Не коснешься уст моих…
Это карты нагадали.
Жизнь моя — aeternum vale![1]
(Лежит ничком.)
Явление четвертое
Червонный валет, Пиковый валет. Из темноты, крадучись, — Пиковый валет. В руках — пика.
Пиковый валет
(шепотом)
Птичка — на ветке,
Детки — в беседке
Славят Отца.
Вот и пожалуйте, птички, в сетку,
Вот и целуйтесь, дружки, в уста!
(Не замечая Червонного валета, взбегает по ступенькам в беседку.)
Секунда молчания.
(В ярости.)
Сто сорок чертей! — Клетка пуста!
(Спотыкается на бегу о Валетов плащ.)
Черт, кто здесь? — А? — Ты, дружок!
Подыхай у черных ног!
(Пронзает его пикой.)
Эй, сюда! Бубновый! Треф!
(приподнимаясь)
Королева королев…
Черный вихрь ее унес!
(Распахивает, как крылья, плащ.)
Явление пятое
Немая сцена.
Трефовый валет с фонарем. За ним — издалека — Бубновый в маске. Трефовый валет наклоняет фонарь к лицу Червонного. Бубновый, вытянув шею, подносит палец к губам.
1918
Драматические сцены в стихах
ЛИЦА:
Дама в плаще, 20 лет, чуть юношественна.
Господин в плаще, 30 лет, светлый.
Торговец — каждый — олицетворение своего рода занятий.
Действие происходит в ночь на 1830 год, в харчевне, в лесах Богемии, в метель.
1
Харчевня. Пылает камин. У круглого дубового стола Торговец и Охотник беседуют. Поодаль, в огромном одиноком кресле — Старуха. У окна, в распахнутом зеленом плаще, Дама глядит в метель.
Ну и погода!
И на погоду
Эх, в старину!..
Снег, верно, сахаром был?
Снегом я личико умывала,
Скверные нынче пошли дела!
Даже на солнце глядеть не любо.
Это, сударыня, как кому…
Были бы только у волка зубы —
Розы не пахнут, не греют шубы…
А кавалеры-то стали грубы!
Ихних речей и в толк не возьму!
(Нюхает табак.)
(Охотнику)
С доброй охотой поздравить можно?
Нет.
Да растеряли потом друг друга.
Знатная вьюга!
Входит Трактирщик.
Ну и погода
К Новому году!
Чем угощу дорогих гостей?
Окорок пражский…
Не в нашем вкусе!
Грубые блюда! Эх, в старину —
Роскошь так роскошь — полночный ужин!
Робы-то! Розы-то! Гром жемчужин!
Кто поусерднее — тот и прав!
Помню, тогда был со мною дружен
Граф Ланденсберг — прелюбезный граф:
Всё от мужей хоронился в шкаф!
Да, не знавали вы наших пиршеств!
Устрицы, взоры, улыбки, вирши…
Слева — любовник, а справа — муж…
Из диамантов — на туфлях — пряжки…
Может, гостям дорогим по чашке
Кофию венского? Страсть душист!
(продолжая)
И в диамантовых звездах — хлыст!
Розы да взоры? — Тонкие яства!
(не отвечая и не замечая)
Взор его стоил — целого графства,
И королевства целого — рот!
(снисходительно)
Что говорить, в старину народ…
(разгораясь, в пространство)
Стан перетянут, в атласе ляжки…
В страстных объятьях погиб, бедняжка!
(И, только сейчас расслышав слова Трактирщика)
Кофию? Пес с ним! Подашь вина.
Лучшего?
(Трактирщику)
Лучшее нами выпито, сударь.
Темного пива!
Как неучтиво!
Пиво! — При дамах!
Светлого пива!
(Даме)
Чем госпоже услужу?
Коней
Он[2] на конюшню отвел?
(угодливо)
Своей
Собственной, знающей толк, рукою:
Даже лягнул меня черный конь.
Чем госпоже услужу? Жаркое
Просит за повара.
Дров в огонь!
(Отворачивается к окну.)
Трактирщик выходит.
Вот тебе раз!
А на нас — ни взгляда!
Мне и не надо: худа, как жердь,
Грудь — что стена крепостная. — Смерть
Как не люблю худобы и знати!
Да, с герцогиней в одной кровати —
Странная честь!
Да еще с худой!
Гогочут.
(вскипая)
Я бы вам, милые, показала!
Райские прелести?
Нет. — На дверь.
Я бы вам показала, хамы,
Как говорить про цветок — про Даму!
Вот те и бабушка!
(Возвращаясь к Даме.)
Плащ-то на нашей красотке знатный, —
Женкам такого ведь не сошьем!
Плащ-то плащом, а узнать занятно —
Каши с одним-то плащом не сваришь!
А погляжу-ка: и впрямь тоща!
Плащ без красавицы? — Нет, товарищ!
Выпьем за женщину без плаща!
Входит Трактирщик с вином и пивом.
Верно — так верно! Бобровый ворот —
Выпьем за Вену, за добрый город
Розовых ангелов и колбас!
