большой дом. Говорю сейчас об этом, отчасти потому, Аркадий, что боюсь… ты будешь осуждать ее.
Аркадий. Я буду осуждать Фенечку?
Николай. Надеюсь, ты не очень будешь против, Аркадий.
Аркадий. Против? Чего это ради я должен быть против?
Николай. Ну, потому что… ну, я подумал, что… Так или иначе, на самом деле, причина, по которой я поселил ее в этом доме, и я хочу, чтобы ты знал об этом… причина заключается в том, я очень люблю эту девушку, Аркадий… и считаю порядочным и правильным, чтобы она жила в этом доме после того… (Пауза.) после того, как она родила ребенка.
Аркадий. Ребенка?
Николай. Это наш общий.
Аркадий. Ты хочешь сказать?..
Николай. Мальчик.
Аркадий. Ты и?..
Николай. Ему шесть месяцев.
Аркадий. У меня появился маленький брат.
Николай. Сводный.
Аркадий. Сводный.
Николай. Митя.
Аркадий. Митя.
Николай. Митя. Теперь ты все знаешь. Должен тебе сказать, что он вылитый я.
Аркадий вдруг смеется и обнимает отца.
Аркадий. Папаша, лучшей новости быть не может!
Николай. Правда?
Аркадий. Конечно, правда. Ах ты, хитрюга! Старый повеса! Ловко ты все это проделал! Поздравляю!
Николай. Ты не сердишься?
Аркадий. Сержусь? Господь с тобой, я так рад за тебя!
Николай. Спасибо тебе, сын. Спасибо. Мы не будем говорить об этом в присутствии Павла. Боюсь, что он не одобряет все это. С его понятиями о классовых и общественных приличиях.
Слева входят Павел и Базаров. Поговорим после.
Базаров — студент. Смуглый, худощавый, впечатлительный. Чувствует, что в этом доме он посторонний по своим политическим и общественным воззрениям, отсюда его высокомерие и резкость.
Аркадий. Вот и он! Проходи, Базаров! Подойди сюда. Дядюшка, вы уже, наверно, познакомились — Павел Петрович Кирсанов. А это мой отец, Николай Петрович Кирсанов. Евгений Васильевич Базаров.
Базаров официально кланяется.
Николай. Душевно рад и благодарен за доброе намерение посетить нас, Евгений Васильевич. Надеюсь, вы сможете провести у нас большую часть лета, а также надеюсь, что вам не наскучит наше общество.
Павел. Ты помнишь, в батюшкиной дивизии был лекарь Базаров? Так этот лекарь, он говорит, его отец.
Николай. Правда? Боже мой, как тесен… как…
Павел. Extraordinaire, n’est се pas?[4]
Николай В самом деле. Вы же тоже будете доктором? Прекрасно. Отлично. Садитесь. Садитесь. Устали, должно быть, с дороги.
Базаров. Я предпочитаю стоять.
Николай. Конечно. Лучше постоять. Размять ноги. Непременно… Надо постоять… Значит так… как бы получше все это устроить… Чай можно накрыть здесь. Затем молодые люди могут отдохнуть, а ужинать будем в семь. Хорошо? Петр! Ну ведь нарочно прячется от меня. Это уже не шутки. Дуняша! Ох, если бы вы знали, как все труднее становится управлять. Ну разве я преувеличиваю, Павел? Старая система… конечно, в ней были свои изъяны. А что теперь?.. Теперь я отдаю всю землю крестьянам, чтобы они возделывали ее — дарю им ее. Но будут ли они возделывать ее даже для себя? Я бы очень хотел, Аркадий, чтобы ты вник в это дело. В мои годы это становится непосильным для меня… к сожалению. (Дуняше.) Ах, Дуняша. Принеси сюда самовар.
Павел. Для меня какао, s’il vous plait[5].
Николай. И возьми в буфете бутылку темного хереса. Молодые люди, возможно, хотят… этого… покутить!
Дуняша пристально смотрит на Базарова.
Аркадий. Тебе хочется покутить, Базаров? Да, нам бы хотелось покутить, папаша.
Николай. Дуняша!
Дуняша. Что, барин?
Николай. Темного хересу. В буфете. И бокалы.
Она уходит в дом.
Что творится с этой девицей? А как поживает ваш батюшка, Евгений Васильевич?
Базаров смотрит на него отсутствующим взглядом. Пауза.
Ваш батюшка — он здоров?
Базаров. Полагаю, что да. Я его три года не видел.
Николай. Он ведь был в отъезде — да?.. Путешествовал?
