и лягу.
Ты бродягой стал со мной.
С койки затхлой
Ночь по каплям
Пей! Без пятен —
Мрак! Бесплатен —
Бог: как к пропасти припасть.
(Час — который?)
Ночь — как воры,
Ночь — как горы.
(Каждая из нас — Синай
Ночью…)
10 сентября 1923
«Никогда не узнаешь, что жгу, что трачу…»
Никогда не узнаешь, чтó жгу, чтó трачу
— Сердец перебой —
На груди твоей нежной, пустой, горячей,
Никогда не узнаешь, каких не-наших
Бурь — следы сцеловал!
Не гора, не овраг, не стена, не насыпь:
Души перевал.
О, не вслушивайся! Болевого бреда
Прав, что слепо берешь. От такой победы
Руки могут — от плеч!
О, не вглядывайся! Под листвой падучей
Сами — листьями мчим!
Прав, что слепо берешь. Это только тучи
Мчат за ливнем косым.
Ляг — и лягу. И благо. О, всё на благо!
Как тела на войне —
В лад и в ряд. (Говорят, что на дне оврага,
Может — неба на дне!)
В этом бешеном беге дерев бессонных
Что победа твоя — пораженье сонмов,
Знаешь, юный Давид?
11 сентября 1923
Ахилл на валу
Отлило — обдало — накатило —
— Навзничь! — Умру.
Так Поликсена, узрев Ахилла
Там, на валу —
В красном — кровавая башня в плёсе
Тел, что простер.
Так Поликсена, всплеснувши: «Кто сей?»
(Знала — костер!)
Соединенное чародейство
Страха, любви.
Так Поликсена, узрев ахейца
Ахнула — и —
Крови от щек?
Неодолимый — прострись, пространство! —
Крови толчок.
13 сентября 1923
О, ты — из всех залинейных нот
Нижайшая! — Кончим распрю!
Как та чахоточная, что в ночь
Стонала: еще понравься!
Ломала руки, а рядом драк
Удары и клятв канаты.
(Спал разонравившийся моряк
И капала кровь на мя —
тую наволоку…)
А потом, вверх дном
Стакан, хрусталем и кровью
Смеясь… — и путала кровь с вином,
И путала смерть с любовью.
«Вам сон, мне — спех! Не присев, не спев —
И занавес! Завтра в лёжку!»
Как та чахоточная, что всех
Просила: еще немножко
Понравься!.. (Руки уже свежи,
Взор смутен, персты не гнутся…)
Как та с матросом — с тобой, о жизнь,
Торгуюсь: еще минутку
Понравься!..
15 сентября 1923
Крик станций
Крик станций: останься!
Вокзалов: о жалость!
И крик полустанков:
Не Дантов ли
«Надежду оставь!»
И крик паровозов.
Железом потряс
И громом волны океанской.
В окошечках касс,
Ты думал — торгуют пространством?
Морями и сушей?
Живейшим из мяс:
Мы мясо — не души!
Мы губы — не розы!
От нас? Нет — по нас
Колеса любимых увозят!
С такой и такою-то скоростью в час.
Окошечки касс.
Костяшечки страсти игорной.
Прав кто-то из нас,
Сказавши: любовь — живодерня!
«Жизнь — рельсы! Не плачь!»
Полотна — полотна — полотна…
(В глаза этих кляч
Владельцы глядят неохотно).
«Без рва и без шва
Нет счастья. Ведь с тем покупала?»
Та швейка права,
На это смолчавши: «Есть шпалы».
24 сентября 1923
Пражский рыцарь
Бледно — лицый
Страж над плеском века —
Стерегущий реку.
(О найду ль в ней
Мир от губ и рук?!)
Ка — ра — ульный
На посту разлук.
Клятвы, кольца…
Да, но камнем в реку
Нас-то — сколько
За четыре века!
В воду пропуск
Вольный. Розам — цвесть!
Бросил — брошусь!
Вот тебе и месть!
Не устанем
Мстить мостами.
Широко расправьтесь,
Крылья! В тину,
В пену — как в парчу!
Мосто — вины
Нынче не плачу!
— «С рокового мосту
Вниз — отважься!»
Я тебе по росту,
Рыцарь пражский.
В ней — тебе видней,
Рыцарь, стерегущий
Реку — дней.
27 сентября 1923
«По набережным, где седые деревья…»
По набережным, где седые деревья
По следу Офелий… (Она ожерелья
Сняла, — не наряженной же умирать!)
Но все же
(Раз смертного ложа — неможней
Нам быть нежеланной!
Раз это несносно
И в смерти, в которой
Предвечные горы мы сносим
На сердце!..) — она все немногие вёсны
Сплела — проплывать
Невестою — и венценосной.
Так — нéбескорыстною
Жертвою миру:
Офелия — листья,
Орфей — свою лиру…
— А я? —
28 сентября 1923
Ночные места
Темнейшее из ночных
Мест: мост. — Устами в уста!
