чтоб не платил.

9 ПЯТИСТИШИЕ

Решено — играем оба,

И притом: играем разно:

Ты — по чести, я — плутуя.

Но, при всей игре нечистой,

Насмерть заиграюсь — я.

10

Как пойманную птицу — сердце

Несу к тебе, с одной тревогой:

Как бы не отняли мальчишки,

Как бы не выбилась — сама!

11

И если где прольются слезы, —

Всех помирю, войдя!

Я — иволга, мой голос первый

В лесу, после дождя.

12

Всё в ваших домах

Под замком, кроме сердца.

Лишь то мое в доме,

Что плохо лежит.

13

Я не мятежница — и чту устав:

Через меня шагнувший ввысь — мне друг.

Однако, памятуй, что, в руки взяв

Себя, ты выпустил — меня из рук.

14

У — в мир приходящих — ручонки зажаты:

Как будто на приступ, как будто в атаку!

У — в землю идущих — ладони раскрыты:

Все наши полки разбиты!

15

Не стыдись, страна Россия!

Ангелы — всегда босые…

Сапоги сам черт унес.

Нынче страшен — кто не бос!

<16>

Так, в землю проводив меня глазами,

Вот что напишите мне на кресте, — весь сказ!

— «Вставала с песнями, ложилась со слезами,

А умирала — так смеясь!»

<17>

Плутая по своим же песням,

Случайно попадаю в души.

Но я опасная приблуда:

С собою уношу — весь дом.

<18>

Ты принес мне горсть рубинов, —

Мне дороже розы уст,

Продаюсь я за мильоны,

За рубли не продаюсь.

<19>

Ты зовешь меня блудницей, —

Прав, — но все ж не забывать:

Лучше к печке приложиться,

Чем тебя поцеловать.

<20>

Ты зовешь меня блудницей:

— Слушай, выученик школ!

Надо мне, чтоб гость был вежлив,

Во-вторых — чтоб ты ушел.

<21>

Твой дом обокраден,

Не я виновата.

Лишь то — мое — в доме,

Что плохо лежит.

<22>

Шаги за окном стучат.

Не знаю, который час.

Упаси тебя Божья Мать

Шаги по ночам считать!

<23>

Шаг у моего порога.

Снова ложная тревога.

Но не ложью будет то что

Новый скоро будет шаг.

<24>

В книге — читай — гостиничной:

— Не обокравши — выбыл.

Жулик — по жизни — нынешней

Гость — и на том спасибо.

1919–1920

«Между воскресеньем и субботой…»

Между воскресеньем и субботой

Я повисла, птица вербная.

На одно крыло — серебряная,

На другое — золотая.

Меж Забавой и Заботой

Пополам расколота, —

Серебро мое — суббота!

Воскресенье — золото!

Коли грусть пошла по жилушкам,

Не по нраву — корочка, —

Знать, из правого я крылушка

Обронила перышко.

А коль кровь опять проснулася,

Подступила к щеченькам, —

Значит, к миру обернулася

Я бочком золотеньким.

Наслаждайтесь! — Скоро-скоро

Канет в страны дальние —

Ваша птица разноперая —

Вербная — сусальная.

29 декабря 1919

«В синем небе — розан пламенный…»

В синем небе — розан пламенный:

Сердце вышито на знамени.

Впереди — без роду-племени

Знаменосец молодой.

В синем поле — цвет садовый:

Вот и дом ему, — другого

Нет у знаменосца дома.

Волоса его как лен.

Знаменосец, знаменосец!

Ты зачем врагу выносишь

В синем поле — красный цвет?

А как грудь ему проткнули —

Тут же в знамя завернули.

Сердце на-сердце пришлось.

Вот и дом ему. — Другого

Нет у знаменосца дома.

29 декабря 1919

«Простите Любви — она нищая…»

Простите Любви — она нищая!

У ней башмаки нечищены, —

И вовсе без башмаков!

Стояла вчерась на паперти,

Молилася Божьей Матери, —

Ей в дар башмачок сняла.

Другой — на углу, у булочной,

Сняла ребятишкам уличным:

Где милый — узнать — прошел.

Босая теперь — как ангелы!

Не знает, что ей сафьянные

В раю башмачки стоят.

30 декабря 1919, Кунцево — Госпиталь

«Звезда над люлькой — и звезда над гробом…»

Звезда над люлькой — и звезда над гробом!

А посредине — голубым сугробом —

Большая жизнь. — Хоть я тебе и мать,

Мне больше нечего тебе сказать,

Звезда моя!..

4 января 1920, Кунцево — Госпиталь

«Дитя разгула и разлуки…»

Дитя разгула и разлуки,

Ко всем протягиваю руки.

Тяну, ресницами плеща,

Всех юношей за край плаща.

Но голос: — Мариула, в путь!

И всех отталкиваю в грудь.

Январь 1920

«Править тройкой и гитарой…»

Править тройкой и гитарой

Это значит: каждой бабой

Править, это значит: старой

Брагой по башкам кружить!

Раскрасавчик! Полукровка!

Кем крещен? В какой купели?

Все цыганские метели

Оттопырили поддевку

Вашу, бравый гитарист!

