он кончается, перестает быть. Так о Фрейбурге, напр., где я была девочкой. Кто-то рассказывает: «В 1912 г. когда я, проездом через Фрейбург…» Первая мысль: — Неужели?.. (Т. е. неужели он, Фрейбург, есть, продолжает быть?) Это не самомнение, я знаю, что я в жизни городов и людей — ничто. Это не: без меня? а: сам по себе?! т. е. он действительно есть (будет, был) вне моих глаз есть, не я его фраза не окончена

Когда я ухожу из человека, мне кажется, что он кончается, перестает быть. Так о Z, напр. Кто-то рассказывает. «В 1918 г., когда я встретился с Z…» Первая мысль: — Неужели?.. (Т. е. неужели он, Z, есть, продолжает быть…) — Это не самомнение, я знаю, что я в жизни людей — ничто, это глубокое, невинное изумление, за которым — пусть я в жизни городов и людей — ничто — очевидно нечто — есть.

(Перекличка с С. М. В. об Але — той же весной 1923 г. в Чехии: «Ничего удивительного. Сначала она думала, что всё внутри, а теперь начинает открывать, что есть что-то и пропуск одного слова. Просто — открывает внешний мир». Я: — Факт существования чего-то во-вне.)

* * *

Кончается, перестает быть. Здесь нужно различать два случая. Сильно обжитые (оживленные? выжатые?) мною люди и города пропадают безвозвратно: как проваливаются. Не гулкие Китежи, а глухие Геркуланумы.

Те же, лишь беглым игрищем мне служившие (в которых я, в людях и в городах, только проездом, где сверху: в которых не жила, через которые только прошла) — застывают. На том самом месте. На том самом жесте. Как в стереоскопе.

* * *

Когда я слышу о первых, я удивляюсь: неужели стоит? Когда я слышу о вторых, я удивляюсь: неужели растет? (дальше).

Повторяю, это не самомнение, это глубокое, невинное, подчас радостное изумление.

Слушаю, расспрашиваю, участвую, сочувствую и — втайне: Не Фрейбург. Не тот Фрейбург. Личина Фрейбурга. Обман. Подмена.

* * *

Если часто уезжать, можно обезлюдить (обезгородить) всю Европу!

* * *

14-ти лет я была убеждена, что это мои глаза зажигают по Москве фонари.

* * *

Это достоинство у меня есть: безвозвратность.

* * *

Эвридикины асфодели.

* * *

Веймар и май.

* * *

Продвигающаяся по пашням.

* * *

Для тех, откричавших последние крики,

Свидания ножик востер.

Не надо Орфею сходить к Эвридике

И братьям тревожить сестер.

* * *

Небо — тридевять земель.

* * *

Аля: Сумасшедший священник (?) оплакивающий каждую секунду. (NB! связь утеряна. 1932 г.)

* * *

Диалог о домике.

* * *

За этот — пожизненный ад

* * *

Как зуб к десне,

Как дуб к сосне…

* * *

«Не нашел своего лица…» У поэта должно быть не лицо, а голос.

* * *

май 1923 г.

— Это так преломляется в Ваших глазах! (Люди обо мне и мире.) — Нет, не прелом — ляется: выпрям — ляется!

* * *

Я (о своих Земных Приметах, которые тогда переписывала)

— Будь я критиком, т. е. имей я возможность говорить о своих вещах вслух, я бы о своих Земных Приметах сказала: — Поразительная легкость в мыслях!

* * *

Переписка с С. на Штейнере (доклад, поскольку ныне помню, о детях дошкольного возраста, предназначенный, поскольку помню, для рабочих [238]).

Я: — 1) Как в церкви! — 2) Посрамляет естественные науки. — 3) Скоро уйдем. 4) Совсем не постарел с 1909 г.

С.: Лев [239] распластан ибо полагает, что этот Ersatz [240] Льва его посрамляет сплошными grossartig’ами [241].

Я: — Терпи. Накормлю яичницей. Бедный Лев! Ты — настоящий.

