солнечный день в Праге, на горе.
— Дай Бог! —
Тезей: сын царя Эгея и дочери трезенского царя Питея Этры. Незаконный сын. (Strauchbalg!) Бездетный царь Эгей, страшась пятидесяти сыновей своего брата Палладия, тайком сочетается браком с дочерью своего друга, трезенского царя Питея — Этрой. Короткий союз. На прощание — просьба Эгея: — «Если у тебя родится сын, выдай его за сына бога Поссейдона и до поры скрывай от него его рождение. Под этой скалой — меч и сандалии. В час, когда он сможет отвалить эту скалу, открой ему кто он и направь его, обутым в мои сандалии и с моим мечом в руках, ко мне, в Афины». — Всё сбывается. Тезей, вырастя, сваливает скалу, достает меч и сандалии и отправляется к отцу.
Дорожные приключения. Упомянуть ложе Прокруста. (Тезей убивает Прокруста на его же постели.)
* * *
Встреча с отцом. Старый Эгей во власти Медеи. Медея, страшась Тезея, ставит перед ним отравленный кубок. Но в эту секунду старый Эгей узнает свой меч — вскрик радости — объятья — кубок опрокинут — каменные плиты пылают — Медея, в ужасе, бежит.
* * *
Ариадна
Ариадна: дочь критского царя Миноса и нимфы Пасифаи. Минос: сын Зевса. Двойное покровительство: Зевса и Посейдона. (NB! Посейдон покровительствует и Миносу и его врагу Тезею. Додумать.) Два Миноса: символ солнца (светлый) и другой, пещерный, Минос тьмы. (Темным сделался после гибели сына.) Минос — царь, дающий законы. Уединяется в пещеру, где общается с Зевсом. (NB! Конечно — Моисей!) Минос — мудрый. (Думаю, что двойную сущность Миноса можно объяснить гибелью его любимого и единственного сына Андрогея.)
Пасифая:
Роковая любовь к Минотавру.
Минотавр: чудовище: полу-человек, полу-бык. Две версии: по одной Минотавр сын солнечного быка и Пасифаи, по другой — Минос получает Минотавра из бездны морской, в дар от Посейдона. Так или иначе: страсть Пасифаи к Быку. Ревность Миноса к Минотавру. Минос запирает Минотавра в лабиринт.
Додумать: кто господин: Минос или Минотавр? Кто Минотавр: узник или царь лабиринта? Мне мнится, что Минос в союзе с Минотавром, Минос в Минотавре нуждается, ибо Минотавр пожирает его данников. Минотавр — олицетворение кровавой мрачности самого Миноса. Убивая Минотавра, Тезей освобождает и самого Миноса.
Если же Минотавр — владелец лабиринта и Минос ему подвластен, то: Минотавр требует кровавых жертв.
Лабиринт: звездное небо. (Пусть перекликнется.)
— Дай Бог! —
— Вставай, кто не спал!
(первое слово Тезея)
* * *
записи на полях тезея:
за чистой далью
Линия полей…
* * *
Это был первый акт моего женского послушания. Я всегда хотела слушаться, другой только никогда не хотел властвовать (мало хотел, слабо хотел), чужая слабость поддавалась моей силе, когда моя сила хотела поддаться — чужой.
* * *
…И подаждь нам силу и крепость
К продолженью ученья сего.
* * *
…Теперь, захотев быть счастливой, осознав не только свои обязанности, но и права, я вижу, как я глубоко несчастна.
* * *
Возвращение Тезея:
Тезей в вещем сне видит оставленную Ариадну, — ее плач, приближение Диониса, ее диалог с Дионисом. (…Ты берешь меня насильно, с насиль<ственных?> неб<ес?> куда ты меня восхищаешь я буду сиять только для него.) Уносящаяся колесница.
И пробуждение: он видит (зритель не видит), как Эгей бросается в море. Или: гонец.
