вас оставлю.
Человек . Целковенький пожалуйте.
Жазиков . Нет, уж я лучше тебе всю сумму сполна выплачу.
Человек ( подходя к двери ). Послушайте-ка, барин… Дайте мне теперь деньги, я вам ее за тридцать рублей отдам.
Жазиков . Теперь нельзя.
Человек . Ну, беленькую дайте.
Жазиков . Теперь нельзя, любезный мой, совершенно невозможно.
Человек . Двадцать рублей – хотите?
Жазиков . Экой ты человек! говорят, нельзя.
Человек ( уходя ). Иси, Миндор, иси! ( Ухмыляется горько. ) Видно, у вас, ваше благородие, денег-то и не бывало вовсе… Иси, подлец, иси!
Жазиков . Как ты смеешь?
Человек . А еще к себе зовет!.. иси!
Жазиков . Пошел вон, грубиян! Матвей, гони его! взашей его!
Человек . Ну, ну, потише… я и сам пойду…
Жазиков . Матвей, я тебе приказываю…
Человек ( в передней ). Сунься-ка, старый хрыч!..
( Матвей выходит вслед за ним. )
Жазиков ( кричит им вслед ). Гони его, бей в мою голову!!! Вон, пошел вон!.. ( Начинает ходить по комнате. ) Экое грубое животное!.. А собака-то в сущности, кажется, нехороша. Я и рад, что не купил. Но он не груби! он не смей грубить! ( Садится на диван. ) Экой в самом деле денек выдался! Ведь вот ничего еще с утра не сделал… и денег не достал. А деньги нужны мне теперь, очень нужны… Матвей!
Матвей ( входя ). Чего изволите?
Жазиков . Ты отнесешь от меня письмо к Криницыну.
Матвей . Слушаю-с.
Жазиков . Матвей!
Матвей . Что прикажете-с?
Жазиков . Как ты думаешь, даст он мне денег?
Матвей . Нет, Тимофей Петрович, не даст.
Жазиков . А даст! ( Щелкает языком. ) Вот увидишь, что даст!
Матвей . Не даст, Тимофей Петрович.
Жазиков . Да почему же, почему?
Матвей ( после некоторого молчания ). Тимофей Петрович, позвольте мне, старому дураку, слово молвить.
Жазиков . Говори.
Матвей ( откашливается ). Тимофей Петрович! позвольте мне вам доложить: нехорошо, нехорошо то есть вы здесь изволите жить. Вы, батюшка, наш природный господин; вы, батюшка, столбовой помещик; охота же вам проживать в городе – в нужде да в хлопотах. У вас есть, батюшка, родовое именье, вы сами изволите знать; матушка ваша, милостию божией, изволит здравствовать – вот вам бы к ней и поехать на жительство – в свое-то, в родовое поместье-то.
Жазиков . Ты от матушки письмо получил, что ли? С ее слов, видно, поешь?
Матвей . От барыни я письмо действительно получил; удостоился, так сказать; и к ней о вашем здоровье отписывал, как она приказывать изволила, всё в подробности. Доложу вам, Тимофей Петрович, об вас изволит сокрушаться; изволит писать: ты-де мне всё напиши, всё, что оне делают, кого принимают, где бывают, всё, дескать, опиши; изволит мне грозиться, что, дескать, под гнев мой попадешь, и на тебе, дескать, взыщу, коли не опишешь. Ты, говорит, доложи Тимофею Петровичу, что ихняя родительница сокрушаться изволит о нем – так и написано-с: родительница, и, дескать, прибавь, что, дескать, на службе не состоит, а в Питере живет да деньги тратит; на что это похоже? Вот как-с.
Жазиков ( с принужденной улыбкой ). Ну, а ты что ей написал?
