еще не уничтожил?

КУЗОВКИН. Павел Николаич, вы, ей-богу, слишком со мною строги. Извольте милостиво сообразить, какую пользу мог бы я извлечь из моего разговора с Ольгой Петровной?

ЕЛЕЦКИЙ. Я вам скажу, какую пользу. Вы надеялись этой нелепой басней возбудить ее сожаление. Вы рассчитывали на ее великодушие… денег вам хотелось, денег… Да, да, денег. И я должен вам сказать, что вы достигли вашей цели. Слушайте же: мы с женой положили выдать вам нужную сумму для обеспечения вашего существования, с тем, однако…

КУЗОВКИН. Да я ничего не хочу!

ЕЛЕЦКИЙ. Не прерывайте меня, милостивый государь!.. С тем, однако, чтобы вы избрали место жительства подальше отсюда. А я, со своей стороны, прибавлю следующее: принимая от нас эту сумму, вы тем самым сознаетесь в вашей лжи… Вас это слово, я вижу, коробит —в вашей выдумке, — и, следовательно, отказываетесь от всякого права…

КУЗОВКИН. Да я от вас копейки не возьму!

ЕЛЕЦКИЙ. Как, сударь? Стало быть, вы упорствуете? Стало быть, я должен думать, что вы сказали правду? Извольте объясниться, наконец!

КУЗОВКИН. Ничего я не могу сказать. Думайте обо мне, что хотите — а только я ничего не возьму.

ЕЛЕЦКИЙ. Однако это ни на что не похоже! Вы, пожалуй, еще останетесь здесь!

КУЗОВКИН. Сегодня же меня здесь не будет.

ЕЛЕЦКИЙ. Вы уедете! Но в каком положении оставите вы Ольгу Петровну? Вы бы хоть это сообразили, если в вас еще осталось на каплю чувства.

КУЗОВКИН. Отпустите меня, Павел Николаич. Ей-богу, у меня голова кругом идет. Что вы от меня хотите?

ЕЛЕЦКИЙ. Я хочу знать, берете ли вы эти деньги. Вы, может быть, думаете, что сумма незначительная? Мы вам десять тысяч рублей даем.

КУЗОВКИН. Не могу я ничего взять.

ЕЛЕЦКИЙ. Не можете? Стало быть, жена моя ваша… Язык не поворачивается выговорить это слово!

КУЗОВКИН. Я ничего не знаю… Отпустите меня. (Хочет уйти.)

ЕЛЕЦКИЙ Это слишком! Да знаешь ли ты, что я могу принудить тебя повиноваться!

КУЗОВКИН. А каким это образом, смею спросить?

ЕЛЕЦКИЙ. Не выводите меня из терпения!.. Не заставляйте меня напомнить вам, кто вы такой!

КУЗОВКИН. Я столбовой дворянин… Вот кто я-с!

ЕЛЕЦКИЙ. Хорош дворянин, нечего сказать!

КУЗОВКИН. Каков ни на есть — а купить его нельзя-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Слушайте…

КУЗОВКИН. Это вы в Петербурге с вашими подчиненными извольте так обращаться.

ЕЛЕЦКИЙ. Слушайте, упрямый старик. Ведь вы не желаете оскорбить вашу благодетельницу? Вы уже сознались раз в несправедливости ваших слов; что же вам стоит успокоить Ольгу Петровну окончательно — и взять деньги, которые мы вам предлагаем? Или вы так богаты, что вам десять тысяч рублей нипочем?

КУЗОВКИН. Не богат я, Павел Николаич; да подарочек-то ваш больно горек. Уж и так я вдоволь стыда наглотался… да-с. Вы вот изволите говорить, что мне денег надо; не надо мне денег-с. Рубля на дорогу от вас не возьму-с.

ЕЛЕЦКИЙ. О, я понимаю ваш расчет! Вы притворяетесь бескорыстным; вы надеетесь эдак больше выиграть. В последний раз говорю вам: либо вы возьмете деньги на тех условиях, которые я изложил вам, либо я прибегну к таким мерам… к таким мерам…

КУЗОВКИН. Да что вы хотите от меня, господи! Мало вам того, что я уезжаю; вы хотите, чтоб я замарался, вы хотите купить меня… Так нет же, Павел Николаич, этого не будет!

ЕЛЕЦКИЙ. О, черт возьми! Я тебя… (В это мгновенье раздается под окном в саду голос Тропачева; он напевает: «Я здесь, Инезилья, я здесь под окном».) Это невыносимо! (Подходя к окну.) Я сейчас… сейчас… (Кузовкину.) Даю вам четверть часа на размышление… а там уж не пеняйте! (Уходит.)

