объятья
Но чуть умолкнули шаги,
Уж ваши речи странно-жутки,
И чует сердце: вы враги.
Сильны во всем, надменны даже,
Меняясь вечно, те, не те —
При ярком свете мы на страже,
Но мы бессильны — в темноте!
Нас вальс и вечер — всё тревожит,
В нас вечно рвется счастья нить…
Неотвратимого не может,
Оркестра пение вдали —
И мы со вздохом в темных лапах,
Сожжем, тоскуя, корабли.
Но знайте: в миг, когда без силы
И нас застанет страсти ад,
——————
АНЖЕЛИКА
Темной капеллы, где плачет орган,
Близости кроткого лика!..
Счастья земного мне чужд ураган:
Я — Анжелика.
Тихое пенье звучит в унисон,
Окон неясны разводы,
Жизнью моей овладели, как сон,
Стройные своды.
Взор мой и в детстве туда ускользал,
Он городами измучен.
Скучен мне говор и блещущий зал,
Мир мне — так скучен!
Кто-то пред Девой затеплил свечу,
(Ждет исцеленья ль больная?)
Вот отчего я меж вами молчу:
Вся я — иная.
Сладостна слабость опущенных рук,
Всякая скорбь здесь легка мне.
Плющ темнолиственный обнял как друг
Старые камни;
Бело и розово, словно миндаль,
Счастья не надо. Мне мира не жаль:
Я — Анжелика.
——————
Всё видит, всё знает твой мудрый зрачок,
Сердца тебе ясны, как травы.
Зачем ты меж нами, лесной старичок,
Душою до гроба застенчиво-юн,
Живешь, упоен небосводом.
Зачем ты меж нами, лукавый колдун,
Весь пахнущий лесом и медом?
Как ранние зори покинуть ты мог,
Заросшие маком полянки,
И старенький улей, и серый дымок,
Встающий над крышей землянки?
Как мог променять ты любимых зверей,
Свой лес, где цветет Небылица,
На мир экипажей, трамваев, дверей,
На дружески-скучные лица?
Вернись: без тебя не горят светляки,
Не шепчутся темные елки,
Без ласково-твердой хозяйской руки
Скучают мохнатые пчелки.
Поверь мне: меж нами никто не поймет,
Как сладок черемухи запах.
Не медли, а то не остался бы мед
В невежливых мишкиных лапах!
Кто снадобье знает, колдун, как не ты,
Уйди, старичок, от людской суеты
Под своды родимого леса!
——————
ПОТОМОК ШВЕДСКИХ КОРОЛЕЙ
О, вы, кому всего милей
Победоносные аккорды, —
Потомок шведских королей.
Я от тоски сгораю — весь!
Потомок славного Густава.
С надменной думой на лице
В своем мирке невинно-детском
Я о престоле грезил шведском,
О войнах, казнях и венце.
В моих глазах тоской о чуде
Такая ненависть зажглась,
Что этих слишком гневных глаз,
Не вынося, боялись люди.
Теперь я бледен стал и слаб,
Я пленник самой горькой боли,
Я призрак утренний — не боле…
Но каждый враг мне, кто не раб!
Вспоен легендой дорогою,
Умру, легенды паладин,
«Ты мог бы быть моим слугою!»
——————
Как не стыдно! Ты, такой не робкий,
Ты, в стихах поющий новолунье,
И дриад, и глохнущие тропки, —
Испугался маленькой колдуньи!
Испугался глаз ее янтарных,
Этих детских, слишком алых губок,
Убоявшись чар ее коварных,
Не посмел испить шипящий кубок?
Был испуган пламенной отравой
Светлых глаз, где только искры видно?
Испугался девочки кудрявой?
О, поэт, тебе да будет стыдно!
——————
ОБРЕЧЕННАЯ
Бледные ручки коснулись рояля
Медленно, словно без сил.
Звуки запели, томленьем печаля.
Кто твои думы смутил,
Бледная девушка, там, у рояля?
Тот, кто следит за тобой,
— Словно акула за маленькой рыбкой
Он твоей будет судьбой!
И не о добром он мыслит с улыбкой,
Тот, кто стоит за тобой.
С радостным видом хлопочут родные:
Если и снились ей грезы иные, —
Грезы развеются в ночь!
С радостным видом хлопочут родные.
Шум, поздравления, с образом мальчик..
Смотрит с тоскою на узенький пальчик,
Где загорится кольцо.
——————
x x x
На солнце, на ветер, на вольный простор
Любовь уносите свою!
Чтоб только не видел ваш радостный взор
Во всяком прохожем судью.
Бегите на волю, в долины, в поля,
На травке танцуйте легко
И пейте, как резвые дети шаля,
Из кружек больших молоко.
О, ты, что впервые смущенно влюблен,
Доверься превратностям грез!
Беги с ней на волю, под ветлы, под клен,
Под юную зелень берез;
Пасите на розовых склонах стада,
Внимайте журчанию струй;
И друга, шалунья, ты здесь без стыда
В красивые губы целуй!