Чокаются пивом.
Женушку и не в такой одену!
(созерцательно)
Нынче корова в плаще — не сон.
За достоверность!
За век!
За Вену!
За полнокровье!
За наших жен!
(вполоборота, режуще)
Кажется, я принести велела
Дров?
Не глухой небось, знаю — дров!
Не разжиреешь с таких делов.
Как?
(И, сообразив, бросает ему кошелек.)
(ловя на лету)
Благодарствую. — Так-то лучше!
Много обязан. Целую ручки.
(Выходит.)
А голосок-то — острей ножа!
Знатная, видимо, госпожа:
Может — графиня,
Может — инкогнито — герцогиня.
Эх, в старину
Мы герцогинями быть умели!
Так и примета у нас велась:
Чем снеговее, чем тоньше кожа —
Тем обращенье строже.
Так и блюли себя, как монашки?
(упоенно)
Нет, — целовались всласть!
Вирши царапали на бумажке
Про роковую страсть.
То-то ливрей золотых в прихожей,
Да у крыльца карет!
Эх, и сейчас пронимает дрожью,
Грудь в орденах — молодой — пригожий…
Всё-то она про то же!
2
Торговец и Охотник ушли. Трактирщик убирает со стола. Дама — по-прежнему — у окна. Старуха — по-прежнему — в кресле.
Славные гости! Таких хвалю!
Знатно набили суму мою!
Чай, уж пятнадцатый видят сон, —
Бог сохрани их детей и жен!
Выпили, съели — и спят, как бревна!
Вот так пирушка под Новый год!
Старый ли, Новый ли, — нам всё рувно,
Лишь бы наутро сошелся счет!
(Даме.)
Ласковой гостье постель готова!
До неба! Хоть на веревке лезь!
Ну, не постелька, а холм пуховый!
Благодарю, я останусь здесь.
Вот не откушали — и не спится!
Птица, и та набивает зоб.
Чем на утробу свою скупиться —
Лучше уж прямо платить за гроб.
Кушайте, внуки, — велели деды,
Да запивайте исправней…
(подымая руку)
Едут!
…Чтоб не застряла в гортани кость.
(Даме)
Едут!
И впрямь — новогодний гость!
Старуха поднялась с кресла, шагом ожившего памятника прошла всю комнату и стала перед Дамой.
Боги! С кольцом обручальным — ручка!
Сей диамант мне поднес Король.
(Торжественно.)
На королевское счастье, внучка!
(Сняла и надела.)
Благодарю… Смущена…
Дитя!
То, что Король подарил шутя,
В час, когда стража уснула в будке, —
Можно и должно принять как шутку.
(Обратно в кресло.)
Рядом звенят!
Не выношу я чужих колец,
Шалых старух да дворянской дури…
Огромный взрыв метели. На пороге — Господин в занесенном снегом плаще.
(певуче)
Я, кажется, вношу сюда — всю бурю?
Добро пожаловать, поздний гость!
Здравствуй, хозяин! Стакан вина!
Этим харчевня моя славна!
Здесь новогодняя чтится гроздь.
Трезвый — хорош, а уж лучше — пьяный:
Всё тебе сразу: и жар, и прыть…
(глядя на Даму)
Если позволите —
(Трактирщику.)
— два стакана!
(как лед)
Благодарю, я не буду пить…
(чуть насмешливо)
Вы мне простите сей невольный промах:
Мой бедный ум ухабами разбит…
Мы незнакомы, сударь. Ни обид,
Ни извинений нет — от незнакомых.
(наклоняя голову)
Позвольте мне исправить: Князь Луны,
Ротонды кавалер — и Рыцарь Розы.
(как во сне)
Ах, хорошо в суровые морозы —
Про розу! Хорошо
Над гробом — про любовь.
(Полузакрывает глаза.)
(наклоняя голову)
Графиня Ланска.
Голубая кровь!
Что— голубая! Вот что — молодая!
(Господину)
Простите за досужий мой вопрос:
Куда? Откуда?
Вихрь меня принес,
Вихрь унесет.
Дама с его появлением перешла на низкую скамеечку, к огню.
(не поднимая головы)
Играете в загадки?
(с бутылкой)
Хоть нет у вас сегодня недостатка
В прекрасных дамах, сударь, — дамы сей
Присутствие вам, верно, будет сладко.
Гоните грусть — и пейте без остатку!
И закусить бы, кажется, не грех…
Вот кошелек, чтоб говорил короче…
— Так с Новым годом всех — и доброй ночи!
Господин и Дама. — Дама на скамеечке, все, что она говорит, — снизу. Отделенный от нее поворотом стола, на конце стенной скамейки — Господин. Все, что он говорит, — сверху. Оба не сняли плащей.
Старуха в кресле недвижна.
(постукивая снизу по граненому стакану)
Хрусталь Богемии…
А разбивается.
На то и тонок.
Откуда эта горечь? Вы — ребенок!
Я не ребенок.
