—
В слякоть, в хлипь,
Как из глотки безголосой
Хлынет кипь —
Хрип, кончающийся за морем,
что стерт
Мол с лица земли мол…
— Мама?
Думал, — черт!
Да через три ча еще!
23 декабря 1921
«Над синеморскою лоханью…»
Над синеморскою лоханью —
Воинствующий взлет.
Божественное задыханье
Дружб отроческих — вот!
Гадательные диалоги
Воскрылия с плечом.
Объятие, когда руки и ноги
И тело — ни при чем.
Ресни — цами — сброшенный вызов:
Вырвалась! Догоняй!
Из рук любовниковых — ризы
Высвобожденный край.
И пропастью в груди (что нужды
Архангельской двуострой дружбы
Обморочная круть.
25 декабря 1921
Ахматовой
Кем полосынька твоя
Нынче выжнется?
Чернокосынька моя!
Чернокнижница!
Дни полночные твои,
Век твой таборный…
Все работнички твои
Разом забраны.
Где сподручники твои,
Те сподвижнички?
Белорученька моя,
Чернокнижница!
Не загладить тех могил
Слезой, славою.
Как удавленный.
Другой к стеночке пошел
Искать прибыли.
Разом выбыли.
Высоко твои братья!
Не докличешься!
Яснооконька моя,
Чернокнижница!
А из тучи-то (хвала —
Диво дивное!)
Соколиная стрела,
Голубиная…
Знать, в два перышка тебе
Пишут тамотка,
Знать, уж в скорости тебе
Выйдет грамотка:
О булыжники!
Чернокрылонька моя!
Чернокнижница!
29 декабря 1921
«Ломающимся голосом…»
Ломающимся голосом
Бредет — как палкой по мосту.
Как водоросли — волосы.
Как водоросли — помыслы.
И в каждом спуске: выплыву,
И в каждом взлете: падаю.
Разверстая и слабая…
Декабрь 1921
«До убедительности, до…»
До убедительности, до
Убийственности — просто:
Две птицы вили мне гнездо:
<1921–1922>
Москве
<1>. «Первородство — на сиротство…»
Первородство — на сиротство!
Не спокаюсь.
Велико твое дородство:
Отрекаюсь.
Тем как вдаль гляжу на ближних —
Отрекаюсь.
Отрекаюсь.
Как в семнадцатом-то
Праведница в белом,
Усмехаючись, стояла
Под обстрелом.
Как в осьмнадцатом-то
— А? — следочком ржавым
Все сынов своих искала
По заставам.
Вот за эту-то — штыками
Не спокаюсь! —
За короткую за память
Отрекаюсь.
Драгомилово, Рогожская,
Другие…
Широко ж твоя творилась
А рядочком-то
На площади на главной,
Рванью-клочьями
Утешенные, лавром…
Поклонись, глава, могилкам
Бунтовщицким.
(Тоже праведники были,
Были, — не за гривну!)
Красной ране, бедной праведной
Их кривде…
Старопрежнее, на свалку!
И на кровушке на свежей —
Пляс да яства.
Вот за тех за всех за братьев
— Не спокаюсь! —
Прости, Иверская Мати!
Отрекаюсь.
12 января 1922
В час свиданья!
Лавроиссеченный,
Красной рванью
Исполосованный
В кровь —
Снег.
Вот они, тесной стальной когортой,
К самой кремлевской стене приперты,
В ряд
Спят.
И Кремль — оградой.
Крестного знамени
Вам не надо.
Как —
Не удостоились «Со святыми»,
Не упокоились со святыми.
Лавр.
Снег.
Как над Исусовым
Телом — стража.
Руки грызу себе, — ибо даже
Гнев. — «Проходи! Над своими разве?!»
Первою в жизни преступной связью
Час
Бьет.
С башни — который? — стою, считаю.
Что ж это здесь за земля такая?
Шаг
Врос.
Не оторвусь! («Отрубите руки!»)
Пуще чем женщине
В час разлуки —
Час
Бьет.
Под чужеземным бунтарским лавром
Тайная страсть моя,
Спи,
Враг!
13 января 1922
«По-небывалому…»
По-небывалому:
В первый раз!
Не целовала
И не клялась.
По-небывалому:
Дар и милость.
Не отстраняла
И не клонилась.
А у протаянного окна —
Это другая была —
Она.