* * *
О другом:
От этой болезни: времени — нас лечит только то, что из времени уводит: музыка, работа, любовь. Все остальные занятия — тщетны.
(NB! Любовь есть только вид времени, его острая форма. — 1932 г.)
* * *
Спрут зимой гложет и сосет свою ногу.
Борей (зимний ветер) из Фракии.
* * *
Фиалковые струи Гипокрены.
* * *
Кругоземельный Океан.
* * *
Одежда Тезея: Шлем. Красный хитон. Сверху плащ.
Лемносский пламень (ныне потухший вулкан).
* * *
Вопленницы.
* * *
О другом:
* * *
Опускаю над тобой.
* * *
В колыбель моих колен
* * *
Неутомимо и неутолимо — люблю.
* * *
Аэропланы — как летаргия.
* * *
ивы…
Дерева — как взрывы.
* * *
* * *
О, вечная песенка:
Если б встретиться раньше!
* * *
Дней тихие стада,
Идите тихо.
* * *
Письма, ношенные на груди —
Нечитаемы
* * *
(NB! те, сложенные в конверт, те — нечитаны)
* * *
Сердце ушло — со всеми солдатами!
* * *
Вулкан, извергающий слезы и строфы.
* * *
МАЛЕНЬКАЯ ЗАПИСНАЯ ЧЕРНАЯ
Прага
(Карандашом в книжку, очень сокращённо и почти совсем стерто)
Вернувшись лежала как мертвая на полу.
Я перед Вами не виновата (я Вас тогда не знала), я перед любовью виновата, я готова была молиться, у меня была вера отчаяния. Господи, сделай чудо, дай мне поверить в тебя (в любовь). Ибо если Бог — один, любовь — одна, ибо если Бог — есть, любовь — есть. А потом подумала: смерть. Это было огромное облегчение, единственная возможность в этот час. Смерть и мост. В тот час.
* * *
Думаю о смерти с усладой, ибо:
У живущ<их?> — жизнью веселой
Далеко не веселая жизнь!
* * *
Держите меня крепче, не уступайте, не возвращайте меня — жизни. Столкните лучше в смерть. Дело не в том чтобы писать стихи.
* * *
Такое можно рассказывать, когда впереди достаточно времени, чтобы забыть, т. е. будущее целой ночи или целой жизни.
(Я же не <пропуск одного слова> преступник?)
Такое можно рассказывать, когда есть уверенность, что другой знает, как ты его любишь.
После Вас — никого: лучше смерть.
* * *
Вы единственный кто попросил у меня всей меня, кто мне сказал: любовь — есть. Так Бог приходит в жизнь женщин.
* * *
Поверьте в меня.
* * *
Если бы Вы были со мной, Вы бы увидели, что я изменилась. Моя болезнь — это только Ваше отсутствие в моей живой жизни. Когда Вы уходите — я как призрак.
И все-таки я не была легкомысленной.
* * *
Я вернулась домой полумертвая. Ни Г., ни Минос, ни Апостол Павел не помогли. Постояв локтями на столе, — потом полежав на полу — не ставя вопросов, не <пропуск одного слова> собственных ответов, зная только одно: умереть! — я наконец прибегла к своему обычному лекарству: природе. Вышла на улицу и сразу — на тепл<ые?> крылья ветра, в поток фонарей… Ноги сами шли, я не ощущала тела. (Р<одзевич>, я поняла: я одержима демонами!) Это было почти небытие, первая секунда души после смерти.
* * *
Этот рассказ. Что в нем было такого ужасного? Да то, что я, рассказывая, видела себя воочию, что вороша весь этот прах, ощущала его как <пропуск одного слова> — это была очная ставка с собой. И что я почувствовала? Отвращение.
