом была колода —
Колодца. Басня — тá:
Поток воды холодной
Колодезной — у рта —
Ей рта, как моря — мне,
И всё не попадала
Вода — как в странном сне,
Как бы из вскрытой жилы
Хлеща на влажный зём.
И мимо проходила
Вода, как жизни — сон…
И, утеревши щеки,
Колодцу:— Знаю, друг,
Что сильные потоки —
Сверх рта и мимо pyк
Идут!..
* * *
И какое-то дерево облаком целым —
— Сновиденный, на нас устремленный обвал…
«Как цветная капуста под соусом белым!» —
Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.
Этим словом — гуда громовее, чем громом
Пораженная, прямо сраженная в грудь:
— С мародером, с ворóм, но не дай с гастрономом,
Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!
Мародер оберет — но лица не заденет,
Живодер обдерет — но душа отлетит.
Гастроном ковырнет — отщипнет — и оценит —
И отставит, на дальше храня аппетит.
Мои кольца — не я: вместе с пальцами скину!
Моя кожа — не я: получай на фасон!
Гастроному же — мозг подавай, сердцевину
Сердца, трепет живья, истязания стон.
Мародер отойдет, унося по карманам —
Кольца, цепи — и крест с отдышавшей груди.
Зубочисткой кончаются наши романы
С гастрономами.
Помни! И в руки — нейди!
Ты, который так царственно мог бы — любимым
Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —
Неким цветно-капустным пойдешь анонимом
По устам: за цветущее дерево — мщу.
ПОЭМА О ЦАРСКОЙ СЕМЬЕ
Фрагменты
1
……… ежевика,
Плети, плетень.
Возле люльки — глади-ка —
Вторая тень:
Грудь кумашная, шерсть богатая:
Нянька страшная,