Кто юному счастью прошепчет укор?
Кто скажет: «Пора!» забытью?
— На солнце, на ветер, на вольный простор
Любовь уносите свою!
Шолохово, февраль 1910
——————
ОТ ЧЕТЫРЕХ ДО СЕМИ
В сердце, как в зеркале, тень,
Скучно одной — и с людьми…
Медленно тянется день
От четырех до семи!
К людям не надо — солгут,
В сумерках каждый жесток.
Пальцы скрутили платок.
Если обидишь — прощу,
Только меня не томи!
— Я бесконечно грущу
От четырех до семи.
——————
ВОЛЕЙ ЛУНЫ
Мы выходим из столовой
Тем же шагом, как вчера:
В зале облачно-лиловой
Безутешны вечера!
Но пока открыты ставни,
Будет облачно-светло.
(Что послушней? Что нежней?)
Те, ушедшие, любили
Рисовать ручонкой в ней.
Этих маленьких ручонок
Ждут рояль и зеркала.
Зала радостна была!
Люстра, клавиш — всё звенело,
Увлекаясь их игрой…
Хлопнул ставень — потемнело,
Закрывается второй…
Кто там шепчет еле-еле?
Или ведоме не мертво?
Это струйкой льется в щели
Лунной ночи колдовство.
В зеркалах при лунном свете
И недвижен на паркете
След остывших башмачков.
——————
ROUGE ЕТ BLEUE
Девочка в красном и девочка в синем
Вместе гуляли в саду.
— «Знаешь, Алина, мы платьица скинем,
Будем купаться в пруду?».
Пальчиком тонким грозя,
Строго ответила девочка в синем:
====
Девушка в красном и девушка в синем
Вечером шли вдоль межи.
— «Хочешь, Алина, все бросим, все кинем,
Хочешь, уедем? Скажи!»
Грустно ответила девушка в синем:
— «Полно! ведь жизнь — не роман»…
===
Женщина в красном и женщина в синем
Шли по аллее вдвоем.
— «Видишь, Алина, мы блекнем, мы стынем
Пленницы в счастье своем»…
С полуулыбкой из тьмы
Горько ответила женщина в синем:
— «Что же? Ведь женщины мы!»
1 Красное и голубое (фр.).
——————
Миришь на миг во всем друг друга чуждых.
Здесь разговор о самых скучных нуждах,
Безмолвен тот, кому ответить лень.
Все неустойчиво, недружелюбно, ломко,
— «Хотела в семь она придти с катка?»
— «Нет, к девяти», — ответит экономка.
Звонок. — «Нас нет: уехали, скажи!»
— «Сегодня мы обедаем без света»…
Вновь тишина, не ждущая ответа;
Ведут беседу с вилками ножи.
— «Все кончили? Анюта, на тарелки!»
Враждебный тон в негромких голосах,
И все глядят, как на стенных часах
Одна другую догоняют стрелки.
Роняют стул… Торопятся шаги…
Прощай, о мир из-за тарелки супа!
Благодарят за пропитанье скупо
И вновь расходятся — до ужина враги.
——————
ПАСХА В АПРЕЛЕ
Звон колокольный и яйца на блюде
Радостью душу согрели.
Что лучезарней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Травку ласкают лучи, догорая,
С улицы фраз отголоски…
Тихо брожу от крыльца до сарая,
Меряю доски.
В небе, как зарево, внешняя зорька,
Волны пасхального звона…
Вот у соседей заплакал так горько
Звук граммофона,
Вторят ему бесконечно-уныло
Взвизги гармоники с кухни…
Прошлое, рухни!
Нет, не помогут и яйца на блюде!
Поздно… Лучи догорели…
Что безнадежней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Москва. Пасха, 1910
——————
СКАЗКИ СОЛОВЬЕВА
О, эта молодость земная!
Все так старо — и все так ново!
У приоткрытого окна я
Читаю сказки Соловьева.
Я не дышу — в них все так зыбко!
Вдруг вздохом призраки развею?
Неосторожная улыбка
Спугнет волшебника и фею.
Порою смерть — как будто ласка,
Блаженство в смерти, Звездоглазка!
Не лучше ль уличного шума
Зеленый пруд, где гнутся лозы?
И темной власти Чернодума
Не лучше ль сон Апрельской Розы?
Вдруг чей-то шепот: «Вечно в жмурки
Играть с действительностью вредно.
Настанет вечер, и бесследно
Растают в пламени Снегурки!
Все сны апрельской благодати
Июльский вечер уничтожит».
— О, ты, кто мудр — и так некстати! —
Я не сержусь. Ты прав, быть может…
Ты прав! Здесь сны не много значат,
Здесь лжет и сон, не только слово…
Но, если хочешь знать, как плачут,
Читай в апреле Соловьева!
——————
КАРТИНКА С КОНФЕТЫ
На губках смех, в сердечке благодать,
Которую ни светских правил стужа,
Ни мненья лед не властны заковать.