……………..…………
……………….……….
Не заклинай меня!
Не клялась.
Если и строила —
Дом тот сломлен.
С этой другою
Родства не помню.
………………………..
……………….……….
Не окликай меня, —
Безоглядна.
Январь 1922
Новогодняя
С. Э.
Братья! В последний час
Года — за русский
Край наш, живущий — в нас!
Ровно двенадцать раз —
Кружкой о кружку!
За почетную рвань,
За Тамань, за Кубань,
За наш Дон русский,
Старых вер Иордань…
Грянь,
Кружка о кружку!
Товарищи!
Жива еще
Товарищи!
Цела еще
В серд — цах Русь!
Братья! Взгляните в даль!
Дельвиг и Пушкин,
Дел и сердец хрусталь…
— Славно, как сталь об сталь —
Кружкой о кружку!
За наш братственный град
Прагу — до — хрусту
Грянь, богемская грань!
Грянь,
Кружка о кружку!
Товарищи!
Жива еще
Товарищи!
Цела еще
В серд — цах — сталь.
Братья! Последний миг!
Уж на опушке
Кружкой о кружку!
Добровольная дань,
Здравствуй, добрая брань!
Еще жив — русский
Бог! Кто верует — встань!
Грянь,
Кружка о кружку!
15 января 1922
Новогодняя
(вторая)
С. Э.
Тот — вздохом взлелеянный,
Те — жестоки и смуглы.
Залетного лебедя
Не обижают орлы.
К орлам — не по записи:
Кто залетел — тот и брат!
Вольна наша трапеза,
Дик новогодний обряд.
Гуляй, пока хочется,
В гостях у орла!
Мы — вольные летчики,
Наш знак — два крыла!
Под гулкими сводами
Бои: взгляд о взгляд, сталь об сталь.
То ночь новогодняя
Бьет хрусталем о хрусталь.
Попарное звяканье
Судеб: взгляд о взгляд, грань о грань.
Очами невнятными
Не пей, коль не хочется!
Гуляй вдоль стола!
Мы — вольные летчики,
Наш знак — два крыла!
Соборной лавиною
На лбы — новогодний обвал.
Тоска лебединая,
В очах твоих Дон ночевал.
Тоска лебединая,
Протяжная — к родине — цепь…
Мы знаем единую
Твою, — не донская ли степь?
Лети, куда хочется!
На то и стрела!
Мы — вольные летчики,
Наш век — два крыла!
18 января 1922
«Каменногрудый…»
Каменногрудый,
Каменнолобый,
Каменнобровый
Рок.
Промысел, званье!
Вставай в ряды!
Каменной дланью
Равняет лбы.
Хищен и слеп,
Хищен и глуп.
Милости нет:
Каменногруд.
Без всяких прочих!
Равенство — мы:
Никаких Высочеств!
Выравнен? Нет?
Кланяйся праху!
Пушкин — на снег,
И Шенье — на плаху.
19 января 1922
Алексею Александровичу Чаброву
В грудь призывая — все стрелы!
Недосожженного тела.
Гладь — равноденствие — ближний,
Смертолюбивую сталь
В зоркости самоуправной
Как черепицами крыть
Молниеокую правду.
Рук непреложную рознь
Блюсть, костенея от гнева.
— Дружба! — Последняя кознь
Недоказненного чрева.
21 января 1922
«По нагориям…»
По нагориям,
По восхолмиям,
Вместе с зорями,
С колокольнями,
Конь без удержу,
— Полным парусом! —
В завтра путь держу,
В край без праотцев.
Не орлицей звать
И не ласточкой.
Не крестите, —
Не родилась еще!
Суть двужильная.
Чужедальняя.
Вместе с пильнями,
С наковальнями,
Вздох — без одыши,
Лоб — без огляди,
В завтра речь держу
Потом огненным.
Пни да рытвины, —
Не взялась еще!
Не судите!
Не родилась еще!
Тень — вожатаем,
Тело — за версту!
Поверх закисей,
Поверх ржавостей,
Поверх старых вер,
Новых навыков,
В завтра, Русь, — поверх
Внуков — к правнукам!
(Мертвых Китежей
Что нам — пастбища?)
Возлюбите!
Не родилась еще!
Серпы убраны,
Столы с яствами.
Вместе с судьбами,
Вместе с царствами.