КУЗОВКИН (один). Что это со мною делают, господи! Да этак лучше прямо в гроб живому лечь! Погубил я себя! Язык мой — враг мой. Этот барин… Ведь он со мной, как с собакой, говорил, ей-богу!.. Словно во мне и души-то нет!.. Ну, хоть убей он меня… (Из кабинета выходит Ольга; у ней в руках бумага. Кузовкин оглядывается.) Господи…

ОЛЬГА (нерешительно подходя к Кузовкину). Я желала видеть вас еще раз, Василий Семеныч…

КУЗОВКИН (не глядя на нее). Ольга Петровна… зачем… вы вашему супругу… все изволили сообщить…

ОЛЬГА. Я никогда ничего не скрывала от него, Василий Семеныч…

КУЗОВКИН. Так-с…

ОЛЬГА (поспешно). Он поверил мне… (Понизив голос.) И соглсаен на все.

КУЗОВКИН. Согласен-с? На что согласен-с?

ОЛЬГА. Василий Семеныч, вы добрый… вы благородный человек… Вы меня поймете. Скажите сами, можете ли вы здесь остаться?

КУЗОВКИН. Не могу-с.

ОЛЬГА. Нет, послушайте… Я хочу знать ваше мнение… Я успела оценить вас, Василий Семеныч… Говорите же, говорите откровенно…

КУЗОВКИН. Я чувствую вашу ласку, Ольга Петровна, я, поверьте, тоже умею ценить… (Он останавливается и продолжает со вздохом.) Нет, не могу я остаться, — никак не могу. Да и что греха таить? — теперь я, конечно, остепенился — ну и хозяина тоже давно в доме не было… некому было эдак, знаете… Да ведь старики-то живы; они ведь не забыли… ведь я точно у покойника в шумах состоял… Из-под палки, бывало, паясничал, — а иногда и сам… (Ольга отворачивается.) Не огорчайтесь, Ольга Петровна… Ведь, наконец, я… я вам все-таки чужой человек… Ведь, наконец, я… я вам все-таки чужой человек… остаться я не могу.

ОЛЬГА. В таком случае… возьмите… это… (Протягивает ему бумагу.)

КУЗОВКИН (принимает ее с недоумением). Что это-с?

ОЛЬГА. Это… мы вам назначаем… сумму… для выкупа вашего Ветрова… Я надеюсь, что вы нам… что вы мне не откажете…

КУЗОВКИН (роняет бумагу и закрывает лицо руками). Ольга Петровна, за что же и вы, и вы меня обижаете?

ОЛЬГА. Как?

КУЗОВКИН. Вы от меня откупиться хотите. Да я ж вам сказывал, что доказательств у меня нет никаких… Почему вы знаете, что я это все не выдумал, что у меня нет никаких… Почему вы знаете, что я это все не выдумал, что у меня не было, наконец, намеренья…

ОЛЬГА (с живостью его перебивая). Если б я вам не верила, разве мы бы согласились…

КУЗОВКИН. Вы мне верите — чего же мне больше, — на что мне эта бумага? Я сызмала себя не баловал… не начинать же мне под старость…Что мне нужно? Хлеба ломоть — вот и все. Коли вы мне верите… (Останавливается.)

ОЛЬГА. Да… да… я вам верю. Нет, вы меня не обманываете — нет… Я вам верю, верю… (Вдруг обнимает его и прижимается к его груди головой.)

КУЗОВКИН. Матушка, Ольга Петровна, пол… полноте… Ольга… (держит его одной рукою, другой быстро поднимает бумагу с земли и жмется к нему). Вы могли отказать чужой, богатой женщине — вы могли отказать моему мужу, но дочери, вашей дочери, вы не можете, вы не должны отказать… (Сует ему бумагу в руки.)

КУЗОВКИН (принимая бумагу, со слезами). Извольте, Ольга Петровна, извольте, как хотите, что хотите прикажите, я готов, я рад — прикажите, хоть на край света уйду. Теперь я могу умереть, теперь мне ничего не нужно… (Ольга утирает ему слезы платком.) Ах, Оля, Оля…

ОЛЬГА. Не плачьте — не плачь… Мы будем видеться… Ты будешь ездить…

КУЗОВКИН. Ах, Ольга Петровна, Оля… я ли это, не во сне ли это?

ОЛЬГА. Полно же, полно…

КУЗОВКИН (вдруг торопливо). Оля, встань; идут. (Ольга, которая почти села ему на колени, быстро вскакивает.) Дайте только руку, руку в последний раз.

КУЗОВКИН поспешно целует у ОЛЬГИ руку. Она отходит в сторону. КУЗОВКИН хочет подняться и не может. Из двери направо входят ЕЛЕЦКИЙ и ТРОПАЧЕВ; за ними КАРПАЧОВ. ОЛЬГА идет к ним навстречу мимо КУЗОВКИНА и останавливается между им и ими.