С.: Бюллетень о состоянии Льва:

Успокоился. Обнаружил трех львов на стене. К псевдо-Льву свое отношение определил: «Злая Сила!»

* * *

Я: Жалею Льва. Этот похож на Чтеца-Декламатора.

С.: Для меня — на незнакомом языке!

Я: Он обращается исключительно к дамам. 2) Простая элементарная пропаганда антропософии. 3) Будет ли перерыв?

С.: — Сам жду. Вдруг — нет? Вдруг до утра? А?

Лев

Я: Если Штейнер не чувствует, что я (пропуск одного слова) в зале — он не ясновидящий.

* * *

Запишу, что помню. Во-первых, вовсе не помнила, что Штейнера, раньше, уже видела. (Иначе откуда бы: совсем не постарел с 1909 г. Очевидно в отрочестве, в Москве.) Доклад был скучный. Но сначала о докладчике. За кафедрой — юноша. Движения птицы. Главное действующее лицо: перекатывающееся адамово яблоко, как у мучеников. Молодой протестантский проповедник. Никакого пробела на груди, сплошь черен, застегнут наглухо, только у самого горла узкая кайма воротника. Молодой Бодлэр. «Sehr geehrte Herrn und Damen… Herrn und Damen… Herrn und Damen… Zahnwechsel… Herrn und… Zahnwechsel… Damen… Damen… Zahnwechsel…» [242] crescendo и из presto — prestissimo [243] — как обратный (снизу вверх) водопад, вот-вот сейчас имеющий оторвать ему голову.

— «Bis 7 Jahre ist ein Kind nur ein grosses Auge» [244].

Больше ничего не помню.

Чувство явного несоответствия голоса и говоримого, голосового (и душевного) размаха — и смысловой пропуск одного слова. Не сказал ничего нового, ничего примечательного, ничего своего, но сказал — голосом, шеей, адамовым яблоком — так, что до сих пор помню, верней — вижу.

Зал ужасен: пражские немцы, т. е. худшие во всем мире, п. ч. мало-мальски приличные из Праги, после революции, ушли. Короче: сплошные приказчики, пришедшие послушать своего (немца). По окончании каждый считает своим долгом подойти к Herr Doktor и оповестить его кто о своем нынешнем сне, кто о первом зубе своего ребенка. Идут как к акушерке или к гадалке. А он — как Блок в 1921 г. под напором ненависти — под напором этой любви — всё глубже и глубже в деревянную стену кафедры, которая вот-вот станет нишей, а он — святым. И всё выше и выше умученное адамово яблоко. И с неизбывной кротостью — всем — каждому: улыбку, ответ, кивок. Очередь приказчиков на ясновидящего: я в самом конце. Последняя. (Всем — нужнее!) Стою, борюсь: так устал — и еще я… Но: я, ведь это всё-таки не эти все. И — если он ясновидящий… Пока борюсь — уже предстою. Тому юноше — тысяча лет. Лицо в сети тончайших морщин. Тончайшая работа времени. Шаг назад — и вновь юноша. Но стою — и леонардовой работы старость. Не старость — ветхость. Не ветхость — призрачность?. Вот-вот рассыпется в прах. (Сколько стою? Секунду?)

И, набравшись духу и воздуху:

— Herr Doktor, sagen Sie mir ein einziges Wort — fürs ganze Leben! [245]

Долгая? пауза и, с небесной улыбкой, mit Nachdruck:

— Auf Wiedersehn! [246]

* * *

(Доклад этот был вскоре после пожара Johannisbau [247] и незадолго до его смерти.)

* * *

У каждого свое повторяющееся событие в жизни. Это и есть «судьба». (То, что мы помимовольно и непреложно, одним явлением своим на пороге — вызываем. Следствия, вырастающие из ходячей причины — нас.)

* * *

Не весна в деревне — деревня в Весне. (Ибо Весна стихия и в деревне вместиться не может…)

«Русские березки», «русский можжевельник». Ложь. Самообман. Если не скажут — не отличить. Весна — Стихия и мне от нее ничего, кроме нее, не нужно.

