медь,

Знала одно: гореть!

Чтó не алмаз на огне — то шлак.

После России не верю в лак.

Не нафталин в узелке, а соль:

После России не верю в моль:

Вся сгорела! Пожар — малиной

Лил — и Ладогой разлился!

Был в России пожар — молиный:

Моль горела. Сгорела — вся.

* * *

Тоска называлась: ТАМ.

Мы ехали по верхам

Чужим: не грешу: Бог жив,

Чужой! по верхам чужих

Деревьев, с остатком зим

Чужих. По верхам — чужим.

Кто — мы? Потонул в медвéдях

Тот край, потонул в полозьях.

Кто — мы? Не из тех, что ездят —

Вот — мы! а из тех, что возят:

Возницы. В раненьях жгучих

В грязь вбитые за везучесть.

Везло! Через Дон — так голым

Льдом! Брат — так всегда патроном

Последним. Привар — несóлон,

Хлеб — вышел. Уж так везло нам!

Всю Русь в наведенных дулах

Несли на плечах сутулых.

Не вывезли! Пешим дралом —

В ночь — выхаркнуты народом!

Кто — мы? Да по всем вокзалам…

Кто — мы? Да по всем заводам…

По всем гнойникам гаремным, —

Мы, вставшие за деревню,

За дерево…

С шестерней как с бабой сладившие,

Это мы — белоподкладочники?

С Моховой князья, да с Бронной-то,

Мы-то — золотопогонники?

Гробокопы, клополовы —

Подошло! подошло!

Это мы пустили слово:

— Хорошо! хорошо!

Судомои, крысотравы,

Дом — верша, гром — глуша,

Это мы пустили славу:

— Хороша! Хороша —

Русь.

Маляры-то в поднебесьице —

Это мы-то — с жиру бесимся?

Баррикады в Пятом строили —

Мы, ребятами.

  — История.

Баррикады, а нынче — троны,

Но всё тот же мозольный лоск!

И сейчас уже Шарантоны

Не вмещают российских тоск.

Мрем от них. Под шинелью рваной —

Мрем, наган наставляя в бред.

Перестраивайте Бедламы!

Все малы — для российских бед!

Бредит шпорой костыль. — Острите! —

Пулеметом — пустой обшлаг.

В сердце, явственном после вскрытья,

Ледяного похода знак.

Всеми пытками не исторгли!

И да будет известно — там:

Доктора узнают нас в морге

По не в меру большим сердцам!

* * *

У весны — ни зерна, ни солоду,

Ни ржаных, ни иных кулей.

Добровольчество тоже голое:

Чтó, весна или мы — голей?

У весны — запрягать, так лешего! —

Ничего кроме места ввысь!

Добровольчество тоже пешее:

Чтó, весна или мы — дрались?

Возвращаться в весну — что в Армию

Возвращаться, в лесок — что в полк.

Доброй воли весна ударная,

Это ты пулеметный щелк

По кустам завела, по отмелям…

Ну, а вздрогнет в ночи малыш —

Соловьями как пулеметами

Это ты по …… палишь.

Возвращаться в весну — что в Армию

Возвращаться: здорóво, взвод!

Доброй воли весна ударная

Возвращается каждый год.

Добровольцы единой Армии

Мы: дроздовец, вандеец, грек —

Доброй воли весна ударная

Возвращается каждый век!

Но первый магнит —

До жильного мленья! —

Березки: на них

Нашивки ранений.

Березовый крап:

Смоль с мелом, в две краски —

Не роща, а штаб

Наш в Новочеркасске.

Черным пó белу — нету яркости!

Белым пó черну — ярче слез!

Громкий голос: Здорóво, марковцы!

(Всего-нáвсего ряд берез…)

Апрель — май 1926

Певица

1

Лопушиный, ромашный

Дом — так мало домашний!

С тем особенным взглядом

Душ — тяжелого весу.

Дом, что к городу — задом

Встал, а пéредом — к лесу.

По-медвежьи — радушен,

По-оленьи — рогат.

Из которого души

Во все очи глядят —

Во все окна! С фронтона —

Вплоть до вросшего в глину —

Чтó окно — то икона,

Чтó лицо — то руина

И арена… За старым

Мне и жизнь и жилье

Заменившим каштаном —

Есть окно и мое.

А рубахи! Как взмахи

Рук — над жизнью разбитой!

О, прорехи! Рубахи!

Точно стенопись битвы!

Бой за су — ще — ство — ванье.

Так и ночью и днем

Всех рубах рукавами

С смертью борется дом.

Не рассевшийся сиднем,

И не пахнущий сдобным.

За который не стыдно

Перед злым и бездомным:

Не стыдятся же башен

Птицы — ночь переспав.

Дом, который не страшен

В час народных расправ!

В этом доме, ведомом

К . . . . .из pyк,

В этом призраке дома —

Жили бабка и внук.

. . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . .

2

И так как речь — о русских,

То будет быль — проста.

Внук был, конечно — грузчик,

А бабка, бабка — «ста

Лет — как дождусь — так кончу

Шить…» (жить не подскажи!)

У ней на счастье слончик

Стоит, глаза — свежи

И живы, руки — спросу

Ждут, всё-то ей — добро!

У той старушки — косы

Живое серебро!

А щеки — и с морозу

Таких не наживу!

Внук приходил с извозу.

Сажала бабка розу

— В саду — и на канву.

Но всё ж — не будем проще,

Чем жизнь — имущим зрак.

Внук был, понятно — возчик,

Но непонятно — как,

Им будучи, сверх мóчи

Трудясь за хлебный грош —

Был тот чернорабочий

Собой — как день хорош!

Хребтом — как тополь — статен,

Зрачком — как цвет — лучист,

Платком — как франт — опрятен,

Лицом — как месяц — чист,

Ну, просто — жить приятней,

В калитке повстречав.

И вовсе непонятно:

Кáк этот лебедь — шкаф

Несет?

3

Сидели — парой,

Кот разводил муры.

Сидели, ждали — пара,

А чайник ждал — поры

Своей. Почти что смеркся

День. Кот сидел, как гость.

Вдруг — потолок разверзся

И хлынул в келью — дождь

Нот! За пиджак! за кофту!

Так грянул, так хватил,

Что разом и спиртовку,

И душу затопил!

На ангельские звуки —

Чтó сделала чета?

Сложила бабка руки,

Внук приоткрыл уста…

И в яме той, в квартире

Посмертной — с дна реки —

Воздвигнуто четыре

Молитвенных руки —

Как с пальмами. В предзнаньи

Неотвратимых мук,

С пасхальными глазами

Сидели: бабка, внук —

Покамест лба и лица

Не поглотила тень.

То верхняя жилица

В дом въехавшая в день

Тот…

И стало у них как в церкви

В Светлый праздник, в речной разлив.

Стала бегать старуха к верхней,

Внуку — слова не проронив.

— Не наскучу и не нарушу,

Только рученьку Вам пожму!

Пойте, пойте! Ласкайте душу

Внуку бедному моему.

В нашей жизни — совсем уж дикой —

Вы — родник для него, магнит.

Как с извозу придет — так лику

Не умыв — в потолок глядит!

Да, великое Ваше дело!

За высокое Ваше là —

В ножки кланяюсь старым телом.

Молода была — тоже пела,

И — сама молода была!

4

Не ветхой лестницей, где серó

От дыма и пахнет ближним —

На крыльях голоса своего

Спустилась верхняя — к нижним.

В сие смешение пустыря

Со складом, костра — с затоном,

На круглом облаке ниспаря,

Как феи во время óно.

С той разницей, что у фей — из рук

Алмазы, для глаз — соблазны.

— «Мой внук любезный, — а это — друг

Заглазный: наш звук алмазный!»

Я знаю: вида читатель ждет.

Читатель, прости за смелость!

Условившись, что и нос и рот,

Все, все у нее имелось —

Не хуже нашего, это «все»

Смахнем, как с подушки волос.

Зачем певицыно нам лицо,

Раз вся она — только голос:

Невидимость! Раз видней всего

Нам небо — сквозь слезы градом!

От этого ль иль еще чего —

Но так и не поднял взгляда

От — и не óтпитой чашки — внук

Вчерашний, жених навечный.

Как дева в зеркало, в чайный круг

Глядится, как в пруд зловещий

Глядится лебедь, и в нем гроза

Читает

(Немногим легче порой — глаза

На гостя поднять — чем руку!

И многим легче, конечно — шкаф

Дубовый!)

  Сухих ли, влажных —

Но глаз не поднял и, не подняв,

Звезд не показал — алмазных.

5

Ветки тише, птицы тише,

Тише снежного куста.

Так стучат, чтоб не услышал

Тот, к кому стучишься (— тa!).

Капли, падающей с крыши,

Быть услышанной — испуг.

Так стучат, чтоб не услышан

Был в сем стуке — сердца стук.

Врач — в ключицу,

Грач — в крупицу,

Страх — стучится,

Страсть — стучится…

Стук, дыханья осторожней.

— Дома? — Дома. — Можно?

— Можно.

Торс, виденья неподвижней.

— Это — я: сосед Ваш нижний.

К Вам от бабушки.

  — Гвоздики

Жгут — как светоч вознеся:

— Ну, и тьма ж у вас! — Входите.

Лампы нет, а свечка — вся.

Первая пройду. Вы — следом.—

И наследным, деда — дедом

Вытянутым коридором,

Точно бредом, точно — бором,

Точно — бродом, точно — Рода

Сводчатым кровопроводом,

Несомненнее, чем глотом

Собственным, без оборота,

Без возврата, тьмы — агатом

И базальтом — и гранитом…

  В рот — монету

Взяв — за вход подземный —

  плату —

Душ подземным водоемом

За Вожатою — ведомый.