ТРОПАЧЕВ (кланяясь и рисуясь). Enfin — мы имеем счастье вас видеть, Ольга Петровна. Как ваше здоровье?

ОЛЬГА. Благодарствуйте — я здорова.

ТРОПАЧЕВ. У вас лицо, как будто…

ЕЛЕЦКИЙ (подхватывая). Мы оба с нею что-то сегодня не в своей тарелке…

ТРОПАЧЕВ. И тут симпатия, хе-хе. А сад у вас удивительно хорош.

КУЗОВКИН через силу поднимается.

ОЛЬГА. Я очень рада, что он вам понравился.

ТРОПАЧЕВ (словно обиженный). Да ведь послушайте, я вам скажу — ведь он прелесть как хорош — mais c’est tres beau, tres beau… Аллеи, цветы — и все вообще… Да, да. Природа и поэзия — это мои две слабости! Но что я вижу? Альбомы! Точно в столичном салоне!

ЕЛЕЦКИЙ (выразительно глядя на жену, с расстановкой). Разве тебе удалось устроить? (Ольга кивает головой, Тропачев из приличья отворачивается.) Он принял? Гм. Хорошо. (Отводя ее немного в сторону.) Повторяю тебе, что я всей этой истории не верю — но я тебя одобряю. Домашнее спокойствие не десяти тысяч стоит.

ОЛЬГА (возвращаясь к Тропачеву, который начал было рассматривать альбом на столе). Чем вы тут занялись, Флегонт Александрыч?

ТРОПАЧЕВ. Так-с… Ваш альбом — вот-с. Все это очень мило. Скажите, вы не знакомы с Ковринскими?

ОЛЬГА. Нет, не знакомы.

ТРОПАЧЕВ. Как, — и прежде не были знакомы? Познакомьтесь — я вам советую. У вас это почти что лучший дом в уезде, или, лучше сказать, был лучший дом до вчерашнего дна, ха-ха!

ЕЛЕЦКИЙ (между тем подошел к Кузовкину). Вы берете деньги?

КУЗОВКИН. Беру-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Значит — солгали?

КУЗОВКИН. Солгал.

ЕЛЕЦКИЙ. А! (обращаясь к Тропачеву, который рассыпается перед Ольгой и волнообразно сгибает свой стан.) А вот, Флегонт Александрыч, мы вчера с вами подсмеивались над Васильем Семенычем… а ведь он свое дело-то выиграл… Известие сейчас получено. Вот пока мы в саду гуляли.

ТРОПАЧЕВ. Что вы?

ЕЛЕЦКИЙ. Да, да. Ольга вот мне сейчас сказала. Да спросите его самого.

ТРОПАЧЕВ. Неужели, Василий Семеныч?

КУЗОВКИН (который все время до конца сцены улыбается, как дитя, и говорит звенящим от внутренних слез голосом). Да-с, да-с. Достается-с, достается-с.

ТРОПАЧЕВ. Поздравляю вас, Василий Семеныч, поздравляю. (Вполголоса Елецкому.) Я понимаю… вы его вежливым образом удаляете после вчерашней… (Елецкий хочет уверять, что нет.) Ну да… да… и как благородно, великодушно, деликатно… Очень, очень хорошо. Я готов об заклад побиться, что эта мысль (с сладким взглядом на Ольгу) вашей жене в голову пришла… хотя и вы, конечно… (Елецкий улыбается. Тропачев продолжает громко.) Хорошо, хорошо. Так теперь вам, Василий Семеныч, туда переезжать надо… Хозяйством попризаняться…

КУЗОВКИН. Конечно-с.

ЕЛЕЦКИЙ. Василий Семеныч мне сейчас сказал, что он даже сегодня съездить туда собирается.

ТРОПАЧЕВ. Еще бы. Я очень понимаю его нетерпенье. Хе, черт возьми! Водили человека за ном, водили-водили — ну, наконец, досталось именье… Как тут не захотеть посмотреть на свое добро? Не так ли, Василий Семеныч?

КУЗОВКИН. Именно-с так-с.

ТРОПАЧЕВ. Ведь вам, чай, и в город придется заехать?

КУЗОВКИН. Как же-с; все в порядок привести следует.

ТРОПАЧЕВ. Так вам мешкать нечего. (Подмигивая Елецкому.) Каков Лычков, отставной стряпчий? Чай, ведь это он все? (Кузовкину.) Ну и рады вы?

КУЗОВКИН. Как же-с, как же не радоваться?

ТРОПАЧЕВ. Вы мне позволите вас навестить на новоселье… а?

КУЗОВКИН. Много чести, Флегонт Александрыч.

ТРОПАЧЕВ (обращаясь к Елецкому).