Тащить в дурные места,
Туда: в веселящий газ
На койку, где всé до нас!
На койку, где нé вдвоем
(Вернейшее из ночных
Мест — смерть!) Платных теснот
Ночных — блаже вода!
Вода — глаже простынь!
Когда б в веры века
Нам встать! Руки смежив!
(Река — телу легка,
Любовь: зноб до кости!
Вода — любит концы.
Река — любит тела.
4 октября 1923
«Не расстанусь! — Конца нет!» И льнет, и льнет…
А в груди — нарастание
Грозных вод,
Нот… Надёжное: как таинство
Непреложное: рас — станемся!
5 октября 1923
Поезд жизни
Не штык — так клык, так сугроб, так шквал, —
В Бессмертье что час — то поезд!
Пришла и знала одно: вокзал.
Раскладываться не стоит.
На всех, на всё — равнодушьем глаз,
Которым конец — исконность.
О как естественно в третий класс
Из душности дамских комнат!
Где от котлет разогретых, щек
От этой фатальной фальши:
Папильоток, пеленок,
Щипцов каленых,
Волос паленых,
Чепцов, клеенок,
О — де — ко — лонов
Семейных, швейных
Счастий (klein wenig!)[6]
Взят ли кофейник?
Сушек, подушек, матрон, нянь,
Душности бонн, бань.
Не хочу в этом коробе женских тел
Ждать смертного часа!
Я хочу, чтобы поезд и пил и пел:
В удаль, в одурь, в гармошку, в надсад, в тщету!
— Эти нехристи и льнут же! —
Чтоб какой-нибудь странник: «На тем свету»…
Не дождавшись скажу: лучше!
Площадка. — И шпалы. — И крайний куст
В руке. — Отпускаю. — Поздно
Держаться. — Шпалы. — От стольких уст
Устала. — Гляжу на звезды.
Так через радугу всех планет
Пропавших — считал-то кто их? —
Гляжу и вижу одно: конец.
Раскаиваться не стоит.
6 октября 1923
«Древняя тщета течет по жилам…»
Древняя тщета течет по жилам,
Древняя мечта: уехать с милым!
К Нилу! (Не на грудь хотим, а в грудь!)
К Нилу — иль еще куда-нибудь
Дальше! За предельные пределы
Станций! Понимаешь, что из тела
Вон — хочу! (В час тупящихся вежд
Разве выступаем — из одежд?)
…За потустороннюю границу:
К Стиксу!..
7 октября 1923
Под занавесом дождя
От глаз равнодушных кроясь,
— О завтра мое! — тебя
Выглядываю — как поезд
Выглядывает бомбист
С еще-сотрясеньем взрыва
В руке… (Не одних убийств
Бежим, зарываясь в гриву
Дождя!) Не расправы страх,
Не… — Но облака! но звоны!
То Завтра на всех парах
Проносится вдоль перрона
Пропавшего… Бог! Благой!
Бог! И в дымовую опушь —
Как óб стену… (Под ногой
Подножка — или ни ног уж,
Ни рук?) Верстовая снасть
Столба… Фонари из бреда…
Ты поезд, которым еду
В Бессмертье…
14 октября 1923
«Брожу — не дом же плотничать…»
Брожу — не дом же плотничать,
Расположась на росстани!
Так, вопреки полотнищам
Пространств, треклятым простыням
Разлук, с минутным баловнем
Крадясь ночными тайнами,
Тебя под всеми ржавыми
Фонарными кронштейнами —
Краем плаща… За стойками —
Краем стекла… (Хоть краешком
Стекла!) Мертвец настойчивый,
В очах — зачем качаешься?
По набережным — клятв озноб,
По загородам — рифм обвал.
Сжимают ли — «я б жарче сгреб»,
Внимают ли — «я б чище внял».
Все ты один, во всех местах,
Во всех мастях, на всех мостах.
Моими вздохами — снастят!
Моими клятвами — мостят!
Такая власть над сбивчивым
Числом у лиры любящей,
Что на тебя, небывший мой,
Оглядываюсь — в будущее!
16 октября 1923
Око
Фонари, горящие газом,
Леденеющим день от дня.
Фонари, глядящие глазом,
Не пойму еще — в чем? — виня,
Фонари, глядящие нáземь:
На младенцев и на меня.
23 октября 1923
«Люблю — но мука еще жива…»
Люблю — но мука еще жива.
Найди баюкающие слова:
Дождливые, — расточившие всé
Сам выдумай, чтобы в их листве
Дождь слышался: то не цеп о сноп:
Дождь в крышу бьет: чтобы мне на лоб,
На гроб стекал, чтобы лоб — светал,
Озноб — стихал, чтобы кто-то спал
И спал…
Сквозь скважины, говорят,
Вода просачивается. В ряд
Лежат, не жалуются, а ждут
Незнаемого. (Меня — сожгут).