Как сладко жить! Как сладко танцевать
В семнадцать лет под добрым взглядом мужа!
То кавалеру даст, смеясь, цветок,
То, не смутясь, подсядет к злым старухам,
Твердит о долге, теребя платок.
Густых волос над этим детским ухом.
Как сладко жить: удачен туалет,
Прическа сделана рукой искусной,
Любимый муж, успех, семнадцать лет…
Как сладко жить! Вдруг блестки эполет
И чей-то взор неумолимо-грустный.
О, ей знаком бессильно-нежный рот,
Знакомы ей нахмуренные брови
И этот взгляд… Пред ней тот прежний, тот,
Сказавший ей в слезах под Новый Год:
— «Умру без слов при вашем первом слове!»
Куда исчез когда-то яркий гнев?
Ведь это он, ее любимый, первый!
Уж шепчет муж сквозь медленный напев:
— «Да ты больна?» Немного побледнев,
Она в ответ роняет: «Это нервы».
——————
RICORDO DI TIVOLI
Мальчик к губам приложил осторожно свирель,
Девочка, плача, головку на грудь уронила…
— Грустно и мило! —
Скорбно склоняется к детям столетняя ель.
Темная ель в этой жизни видала так много
Слишком красивых, с большими глазами, детей
Нет путей
Им в нашей жизни. Их счастье, их радость — у Бога
Море синет вдали, как огромный сапфир,
Детские крики доносятся с дальней лужайки,
В воздухе — чайки…
Мальчик играет, а девочке в друге весь мир…
Ясно читая в грядущем, их ель осенила,
Мощная, мудрая, много видавшая ель!
Плачет свирель…
Девочка, плача, головку на грудь уронила.
Берлин, лето 1910
1 Воспоминание о Тиволи (итал.).
——————
У КРОВАТКИ
Вале Генерозовой
— «Там, где шиповник рос аленький,
Гномы нашли колпачки»…
Мама у маленькой Валеньки
Тихо сняла башмачки.
— «Солнце глядело сквозь веточки,
К розе летела пчела»…
Мама у маленькой деточки
Тихо чулочки сняла.
— «Змей не прождал ни минуточки,
Свистнул, — и в горы скорей!»
Мама у сонной малюточки
Шелк расчесала кудрей.
— «Кошку завидевши, курочки
Стали с индюшками в круг»…
Мама у сонной дочурочки
Вынула куклу из рук.
— «Вечером к девочке маленькой
Раз прилетел ангелок»…
Мама над дремлющей Валенькой
Кукле вязала чулок.
——————
ТРИ ПОЦЕЛУЯ
— «Какие маленькие зубки!
И заводная! В парике!»
Она смеясь прижала губки
К ее руке.
— «Как хорошо уйти от гула!
Ты слышишь скрипку вдалеке?»
Она задумчиво прильнула
К его руке.
— «Отдать всю душу, но кому бы?
Мы счастье строим — на песке!»
Она в слезах прижала губы
К своей руке.
——————
ДВА В КВАДРАТЕ
Не знали долго ваши взоры,
Кто из сестер для них «она»?
Здесь умолкают все укоры, —
Ведь две мы. Ваша ль то вина?
— «Прошел он!» — «Кто из них? Который?
К обоим каждая нежна.
Здесь умолкают все укоры. —
——————
Всё лишь на миг, что людьми создается.
Блекнет восторг новизны,
Но неизменной, как грусть, остается
Успокоенье… Забыть бы… Уснуть бы…
Сладость опущенных век…
Сны открывают грядущего судьбы,
Вяжут навек.
Всё мне, что бы ни думал украдкой,
Нас неразрывной и вечной загадкой
Сон сочетал.
Я не молю: «О, Господь, уничтожи
Муку грядущего дня!»
Нет, я молю: «О пошли ему. Боже,
Сон про меня!»
Пусть я при встрече с тобою бледнею,
Как эти встречи грустны!
Тайна одна. Мы бессильны пред нею:
——————
x x x
Не гони мою память! Лазурны края,
Где встречалось мечтание наше.
Будь правдивым: не скоро с такою, как я,
Вновь прильнешь ты к серебряной чаше.
Все не нашею волей разрушено. Пусть! —
Сладок вздох об утраченном рае!
Весь ты — майский! Тебе моя майская грусть.
Все твое, что пригрезится в мае.
Здесь не надо свиданья. Мы встретимся там,
Где на правду я правдой отвечу;
Каждый вечер по лёгким и зыбким мостам
Мы выходим друг другу навстречу.
Чуть завижу знакомый вдали силуэт, —
Бьется сердце то чаще, то реже…
Ты как прежде: не гневный, не мстительный, нет!
И глаза твои, грустные, те же.
Это грезы. Обоим нам ночь дорога,
Все преграды рушащая смело.
Но, проснувшись, мой друг, не гони, как врага,
Образ той, что солгать не сумела.
И когда он возникнет в вечерней тени
Под