Базаров. Ничего не знаю о этом.
Николай. А-а!
Базаров. Три года не видел его, потому что не был дома с тех пор, как поступил в университет.
Молчание.
Аркадий (быстро). Дайте-ка я расскажу вам об этом типе. В этом году он снова завоевал золотую медаль за ораторское искусство — третий год подряд. Николай. Замечательно!
Аркадий. Он также… (Базарову.) Нет, дай мне договорить… он также президент философского общества и редактор журнала. На редкость радикальное издание — университетское начальство запретило оба номера в этом году! Нас вызывали на дисциплинарный совет… помнишь? «Революционеры! Проклятые революционеры!»
Николай. Ораторское искусство — превосходная дисциплина. Превосходная! Я очень одобряю… это… это… ораторское искусство.
Павел. И на какую же тему вы… ораторствуете?
Павел. У этих предметов есть кое-что общее, так ведь?
Аркадий. Ну, будет, дядюшка. Ты же сам знаешь, что есть.
Павел (Базарову). И ваша философия?..
Аркадий. Нигилизм.
Павел. Как?
Аркадий. Нигилизм, дядюшка. Базаров — нигилист. И я тоже.
Николай. Интересное слово. Это от латинского — nihil, ничего, сколько я могу судить. Стало быть, это человек, который ничего не уважает. Абсолютно ничего.
Аркадий. Это человек, который ко всему относится с критической точки зрения.
Павел. Не все ли равно.
Аркадий. Нет, не все равно, дядюшка! Не надо понимать так примитивно!
Павел. Я — примитивно? Помилуй Бог!
Аркадий. Нигилизм начинается там, где подвергаются сомнению все идеи и принципы, как бы почитаемы они ни были. А это неизбежно приводит к выводу, что мир должен быть создан заново. (Базарову.) Я достаточно точно изложил нашу позицию, так ведь?
Базаров с безразличием пожимает плечами и разводит руками.
Павел. Итак, вы верите только в науку?
Аркадий. Мы ни во что не верим. В науку можно верить не более, чем в погоду, или земледелие, или плаванье.
Николай. Я должен сказать тебе, что земледелие теперь уже совсем не то, что прежде. За прошедшие пять лет я увидел, как техника земледелия шагнула вперед…
Аркадий. Я бы попросил тебя, папаша, не отвлекать нас от темы своими наивными замечаниями.
Николай. Прости.
Павел. Позвольте тогда простой вопрос: если вы отвергаете все принятые принципы[6] и правила, что двигает вашим поведением?
Аркадий. Я не понимаю, что значит этот простой вопрос.
Павел. В силу чего вы действуете?
Аркадий. Мы действуем в силу того, что признаем полезным. Полезное — сохранять, неполезное — выкидывать за борт. Однако самое полезное, что мы можем делать, это отрицать, отметать, отвергать.
Павел. Все?
Аркадий. Все, что не имеет пользы.
Павел. Все принятые нормы, всё — искусство, науку?
Аркадий. А какая от них польза? Все на свалку.
Павел. Вот так, с цивилизацией уже расправились.
Николай. Неприятие, Аркадий, несомненно означает разрушение, однако несомненно и то, что мы должны не только разрушать, но и строить.
Аркадий. Сперва нужно место расчистить. На данном этапе нашей эволюции мы не имеем права предаваться собственным фантазиям.
Николай. Я не о фантазиях говорю.
Аркадий. Иногда трудно понять, о чем ты говоришь, папаша.
Павел. И когда же вы начнете проповедовать открыто свое новое евангелие?
Аркадий. Мы люди действия. Мы не проповедники. Так, Базаров? Мы не собираемся…
Павел. Разве вы теперь не проповедуете? (Николаю.) Все это вздор, скучный старый материалистический вздор, который я слышал уже сотни раз.
Аркадий. Мы знаем, что в мире есть голод и бедность; мы знаем, что политики берут взятки; мы знаем, что судебная система коррумпирована. Все это мы знаем. И нам надоело слушать этих «либералов» и «прогрессистов»…
Павел. Итак, вы определили все социальные пороки…
Николай. Дай ему договорить, Павел.
Павел. Я бы предпочел, чтобы Евгений Васильевич сам бы рассказал обо всем этом. (Аркадию.) И никакой созидательной программы у вас нет?
Базаров. И никакой созидательной программы у нас нет.
Павел. Кроме как бранить тех, которые заняты созиданием.
Базаров. Да, бранить тех, кто заняты созиданием.