Ну, а дальше? То ли дернул

Гвоздь за шалевый лохмот,

То ли просто коридорным

Ходом оказался грот —

Словом — стали:

Он — из стали

Вылитый, она — но шали

Кроме, да лезгинской тальи…

Поздно встали — всё проспали!

Не застали ничего!

(Если ж, позже, дочь — его

Именем — ее звалася —

Это только в память часа

Полного (Так помнит насыпь —

Розами.) Никак не мяса —

Белого — иль смуглого!)

Губы — мела суше. Грушей

Спелой — пение лилось.

Пела — слушал. Тело — душу

Слушало — и слушалось.

* * *

Так с тех пор и повелось:

Чтó ни ночь — из тьмы наружной:

— Дома? — Дома. — Можно? — Нужно.

— Можно? — Можно. (Нежно, нежно…)

1935

Автобус

Препонам наперерез

Автобус скакал как бес.

По улицам, ýже сноски,

Как бес оголтелый несся

И трясся, как зал, на бис

Зовущий, — и мы тряслись —

Как бесы. Видал крупу

Под краном? И врозь, и вкýпе —

Горох, говорю, в супу

Кипящем! Как зёрна в стýпе,

Как вербный плясун — в спирту,

Как зубы в ознобном рту!

Кто — чем тряслись: от трясни

Такой — обернувшись люстрой:

Стеклярусом и костьми —

Старушка, девица — бюстом

И бусами, мать — грудным

Ребенком, грудной — одним

Упитанным местом. Всех

Трясло нас, как скрипку — трелью!

От тряса рождался — смех,

От смеху того — веселье

Безбожно-трясомых груш:

В младенчество впавших душ.

Я — в юность: в души восторг!

В девичество — в жар тот щёчный:

В девчончество, в зубный свёрк

Мальчишества, словом

  — точно

Не за город тот дударь

Нас мчал — а за календарь.

От смеха рождалась лень

И немощь. Стоять не в силах,

Я в спутнический ремень

Товарищески вцепилась.

Хоть косо, а напрямик —

Автобус скакал, как бык

Встречь красному полушалку.

Как бык ошалелый, мчался,

Пока, описавши крюк

Крутой, не вкопался вдруг.

…И лежит, как ей повелено —

С долами и взгорьями.

Господи, как было зелено,

Гóлубо, лазорево!

Отошла январским оловом

Жизнь с ее обидами.

Господи, как было молодо,

Зелено, невиданно!

Каждою жилою — как по желобу —

Влажный, тревожный, зеленый шум.

Зелень земли ударяла в голову,

Освобождала ее от дум.

Каждою жилою — как по желобу —

Влажный, валежный, зеленый дым.

Зелень земли ударяла в голову,

Переполняла ее — полным!

Переполняла теплом и щебетом —

Тáк, что из двух ее половин

Можно бы пьянствовать, как из черепа

Вражьего — пьянствовал славянин.

Каждый росток — что зеленый розан,

Весь окоём — изумрудный сплав.

Зелень земли ударяла в ноздри

Нюхом — так буйвол не чует трав!

И, упразднив малахит и яхонт:

Каждый росток — животворный шприц

В oкo: — тáк сокол не видит пахот!

В ухо: — тáк узник не слышит птиц!

Позеленевшим, прозревшим глазом

Вижу, что счастье, а не напасть,

И не безумье, а высший разум,

С трона сшед — на четвереньки пасть…

Пасть и пастись, зарываясь носом

В трáву — да был совершенно здрав

Тот государь Навуходоносор —

Землю рыв, стебли ев, траву жрав —

Царь травоядный, четвероногий,

Злаколюбивый Жан-Жаков брат…

Зелень земли ударяла в ноги —

Бéгом — донес бы до самых врат

Неба…

  — Все соки вобрав, все токи,

Вооруженная, как герой…

— Зелень земли ударяла в щеки

И оборачивалась — зарей!

Боже, в тот час, под вишней —

С разумом — чтó — моим,

Вишенный цвет помнившей

Цветом лица — своим!

Лучше бы мне — под башней

Стать, не смешить юнца,

Вишенный цвет принявши

За своего лица —

Цвет…

«Седины»? Но яблоня — тоже

Седая, и сед под ней —

Младенец…

  Всей твари Божьей

(Есть рифма: бедней — родней) —

От лютика до кобылы —

Роднее сестры была!

Я в руки, как в рог, трубила!

Я, кажется, прыгала?

Так веселятся на карусели

Старшие возрасты без стыда:

Чувствую: явственно порусели

Волосы: проседи — ни следа!

Зазеленевшею хворостиной

Спутника я, как гуся, гнала.

Спутника белая