Эх, боюсь — уложат влежку

Ваши струны да ухабы!

Бог с тобой, ямщик Сережка!

Мы с Россией — тоже бабы!

<Начало января 1920>

«У первой бабки — четыре сына…»

У первой бабки — четыре сына,

Четыре сына — одна лучина,

Кожух овчинный, мешок пеньки, —

Четыре сына — да две руки!

Как ни навалишь им чашку — чисто!

Чай, не барчата! — Семинаристы!

А у другой — по иному трахту! —

У той тоскует в ногах вся шляхта.

И вот — смеется у камелька:

«Сто богомольцев — одна рука!»

И зацелованными руками

Чудит над клавишами, шелками…

* * *

Обеим бабкам я вышла — внучка:

Чернорабочий — и белоручка!

Январь 1920

«Я эту книгу поручаю ветру…»

Я эту книгу поручаю ветру

И встречным журавлям.

Давным-давно — перекричать разлуку —

Я голос сорвала.

Я эту книгу, как бутылку в волны,

Кидаю в вихрь войн.

Пусть странствует она — свечой под праздник —

Вот так: из длани в длань.

О ветер, ветер, верный мой свидетель,

До милых донеси,

Что еженощно я во сне свершаю

Путь — с Севера на Юг.

Москва, февраль 1920

«Доброй ночи чужестранцу в новой келье…»

Доброй ночи чужестранцу в новой келье!

Пусть привидится ему на новоселье

Старый мир гербов и эполет.

Вольное, высокое веселье

Нас — что были, нас — которых нет!

Камердинер расстилает плед.

Пунш пылает. — В памяти балет

Розовой взметается метелью.

Сколько лепестков в ней — столько лет

Роскоши, разгула и безделья

Вам желаю, чужестранец и сосед!

Начало марта 1920

ПСИХЕЯ

Пунш и полночь. Пунш — и Пушкин,

Пунш — и пенковая трубка

Пышущая. Пунш — и лепет

Бальных башмачков по хриплым

Половицам. И — как призрак —

В полукруге арки — птицей —

Бабочкой ночной — Психея!

Шепот: «Вы еще не спите?

Я — проститься…» Взор потуплен.

(Может быть, прощенья просит

За грядущие проказы

Этой ночи?) Каждый пальчик

Ручек, павших Вам на плечи,

Каждый перл на шейке плавной

По сто раз перецелован.

И на цыпочках — как пери! —

Пируэтом — привиденьем —

Выпорхнула.

Пунш — и полночь.

Вновь впорхнула: «Что за память!

Позабыла опахало!

Опоздаю… В первой паре

Полонеза…»

Плащ накинув

На одно плечо — покорно —

Под руку поэт — Психею

По трепещущим ступенькам

Провожает. Лапки в плед ей

Сам укутал, волчью полость

Сам запахивает… — «С Богом!»

А Психея,

К спутнице припав — слепому

Пугалу в чепце — трепещет:

Не прожег ли ей перчатку

Пылкий поцелуй арапа…

* * *

Пунш и полночь. Пунш и пепла

Ниспаденье на персидский

Палевый халат — и платья

Бального пустая пена

В пыльном зеркале…

Начало марта 1920

«Малиновый и бирюзовый…»

Малиновый и бирюзовый

Халат — и перстень талисманный

На пальце — и такой туманный

В веках теряющийся взгляд,

Влачащийся за каждым валом

Из розовой хрустальной трубки.

А рядом — распластавши юбки,

Как роза распускает цвет —

Под полами его халата,

Припав к плечам его, как змеи,

Две — с ожерельями на шее —

Над шахматами клонят лоб.

Одна — малиновой полою

Прикрылась, эта — бирюзовой.

Глаза опущены. — Ни слова. —

Ресницами ведется спор.

И только челночков узорных

Носок — порой, как хвост змеиный,

Шевелится из-под павлиньей

Широкой юбки игроков.

А тот — игры упорной ставка —

Дымит себе с улыбкой детской.

И Месяц, как кинжал турецкий,

Коварствует в окно дворца.

19 марта 1920

«Она подкрадётся неслышно…»

Она подкрадётся неслышно —

Как полночь в дремучем лесу.

Я знаю: в передничке пышном

Я голубя Вам принесу.

Так: встану в дверях — и ни с места!

Свинцовыми гирями — стыд.

Но птице в переднике — тесно,

И птица — сама полетит!

19 марта 1920

СТАРИННОЕ БЛАГОГОВЕНЬЕ

Двух нежных рук оттолкновенье —

В ответ на ангельские плутни.

У нежных ног отдохновенье,

Перебирая струны лютни.

Где звонкий говорок бассейна,

В цветочной чаше откровенье,

Где перед робостью весенней

Старинное благоговенье?

Окно, светящееся долго,

И гаснущий фонарь дорожный…

Вздох торжествующего долга

Где непреложное: «не можно»…

В последний раз — из мглы осенней —

Любезной ручки мановенье…

Где перед крепостью кисейной

Старинное благоговенье?