Павел. И это называется нигилизмом.
Базаров. И это называется нигилизмом. Увлекательная дискуссия, можно сказать, подошла к концу, так?
Павел. Incroyable[7]. Я бы хотел знать, правильно ли я понял…
Николай. Уверен, что ты все понял правильно. Давайте на этом закончим.
Павел. Вначале наши спасители уничтожат страну, а затем они переделают страну. Но, может быть, найдется какой-нибудь здравый человек, который скажет, что наши спасители — просто болтуны, болтуны с золотой медалью?
Базаров. Мой дед был крепостным, Павел Петрович. Полагаю, что я имею некоторое представление о русском народе.
Павел. Уверен, что у вас есть очень…
Базаров. Да, полагаю, что у меня есть, по крайней мере, такое же точное и сочувственное понимание их нужд и терпеливых ожиданий, на которое претендуют эти провинциальные аристократы, что рядятся в английские одежды и следуют английским обычаям. Вся их цивилизация заключается в употреблении нескольких избитых французских фраз и бесконечных разговорах о матушке России. На деле же они и с места не сдвинутся, чтобы сделать что-нибудь для «Ыеп public»[8], как они сами выражаются.
Павел. Думаю, вы нарочно пытаетесь…
Базаров. Слова, которые с такой легкостью слетают с уст вам подобных, — либерализм, прогресс, принципы, цивилизация — эти слова не имеют никакого смысла в России. Это все заимствованные слова. России они даром не нужны. А вот что нужно русскому человеку… и это могут дать только конкретные действия… Так вот, русскому человеку нужен кусок хлеба, чтобы положить себе в рот. Но прежде чем положить этот кусок в рот, надо вспахать землю… и вспахать глубоко.
Николай. А знаешь, он прав: пахота — очень важная составная земледельческого цикла. (Аркадию.) Прости, я не…
Павел. Итак, вы вдвоем собираетесь реформировать Россию.
Базаров. Переделать Россию. Да.
Павел. С применением силы?
Базаров (пожимая плечами). Если понадобится.
Аркадий. Все, что необходимо, так это несколько преданных людей. От копеечной свечки Москва сгорела, дядюшка.
Николай. Должен сказать, что это так.
Павел. Ради бога, Николай, ты ничего в этом не понимаешь.
Николай. Прости, Павел, но Москва действительно сгорела от копеечной свечки. Это исторический факт. Отец приводил цитату из достоверного источника. (Обращаясь к Фенечке и Дуняше, которые только что вошли с подносом и самоваром.) А! Фенечка! Очень хорошо! Великолепно! Отлично! Очень вовремя — как раз, когда мы пришли к пониманию наших позиций. Херес принесла? Прекрасно. (Дуняше.) Поставь поднос вон там. Спасибо. Спасибо. Фенечка, ты еще не знакома с другом Аркадия? Евгений Васильевич Базаров.
Базаров. Рад с вами познакомиться.
Фенечка. Добро пожаловать.
Базаров. Спасибо.
Аркадий. Доктор Базаров… без пяти минут доктор.
Фенечка. Добро пожаловать, доктор.
Николай (Дуняше, которая пристально смотрит на Базарова). Дуняша, поставь, пожалуйста, поднос на стул.
Дуняша. Ах, да… конечно.
Николай. Это, кажется, тебе, Павел. (Имеет в виду какао.)
Павел. Спасибо.
В то время как передаются чашки по кругу, А р кадий разговаривает сФенечкой.
Аркадий. Поздравляю.
Она в недоумении.
С новорожденным.
Фенечка. Ох! (Бросает быстрый взгляд па Николая.)
Аркадий. Он только что сказал мне об этом.
Фенечка. Он не знал, как вы это воспримете.
Аркадий. Я рад за вас обоих. Фенечка. Спасибо.
Николай чувствует, что между Фенечкой и Аркадием происходит приватный разговор.
Николай. Ты посидишь с нами, Фенечка, а?
Фенечка. Не сейчас. Надо выкупать Митю и уложить его спать. Я приду попозже. Николай. Будь добра.
Фенечка уходит.
Дуняша. Еще чего-нибудь надо? Николай. Да, нет, пожалуй, больше ничего.
Она стоит неподвижно и в упор смотрит на Базарова.
Спасибо.
Дуняша уходит.
С девицей что-то происходит сегодня. Теперь по поводу наших планов на ближайшее время. Кое-что у нас для вас приготовлено. На следующей неделе в понедельник у нас официальные гости. Это длинная и довольно запутанная история…