Стена между нами росла с каждым моим словом. Ваше любованье им было мне н<ожом?> в сердце, Вы становились его союзником, т. е. моим врагом, почти им. Каждая Ваша у<лыбка?> говорила: «Поделом! Умейте отличать ценное от неценного». Это звучало как исповедь текущего часа, точно всё это случилось вчера. На меня сегодня вставало и шло всё мое прошлое, мое <пропуск двух-трех слов> прошлое, и оно уводило меня от Вас, вырывало меня у Вас, обращало мою любовь к Вам (святыню!) в эпизод. Вы, выслушав, не могли мне верить, я, рассказав, могла ли себе верить сама?
Вообще, после нашей встречи я перест<ала?> ценить себя. Я завидую каждому встречному, всем простым, вижу себя игралищем каких-то слепых сил (демонов), я сама у себя под судом, мой суд строже Вашего, я себя не люблю, не щажу.
Вы — это моя совесть, говорящая мне прямо.
* * *
Ужасает меня (восхищает) непримиримость Вашей любви.
Ни кольца, ни посвящения, никакой памяти, мне это сегодня даже было больно. Или всё — или ничего. Не всё — так ничего. И это не фраза, это Ваша суть. ( — «Видите, я Вам открываю все карты!» — «А у меня совсем нет карт».) В таком отказе — царственность владения: из моего мне же даришь.
Вот за это — и за осенние листья в парке — и за молчание на улице —
* * *
Р<одзевич>, я скажу Вам тайну, только не смейтесь (не бойтесь!) — я Elementargeist [9], у меня еще нет души (NB! это после всего-то! 1932 г.) душа (по всем сказкам) таким существам дается только через любовь.
* * *
Спала сегодня в Вашем халате. Я не надевала его с тех пор, но сегодня мне было так одиноко и отчаянно, что надела его, как частицу Вас.
* * *
Конец истории, оказалось, рассказала неверно. Я просто забыла (перепутала). Пришел он ко мне впервые непосредственно от той, оторвавшись от нее, случайно встретив меня в гостях, ушел он от меня — непосредственно к той, оторвавшись от меня, случайно встретив на улице, м. б. пожалев, м. б. просто повлечась. Потом — его письмо и исповедь, и мое прощение (мой промах!) И после этой трещины (склейки) — рассказ того: «Вы знаете, почему он к Вам вернулся? Когда он к Вам пришел после долгого перерыва?» Я (предположительно): — 16-го. — «Ну, 16-го в 4 ч. он свез ее в больницу, а вечером был у Вас. Мотивировка: не могу без женщины». Та умерла одна, томясь по нему, зовя его, завещ<ав?> ему всё, что у нее оставалось: свои чудные черные волосы.
Когда, долго спустя, уже давно расставшись, я однажды спросила его: «Но почему же Вы ни разу, ни разу не пошли?» он ответил: «Раз зашел, она спала, такие худые, худые куриные руки, все жилы наружу, одни кости — я не мог». И вздохнул.
Я о ней за всю встречу ничего не слышала, только изредка, когда я смеясь спрашивала: «Чья же я преемница?» он с милейшей из усмешек: «Ах, так одна рвань… У Вас не было предшественниц… Всё, что не Вы — рвань. А?»
Рассталась я с ним не из-за себя, а из-за нее — о, не из страха, что со мной поступят так же — я м. б. этого и заслуживала! — из-за ее одинокого смертного часа, смертного отчаяния, из-за ее косы, которую он схватил, как дикарь — трофей, из-за глаз ее, которых я ему не могла простить.
* * *
(Эту косу его друг видел у него на стене, прибитую гвоздиками.
Прав кто-то из нас,
Сказавши: любовь — живодерня…
1932 г.)
* * *
Я благодарна поэтам:
Le ciel est par-dessus le toit
Si bleu, si calme.
Un arbre par-dessus le toit
Berce sa palme
Ô qu’as-tu fait, toi que voilà,
Pleurant sans cesse, —
Dis, qu’as-tu fait, toi que voilà —
De ta jeunesse?[10]
* * *
— Значит, я не одна такая.
* * *
…Подумали ли Вы о том что Вы делаете, уча меня великой земной любви?