* * *

Стало быть — безразлично: Чехия или Россия? Да, везде, где дерево и небо — там весна. — Ну, а в Африке? Нет, в Африке будет Африка, а не весна. Там для меня, пришлого, баобаб одолеет дерево. Надо родиться среди баобабов.

* * *

Для меня опасны слишком выявленные города и страны. Отвлекают. Стихии не фраза на окончена

* * *

Когда я иду в лес, я иду в свое детство: в ведение и в невинность.

* * *

Если бы я была мужчиной, я непременно бы любила замужнюю женщину: безмужнюю женщину: ненужную женщину.

* * *

Предрассудки, предшествующие рассудку, с молоком матери всосанные: не преображенные ли инстинкты?

Так, отродясь и особенно в московский голод никогда не заглядывалась на съестные витрины. Еще подумают: хочу! Еще подумают: не могу! Явно хотеть и не мочь — мерзость!

И вот, в 1923 г., в Праге, от одного бывшего гвардейца узнаю: мой всосанный предрассудок (никто не учил!) — параграф гвардейского устава: Никогда не заглядываться на витрины, особенно — гастрономические. Я не воспитывалась в Гвардии, — м. б. мой предок какой-нибудь? А составитель устава — просто нищий гордец.

* * *

Начитанность под строкой: Чтение тоже делает одиноким: «вращение в пропуск одного слова кругах».

* * *

Есть, очевидно, и круговая порука зла: он, не желая, мне, я, не желая, другому, тот, не желая, еще кому… Безымянная. Круговая отместка — кому?

* * *

Остров Pathmos — не на тебе ли я родилась? [248]

* * *

Эротика, это похоже на рот и на грот.

* * *

Тело! Вот где я его люблю: в деревьях.

* * *

Platon и Platen. (Первого — никто не судил.) [249]

* * *

Интонация: голосовой умысел. Intonation: intention vocale [250].

* * *

NB! 20 год. Бальмонтовское ведро!

* * *

В моих стихах кто угодно спутается. Ничтожные поводы иногда вызывали эпохи. Эпос.

* * *

Присяжные поверенные и поэты.

* * *

Единственное чего я никогда не ощущала стихией — любовь. Дружбу (Д) — да!

* * *

О, мне всего мало, поэтому и не начинаю, не начну. (Я с людьми.)

* * *

До свидания великого! (Р. Штейнер)

* * *

ранили, —

До великого свидания!

* * *

Сестра: в этом и простор и страдание. И еще — запрет. Простор, порожденный запретом. («Отыграюсь».) Победа путем отказа. (Сергей Волконский) Будь я женой, я бы ревновала к сестре. Беспредельность не может ревновать к пределу. (Думаю о Б. П. 1932 г.)

* * *

Б. П. Заочный оплот.

* * *

Жена — предел. Тупик, разверстый ребенком.

* * *

(Из мыслей к Б. П.) …Втроем не выйдет. Я и вдвоем умею плохо. Два уже меньше чем один (в котором другой). Мы уже меньше чем я (в котором ты). Два это рядом. Весу меньше. (Я вешу еще всем тобой, так мы вес — поделили, и земля нас конечно вынесет!) Нет, не обольщаюсь и не обольщаю: втроем не выйдет. (NB! 1932 г. М. б. — тоже гвардейский устав? Ne daigne [251].) Могут выйти два вдвоем (мое с Вами, мое с ней). Зачем втягиваете? Я — размежевываю. Не отводите мне никаких мест.

* * *

Сонмы голосов дозвучивающих.

* * *

Vorfühlen. Nachfühlen [252]. Вы поймете когда пройдет, я — прежде чем стряслось.

* * *

Сострадай!

* * *

Люди по мне проходят бесследно. Выходит: они — волны, а я — камень. (Без никакого следу кроме соли.)

* * *

Выпеть и выжечь.

* * *

Не хочу того слова: оно круг. (Из двух рук!) Гораздо больше, чем всё.

* * *

Встреча должна быть аркой. Не в упор (кто кого?) не две дороги вдоль