Он пишет кратко — и не часто…

Она, Психеи бестелесней,

Читает стих Экклезиаста

И не читает Песни Песней.

А песнь все та же, без сомненья,

Но, — в Боге все мое именье —

Где перед Библией семейной

Старинное благоговенье?

Между 19 марта и 2 апреля 1920

«Та ж молодость, и те же дыры…»

Та ж молодость, и те же дыры,

И те же ночи у костра…

Моя божественная лира

С твоей гитарою — сестра.

Нам дар один на долю выпал:

Кружить по душам, как метель.

— Грабительница душ! — Сей титул

И мне опущен в колыбель!

В тоске заламывая руки,

Знай: не одна в тумане дней

Цыганским варевом разлуки

Дурманишь молодых князей.

Знай: не одна на ножик вострый

Глядишь с томлением в крови, —

Знай, что еще одна… — Что сестры

В великой низости любви.

«Люблю ли вас…»

Люблю ли вас?

Задумалась.

Глаза большие сделались.

В лесах — река,

В кудрях — рука

— Упрямая — запуталась.

Любовь. — Старо.

Грызу перо.

Темно, — а свечку лень зажечь.

Быть — повести!

На то ведь и

Поэтом — в мир рождаешься!

На час дала,

Назад взяла.

(Уже перо летит в потемках!)

Так. Справимся.

Знак равенства

Между любовь — и Бог с тобой.

Что страсть? — Старо.

Вот страсть! — Перо!

— Вдруг — розовая роща — в дом!

Есть запахи —

Как заповедь…

Лоб уронила нá руки.

Вербное воскресенье

22 марта 1920

«От семи и до семи…»

От семи и до семи

Мы справляли новоселье.

Высоко было веселье —

От семи и до семи!

Между юными людьми

— С глазу на глаз — в темной келье

Что бывает? (— Не томи!

Лучше душу отними!)

Нет! — Подобного бесчинства

Не творили мы (не поздно —

Сотворить!) — В сердцах — единство,

Ну а руки были розно!

Двух голов над колыбелью

Избежал — убереглась! —

Только хлебом — не постелью

В полночь дружную делясь.

Еженощная повинность,

Бог с тобою, рай условный!

Нет — да здравствует невинность

Ночи — все равно любовной!

В той же келье новоселье —

От семи и до семи

Без «……» и «обними», —

Благоправное веселье

От семи и до семи!

Mapт 1920

«Я страшно нищ, Вы так бедны…»

«Я страшно нищ, Вы так бедны,

Так одинок и так один.

Так оба проданы за грош.

Так хороши — и так хорош…

Но нету у меня жезла…»

— Запиской печку разожгла…

Вербное воскресенье 1920

«На царевича похож он…»

На царевича похож он.

— Чем? — Да чересчур хорош он:

На простого не похож.

Семилетняя сболтнула,

А большая — вслед вздохнула…

Дуры обе. — Да и где ж

Ждать ума от светлоглазых?

Обе начитались сказок, —

Ночь от дня не отличат.

А царевичу в поддевке

Вот совет наш: по головке

Семилетнюю погладь.

Раз за дочку, раз за мать.

…………………..……………

Впрочем, можно и однажды.

Mapт 1920

«Буду жалеть, умирая, цыганские песни…»

Буду жалеть, умирая, цыганские песни,

Буду жалеть, умирая…….…… перстни,

Дым папиросный — бессонницу — легкую стаю

Строк под рукой.

Бедных писаний своих Вавилонскую башню,

Писем — своих и чужих — огнедышащий холмик.

Дым папиросный — бессонницу — легкую смуту

Лбов под рукой.

3-й день Пасхи 1920

БАЛЛАДА О ПРОХОДИМКЕ

Когда малюткою была

— Шальной девчонкой полуголой —

Не липла — Господу хвала! —

Я к материнскому подолу.

Нет, — через пни и частоколы —

Сады ломать! — Коней ковать! —

А по ночам — в чужие села:

— «Пустите переночевать!»

Расту — прямая как стрела.

Однажды — день клонился долу —

Под дубом — черный, как смола —

Бродячий музыкант с виолой.

Спят ……., спят цветы и пчелы…

Ну словом — как сие назвать?

Я женский стыд переборола:

— «Пустите переночевать!»

Мои бессонные дела!

Кто не спрягал со мной глаголу:

…….? Кого-то не звала

В опустошительную школу?

Ах, чуть закутаешься в полы

Плаща — прощайте, рвань и знать! —

Как по лбу — молотом тяжелым:

— «Пустите переночевать!»

Посылка:

Вы, Ангелы вокруг Престола,

И ты, младенческая Мать!

Я так устала быть веселой, —

Пустите переночевать!

2 апреля 1920

ПАМЯТИ Г. ГЕЙНЕ

Хочешь не хочешь — дам тебе знак!

Спор наш не кончен — а только начат!

В нынешней жизни — выпало так:

Мальчик поет, а девчонка плачет.

В будущей жизни — любо глядеть! —

Ты будешь плакать, я буду — петь!

Бубен в руке!

Дьявол в крови!

Красная юбка

В черных сердцах!

Красною юбкой — в небо пылю!

Честь молодую