Матвей . Я докладывал барыне, что, дескать, милостию божиею всё обстоит благополучно; а об чем писать оне изволили, всё исполню в точности и Тимофею Петровичу доложу и госпоже донесу. Эх, Тимофей Петрович! Тимофей Петрович! Поехали бы вы, кормилец, в Сычовку, зажили бы вы себе барином, завелись бы домком, хозяюшкой… Что вы здесь живете, батюшка мой? Здесь-то вы от каждого звоночка, словно зайчик, сигаете, да и денежек-то у вас не водится, да и кушаете вы не в меру.
Жазиков . Нет, в деревне скучно; соседи все такие необразованные… а барышни только что глаза пучат да потеют от страха, когда с ними заговоришь…
Матвей . Эх, Тимофей Петрович! да здешние-то что? Да и что за господа-то к вам ходят? Ведь, ей-богу, не на что взглянуть. Народ маленький, плюгавенький, больной, кашляют, прости господи, словно овцы. А у нас-то, у нас-то! Да и теперь, правду сказать, не то, что прежде. Нет-с! Дедушка-то ваш, вечная ему память, Тимофей Лукич, ведь с косую сажень был ростом! как изволит осерчать, бывало, да как крикнет зычным голосом – так от него, голубчика, рад в землю уйти! Вот был барин, так барин! Уж зато, коли ты ему полюбился али так, час добрый на него найдет, так уж награждает тебя, награждает, ажио тошно становится. А хозяюшка его, старая-то барыня наша, – уж какая была добрая! В рот чтоб этак до обеда – и ни-ни.
Жазиков . А я всё-таки в деревню не поеду, я там от скуки с ума сойду.
Матвей . Да с деньгами будете, батюшка вы мой, Тимофей Петрович! А здесь вот, например, хоть бы я, холоп ваш, разумеется, мне что! А всё же обидно. Ну, вот извольте посмотреть ( распахивает пола кафтана ): ведь только слава что штаны. А в деревне-то благодать! Хоромы теплые, почивай себе хоть целый день, кушай вволю… а я здесь, доложу вам, то есть ни разу до сытости не наедался. Ну, а охота-то, батюшка, охота-то за зайцами да за красным зверем? Да и матушку вашу, Василису Сергеевну, успокоить на старости лет нехудо.
Жазиков . Что же, я, пожалуй, в деревню бы и поехал. Да вот беда: не выпустят оттуда. Просто нельзя будет оттуда вырваться. Да еще и женят, пожалуй, чего доброго!
Матвей . И с богом, батюшка, коли женят! Дело христианское.
Жазиков . Нет, уж этого ты не говори; вот уж этого ты не говори.
Матвей . Воля ваша, конечно. Ну, например, здесь, Тимофей Петрович, опять-таки скажу, здесь у меня душа не на месте. Ну, сохрани бог, украдут что-нибудь у нас – пропал я! и поделом пропал: зачем не уберег барского добра. А как его уберечь? Оно, конечно, мое дело холопское; никуда не отлучаюсь… сижу себе в передней с утра до ночи… а всё же не то, что в деревне; всё душа не покойна. Так иногда даже дрожь пронимает; сидишь и трясешься, только богу молишься. Днем-то и соснуть порядком не приходится! Да и что за люди здесь? Подобострастья никакого; страху нет; наш же брат, холоп, а куды-те! Идет себе да поглядывает, словно невиноватый! Вор на воре – мошенник на мошеннике! Иного, кажется, прости господи, и сроду-то никто не учил! Что тут за жизнь, Тимофей Петрович, помилуйте! То ли дело в деревне? уваженье какое! почет, тишина! Милостивец вы наш, кормилец вы наш, послушайтесь меня, старого дурака! Я и дедушке вашему служил, и батюшке вашему, и матушке; чего-чего на веку своем не видал: тальянцев видал, и немцев, и французов из Одести – всех видал! Везде бывал! А уж лучше своей деревни нигде не видал! Эй, послушайтесь меня, старика! ( Раздается звонок. )Ведь вот, Тимофей Петрович, вот вы опять и дрогнули… вот.
Жазиков . Ну, пошел, пошел, отворяй… ( Матвей выходит, Жазиков остается неподвижным, но за ширмы не уходит. )
Голос . Monsieur Jazikoff?