Баюкай же — но прошу, будь друг:
Не буквами, а каютой рук:
Уютами…
24 октября 1923
«Ты, меня любивший фальшью…»
Ты, меня любивший фальшью
Истины — и правдой лжи,
Ты, меня любивший — дальше
Некуда! — За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. — Десницы взмах!
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
12 декабря 1923
«Оставленного зала тронного…»
Оставленного зала тронного
Столбы. (Оставленного — в срок!)
Крутые улицы наклонные
Стремительные как поток.
Чувств обезумевшая жимолость,
Уст обеспамятевший зов.
— Так я с груди твоей низринулась
В бушующее море строф.
Декабрь 1923
«Есть рифмы в мире сём…»
Есть рифмы в мире сём:
Разъединишь — и дрогнет.
Гомер, ты был слепцом.
Ночь — на буграх надбровных.
Ночь — на очах — завесой.
Разъединил ли б зрящ
Елену с Ахиллесом?
Елена. Ахиллес.
Звук назови созвучней.
Да, хаосу вразрез
Построен на созвучьях
Мир, и, разъединен,
Мстит (на согласьях строен!)
Неверностями жен
Мстит — и горящей Троей!
Рапсод, ты был слепцом:
Есть рифмы — в мире том
Подобранные. Рухнет
Сей — разведешь. Чтó нужд
В рифме? Елена, старься!
…Ахеи лучший муж!
Сладостнейшая Спарты!
Лишь шорохом древес
Миртовых, сном кифары:
«Елена: Ахиллес:
Разрозненная пара».
30 июня 1924
«Не суждено, чтобы сильный с сильным…»
Не суждено, чтобы сильный с сильным
Соединились бы в мире сем.
Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,
Брачное дело решив мечом.
В братственной ненависти союзной
— Буйволами! — на скалу — скала.
С брачного ложа ушел, неузнан,
И неопознанною — спала.
Порознь! — даже на ложе брачном —
Порознь! — даже сцепясь в кулак —
Порознь! — на языке двузначном —
Поздно и порознь — вот наш брак!
Но и постарше еще обида
Есть: амазонку подмяв как лев —
Так разминулися: сын Фетиды
С дщерью Аресовой: Ахиллес
С Пенфезилеей.
О вспомни — снизу
Взгляд ее! сбитого седока
Взгляд! не с Олимпа уже, — из жижи
Взгляд ее — все ж еще свысока!
Что ж из того, что отсель одна в нем
Ревность: женою урвать у тьмы.
Не суждено, чтобы равный — с равным…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Так разминовываемся — мы.
3 июля 1924
«В мире, где всяк…»
В мире, где всяк
Сгорблен и взмылен,
Знаю — один
Мне равносилен.
В мире, где столь
Многого хощем,
Знаю — один
Мне равномощен.
В мире, где всё —
Знаю: один
Ты — равносущ
Мне.
3 июля 1924
Остров есть. Толчком подземным
Выхвачен у Нереид.
Девственник. Еще никем не
Выслежен и не открыт.
Папоротником бьет и в пене
Знаю лишь: еще нигде не
Числится, кроме твоих
Глаз Колумбовых. Две пальмы:
Явственно! — Пропали. — Взмах
Кондора…
(В вагоне спальном
— Полноте! — об островах!)
Плаванья (упрусь — так год!)
Знаю лишь: еще нигде не
Числится, кроме широт
Будущего…
5 июля 1924
Под шалью
«Над колыбелью твоею — где ты…»
Над колыбелью твоею — где ты? —
Много, ох много же, будет пето.
Басен и песен не занимать!
Над колыбелью твоею нищей
Многое, многое с Бога взыщем:
Сроков и соков и лет и зим —
Много! а больше еще — простим.
Над колыбелью твоей бесправной
Многое, многое станет явным,
Гласным: прошедшая сквозь тела
. . . . . .— чем стала и чем была!
Над колыбелью твоею скромной
Многое, многое Богу вспомним!
— Повести, спящие под замком, —
Много! а больше еще — сглотнем.
Лишь бы дождаться тебя, да лишь бы…
Многое, многое станет лишним,
Выветрившимся — чумацкий дым!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Всё недававшееся — моим!
5 августа 1924
«Запечатленный, как рот оракула…»
Запечатленный, как рот оракула —
Рот твой, гадавший многим.
Женщина, чтó от дозору спрятала
Меж языком и нёбом?
Уж не глазами, а в вечность дырами
Очи, котлом ведёрным!
Женщина, яму какую вырыла
И заложила дёрном?
Располагающий ста кумирнями
Женщина, чтó у пожара вырвала
Нег и страстей двунощных?
Женщина, в тайнах, как в шалях, ширишься,
В шалях,