Полукружием,
— Солнцем за море! —
В завтра взор межу:
— Есмь! — Адамово.
Дыхом-пыхом — дух!
Одни — поножи.
— Догоняй, лопух!
На седьмом уже!
22 января 1922
«Не похорошела за годы разлуки…»
С. Э.
Не похорошела за годы разлуки!
Не будешь сердиться на грубые руки,
Хватающиеся за хлеб и за соль?
— Товарищества трудовая мозоль!
О, не прихорашивается для встречи
Любовь. — Не прогневайся на просторечье
Речей, — не советовала б пренебречь:
То летописи огнестрельная речь.
Разочаровался? Скажи без боязни!
То — выкорчеванный от дружб и приязней
Дух. — В путаницу якорей и надежд
Прозрения непоправимая брешь!
23 января 1922
«Верстами — врозь — разлетаются брови…»
Верстами — врозь — разлетаются брови.
Две достоверности розной любови,
Черные возжи-мои-колеи —
Дальнодорожные брови твои!
Ветлами — вслед — подымаются руки.
Две достоверности верной разлуки,
Кровь без слезы пролитая!
По ветру жизнь! — Брови твои!
Летописи лебединые стрелы,
Две достоверности белого дела,
Радугою — в Божьи бои
Вброшенные — брови твои!
23 января 1922
Добровольчество — это добрая воля к смерти…
(Попытка толкования)
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О, как встает она,
О как встает…
Уронив лобяной облом
В руку, судорогой сведенную,
— Громче, громче! — Под плеск знамен
Не взойдет уже в залу тронную!
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О, как встает она,
О как встает…
Не она ль это в зеркалах
Расписалась ударом сабельным?
В едком верезге хрусталя
Не ее ль это смех предсвадебный?
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О, как встает она,
О как —
Не она ли из впалых щек
Продразнилась крутыми скулами?
Не она ли под локоток:
— Третьим, третьим вчерась прикуривал!
И марш вперед уже,
Трубят в поход.
О как —
А — в просторах — Норд-Ост и шквал.
— Громче, громче промежду ребрами! —
Добровольчество! Кончен бал!
Послужила вам воля добрая!
И марш вперед уже,
Трубят —
Не чужая! Твоя! Моя!
Всех как есть обнесла за ужином!
— Долгой жизни, Любовь моя!
Изменяю для новой суженой…
И марш —
23 января 1922
«Завораживающая! Крест…»
Завораживающая! Крест
На крест складывающая руки!
Разочарование! Не крест
Ты — а страсть, как смерть и как разлука.
Развораживающий настой,
Сладость обморочного оплыва…
Что настаивающий нам твой
Хрип, обезголосившая дива —
Жизнь! — Без голосу вступает в дом,
В полной памяти дает обеты,
В нежном голосе полумужском —
Безголосицы благая Лета…
Уж немногих я зову на ты,
Уж улыбки забываю важность…
— То вдоль всей голосовой версты
Разочарования протяжность.
29 января 1922
«А и простор у нас татарским стрелам…»
А и простор у нас татарским стрелам!
А и трава у нас густа — бурьян!
Не курским соловьем осоловелым,
Что похотью своею пьян,
Свищу над реченькою румянистой,
Той реченькою-не старей.
Покамест в неширокие полсвиста
Свищу — пытать богатырей.
Ох и рубцы ж у нас пошли калеки!
— Алешеньки-то кровь, Ильи! —
Ох и красны ж у нас дымятся реки,
Малиновые полыньи.
В осоловелой оторопи банной —
Хрип княжеский да волчья сыть.
Всей соловьиной глоткой разливанной
Той оторопи не покрыть.
Вот и молчок-то мой таков претихий,
Что вывелась моя семья.
Меж соловьев слезистых — соколиха,
А род веду — от Соловья.
9 февраля 1922
«Не приземист — высокоросл…»
Не приземист — высокоросл
Стан над выравненностью грядок.
В густоте кормовых ремесл
Хоровых не забыла радуг.
Сплю — и с каждым батрацким днем
Тверже в памяти благодарной,
Что когда-нибудь отдохнем
В верхнем городе Леонардо.
9 февраля 1922
«Слезы — на лисе моей облезлой…»
Слезы — на лисе моей облезлой!
Глыбой — чересплечные ремни!