Замок родовой
На вьюжные леса покинуть ныне —
Способны лишь ребенок — и герой.
Я не герой.
Вы лучше, — Героиня!
День всюду бел, а ночь — везде черна.
Я замужем — и я верна.
(глубоко-серьезно)
Не сомневаюсь. Верность — панцирь Рода.
Герб — что броня заковывает грудь.
Моя броня — Любовь, и с нею в путь
Любой пущусь — во всякую погоду!
(любуясь)
Как застоявшийся арабский конь!
И в простоте своей — змеи премудрей!
— Посторонитесь! Обожжете кудри!
Не беспокойтесь! Я сама — огонь.
(задумчиво)
Огонь и лед… А всё ж следы забот!
На вашем лобике, Огонь и Лед!
И губ углы опущенные эти…
Сижу и думаю: зачем на свете ветер?
Зачем ему сейчас лететь и дуть?
Чтоб те, что были дома, вышли в путь
Другим — таким же странникам — навстречу.
Чтоб то, что длилось вечер, — длилось вечность.
Вы говорите, точно ветер в грудь
Ударил и потом усталой птицей
Тихонечко свернулся на груди…
Чтоб то, что нам казалось впереди,
Назад ушло за тысячную вёрсту…
Чтоб то, что там, за тысячной верстой,
Вдруг верстовым столбом пред нами встало…
(Глядя на неподвижную Старуху)
Чтоб то, что было розой, — отцветало,
(глядя на Даму, нежно)
(медленно, точно с трудом припоминая)
Гул реки,
И черный плащ… И ледяные струи…
(тихонечко беря ее руки и оставляя их в своих)
Чтоб где-то — в полночь — глядя в угольки,
Держал за обе маленьких руки
Графиню Ланску — Князь Луны, чужой — чужую.
Нет, не чужую!
Деточка, скажи —
Зачем не дома в этот час ненастный?
(в упор)
Ни вам, ни мне сейчас не надо лжи:
Я замужем, — но я несчастна!
(чуть улыбаясь)
Очаровательное «но»… — Давно?
(с нарастающим жаром)
Сегодня утром, распахнув окно,
Где гневным ангелом металась вьюга…
Вы будете смеяться, — всё равно!
Я поняла — что не люблю супруга!
Мне захотелось в путь — туда — в метель…
(как рассказывают сказку)
И вот графиня, отослав в постель
Докучную служанку, — лоб горячий
К прохладным орденам прижав в последний раз…
В атласных туфельках — как тень — смеясь и плача…
(в упор)
Князь, разрешите мне одну задачу:
Где и когда уже встречала вас?
(продолжая)
…В мужском плаще — царицею опальной —
В бешеную метель — из вьюги бальной!
Молчание.
Вся Вьюга за тебя боролась.
(как во сне)
Он колокольным ударом
В гроб заколочен сосновый.
Гроб опускается, — с Новым
Годом и счастием старым!
(Наливает вино.)
За возвращенье вечных звезд!
За вьюжный танец!
За поздних странников мой тост!
(с расстановкой)
За ранних странниц!
Большое молчание.
Бедный испуганный птенчик!
(совсем как ребенок)
Первая я — раньше всех!
Ваш услыхала бубенчик.
(Соскальзывает со скамейки на пол — головка на его груди — плачет.)
(положил ей обе руки на голову)
Так же — головкой к плечу…
Так же над бездною темной
Плащ наклонился к плащу…
— Юная женщина, вспомни!
Крылья слетались на пир,
И расставались в лазури
Двое, низринутых в мир
Тою же бешеной бурей.
И потому — раньше всех —
Мой бубенец издалече…
Это не сон и не грех,
Это — последняя встреча.
(Тихонечко освободившись от нее, встает. Вздымая голову — кому-то.)
Освободи! Укрепи!
Дай ей Свободу и Силу!
— Юная женщина, спи!
(как бы сквозь сон)
Сплю.
И не помни!
(чуть слышно)
Забыла…
Молчание.
Дама, опустив голову на руки, на коленях перед скамьей — недвижна.
И будет плыть в пустыне графских комнат
Высокая Луна…
(Глядя на нее, спящую, настойчиво и нежно.)
Ты женщина, ты ничего не помнишь…
Не помнишь!.. Не должна…
(Идет к выходу. Остановившись в дверях.)
Страннице — сон.
Страннику — путь.
Помни. — Забудь.
(Выходит.)
В комнате — сон. Звон безвозвратно удаляющихся бубенцов.
16–25 декабря 1918
Au Dieu — mоn amе
Моп corps — au Roi,
Mon coeur — aux Dames,
L’honneur — pour moi.
Старинный девиз[3]
Пьеса в пяти картинах, в стихах
ЛИЦА:
Арман-Луи граф Бирон-Гонто, герцог Лозэн, белокурый, сэвр. В 1-й картине вне возраста, ибо в колыбели, во 2-й — 17 лет, в 3-й — 28 лет, в 4-й — 29 лет, в 5-й, придерживаясь