Матвей ( за сценой ). Кого тебе?
Голос . Monsieur Jazikoff?
Матвей ( за сценой ). Нет его дома.
Голос ( с удивлением ). Niet? Comment niet? Sacredieu! [7]
Матвей ( за сценой ). Да кто ты такой?
Голос . Voila ma carte, voila ma carte. [8]
Матвей ( за сценой ). Ну, защебетала сорока проклятая… ( Дверь запирается. Матвей входит и подносит Жазикову карточку. )
Жазиков ( не смотря на нее ). Я знаю, знаю, кто это был… Живописец, француз… я же ему приказал прийти сегодня для моего портрета… Впрочем, всё равно, не беда; однако ж надобно написать к Криницыну; плохо приходится. ( Садится за стол и пишет; потом встает, подходит к окну и читает вполголоса. ) «Любезный Федя, выручи друга из беды, не дай ему погибнуть в цвете лет, пришли 250 руб., асс., или же 200. Деньги ты можешь вручить посланному. А я, брат, буду тебе благодарен до гробовой доски. Пожалуйста, Федя, не откажи. Будь отцом и благодетелем. Твой и проч.» Кажется, хорошо? Ну, вот тебе, Матвей, письмо. Ступай на извозчике. ( Видя, что Матвей хочет возражать. ) Да вот, на том извозчике, которому я уже кстати должен. Он знакомый – в долг свезет. Так, пожалуйста, отдай письмо и проси ответа, – слышишь, непременно ответа проси!
Матвей . Слушаю.
Жазиков . Ну, ступай, Матвей! дай бог тебе счастья и удачи. Ступай. ( Матвей удаляется. ) А ведь, чёрт возьми, как порассудить хорошенько, – Матвей-то, выходит, прав: мне нравятся его простые, но дельные возражения: именно в деревне лучше. Особенно летом. Притом я люблю русскую природу. Ну, на зиму можно опять приехать в Петербург. Правда, соседи у нас большею частию люди необразованные; но добрые и умные люди между ними есть. С иным даже приятно разговаривать. Этак незаметно его развиваешь, направляешь… ничего! так что даже можно пользу приносить. Ну, а насчет девушек – известное дело: всякая девушка мягкий воск, лепи из нее что хочешь. ( Расхаживает по комнате. ) Одно в деревне, признаться, нехорошо… Бедность там какую-нибудь видеть, притеснение… с моими идеями неприятно; действительно, неприятно. Ну, а зато верховая езда, охота, много удовольствий, признаться… ( Задумывается. ) Надобно будет, однако, себе платья заказать… галстуков накупить… надобно распорядиться. Охотничью курточку сшить. А напрасно я сегодня собаку не купил. Кстати бы пришлось. Ну, да я достану другую. Книг можно с собой взять побольше; самому писать что-нибудь такое новое, такое, что никому еще в голову не приходило… Всё это довольно приятно. Зимою я бы не хотел остаться в деревне; но кто ж мне приказывает жить в деревне зимой? Прав, прав Матвей… не надобно пренебрегать старыми людьми. Они иногда… да, именно! Ну, с другой стороны, и с матерью повидаться тоже ведь надобно. Она, пожалуй, мне и денег даст. Поломается, а даст. Да, еду в деревню. ( Подходит к окну. ) А как мне будет расстаться с Петербургом? Прощай. Петербург; прощай, столица! Прощай, прощай и ты, Веринька! Вот уж никак не ожидал я такой скорой разлуки! ( Вздыхает. ) Много-много я здесь оставляю такого… ( Опять вздыхает. ) И долги свои все выплачу. Поеду! Непременно, непременно еду!.. ( Раздается звонок. )Фу, чёрт возьми! опять Матвея нет! Где он пропадает? ( Звонок. ) А! кажется, это не должник, не так звонит что-то. Да и притом уже время не то! ( Звонок. ) Пойду отворю… Ну, смелей!