Громче паровозного железа,
Громче левогрудой стукотни —
Дребезг подымается над щебнем,
Скрежетом по рощам, по лесам.
Точно кто вгрызающимся гребнем
Разом — по семи моим сердцам!
Родины моей широкоскулой
Матерный, бурлацкий перегар,
Или же — вдоль насыпи сутулой
Шепоты и топоты татар.
Или мужичонка, на круг должный,
За косу красу — да о косяк?
(Может, людоедица с Поволжья
Склабом — о ребяческий костяк?)
Аль Степан всплясал, Руси кормилец?
Или же за кровь мою, за труд —
Сорок звонарей моих взбесились —
И болярыню свою поют…
Шибче от кровавой колеи!
— То над родиной моею лютой
Исстрадавшиеся соловьи.
10 февраля 1922
Дочь Иаира
1
Мимо иди!
Это великая милость.
Дочь Иаира простилась
С куклой (с любовником!) и с красотой
Юным к лицу.
2
В просторах покроя —
Потерянность тела,
Посмертная сквозь.
Девица, не скроешь,
Что кость захотела
От косточки врозь.
Противу закону
Спешащей реки —
Слез женских послушал
И отчего стону —
Душе вопреки!
Сказал — и воскресла,
И смутно, по памяти,
В мир хлеба и лжи.
Но поступь надтреснута,
Губы подтянуты,
Руки свежи.
И всё как спросоньица
Немеют конечности.
С дороги не тронется
Отвесной. — То Вечности
Привыкнет — и свыкнутся.
И в белом, как надобно,
Меж плавных сестер…
То юную скрытницу
Лавиною свадебной
Приветствует хор.
Рукой его согнута,
Смеется — всё заново!
Но между любовником
И ею — как занавес
Посмертная сквозь.
16–17 февраля 1922
«На пушок девичий, нежный…»
На пушок девичий, нежный —
Смерть серебряным загаром.
Тайная любовь промежду
Рукописью — и пожаром.
Рукопись — пожару хочет,
Девственность — базару хочет,
Мраморность — загару хочет,
Молодость — удару хочет!
Смерть, хватай меня за косы!
Татарве моей раскосой
В ножки да не поклонюся!
— Русь!!!
16–17 февраля 1922
«На заре — наимедленнейшая кровь…»
На заре — наимедленнейшая кровь,
На заре — наиявственнейшая тишь.
Дух от плоти косной берет развод,
Птица клетке костной дает развод.
Око зрит — невидимейшую даль,
Сердце зрит — невидимейшую связь…
Ухо пьет — неслыханнейшую молвь.
Над разбитым Игорем плачет Див…
18 февраля 1922
«Переселенцами…»
Переселенцами —
В какой Нью-Йорк?
Вражду вселенскую
Взвалив на горб —
Ведь и медведи мы!
Ведь и татары мы!
Вшами изъедены
Идем — с пожарами!
А там, из тьмы —
Сонмы и полчища
Таких, как мы.
Полураскосая
Стальная щель.
Дикими космами
От плеч — метель.
— Во имя Господа!
Во имя Разума! —
Ведь и короста мы,
Ведь и проказа мы!
Волчьими искрами
Сквозь вьюжный мех —
Звезда российская:
Противу всех!
Отцеубийцами —
В какую дичь?
Не ошибиться бы,
Вселенский бич!
«Люд земледельческий,
Вставай с постелею!»
И вот с расстрельщиком
Бредет расстрелянный,
И дружной папертью,
— Рвань к голытьбе:
«Мир белоскатертный!
Ужо тебе!»
22 февраля 1922
Вброд или вдоль стен?
Знаю и пью робость
В чашечках ко — лен.
Нет голубям зерен,
Нет площадям трав,
Ибо была — морем
Площадь, кремнем став.
Береговой качки
…. злей
В башни не верь: мачты
Гиблых кораб — лей…
Грудь, захлебнись камнем…
<1922>
«Сомкнутым строем…»
Сомкнутым строем —
Противу всех.
Дай же спокойно им
Спать во гробех.
Ненависть, — чти
Смертную блажь!
Ненависть, спи:
Рядышком ляжь!
В бранном их саване —
Сколько прорех!
Дай же им правыми
Быть во гробех.
Враг — пока здрав,
Прав — как упал.
Мертвым — устав
