но старинной

Привычке русской. Садиком у нас

В уездах щеголяют. Из гостиной

Вели две-три ступеньки на террас.

Кончался сад довольно темной, длинной

Аллеей… Вечером, и в жаркий час,

И даже ночью по песку дорожки

Бродили часто маленькие ножки.

XXXV

В тот вечер, над землей, до влаги жадной,

Веселая, весенняя гроза

Промчалась шумно… Легкий сон отрадной

Волной струится мягко на глаза

Всему, что дышит, и в тени прохладной

На каждом новом листике слеза

Прозрачная дрожит, блестит лукаво,

И небо затихает величаво…

XXXVI

Во след другим, отсталая, лениво

Несется туча, легкая, как дым.

Кой-где вдали возникнет торопливо

Неясный шум — и, воздухом ночным

Охваченный, исчезнет боязливо.

От сада веет запахом сырым…

И на ступеньках редкие, большие

Еще пестреют капли дождевые.

XXXVII

И на террас они пошли все трое…

Вот, помолчавши несколько, супруг

Им объявил, что время не такое,

Чтобы гулять, и возвратился вдруг

В гостиную. Но небо голубое

Им улыбалось ласково. Сам-друг

Они присели на скамейке, рядом —

Меж светлым домиком и темным садом.

XXXVIII

Всё так очаровательно: молчанье

Кругом, как будто чутко над землей

Поникла ночь и слушает… Мерцанье

Далекой, робкой звездочки… покой

Немеющего воздуха… Желанье

В сердцах их, полных горестью, тоской,

Любовью, загоралось самовластно…

А вот луна блеснула сладострастно…

XXXIX

И, словно пробужденные стыдливым,

Медлительным и вкрадчивым лучом,

Заговорили говором сонливым

Верхушки лип, облитые дождем.

Внезапно по дорожкам молчаливым,

В кустах и на песку перед крыльцом

Взыграли тени слабые… Волненье

Скрывая, смотрят оба в отдаленье.

XL

О ночь! о мрак! о тайное свиданье!

Ступаешь робко, трепетной ногой…

Из-за стены лукавое призванье,

Как легкий звон, несется за тобой…

Неровное, горячее дыханье

В тени пахучей, дремлющей, сырой,

Тебе в лицо повеет торопливо…

Но вдаль они глядели молчаливо.

XLI

Сердца рвались… но ни глаза, ни руки

Встречаться не дерзали… При луне,

Испуганные близостью разлуки,

Они сидят в унылой тишине.

Лишь изредка порывистые муки

Их потрясали смутно, как во сне…

«Так завтра? Точно?» — «Завтра». Понемножку

Дуняша встала, подошла к окошку,

XLII

Глядит: перед огромным самоваром

Супруг уселся; медленно к губам

Подносит чашку, благовонным паром

Облитую, пыхтит, кряхтит — а сам

Поглядывает исподлобья. «Даром

Простудишься, Дуняша… Полно вам

Ребячиться», — сказал он равнодушно…

Дуняша засмеялась и послушно

XLIII

Вошла да села молча. «На прощанье,

Андрей Ильич, откушайте чайку.

Позвольте небольшое замечанье…

(Андрей меж тем прижался к уголку.)

Ваш родственник оставил завещанье?»

«Оставил». — «Он… в каком служил полку?»

«В Измайловском». — «Я думал, в Кирасирском.

И жизнь окончил в чине бригадирском?»

XLIV

«Да, кажется…» — «Скажите! Впрочем, что же

Вам горевать? Покойник был и глух,

И стар, и слеп… Там лучше для него же.

Хотите чашечку?» — «Я больше двух

Не пью». — «Да; как подумаешь, мой боже,

Что́ наша жизнь? Пух, совершенный пух;

Дрянь, просто дрянь… Что делать? Участь наша…

Эх!.. Спой нам лучше песенку, Дуняша.

XLV

Ну не ломайся… ведь я знаю, рада

Ты петь с утра до вечера». Сперва

Ей овладела страшная досада…

Но вдруг пришли на память ей слова

Старинные… Не поднимая взгляда,

Аккорд она взяла… и голова

Ее склонилась, как осенний колос…

И зазвучал печально-страстный голос:

«Отрава горькая слезы

Последней жжет мои ресницы…

Так после бешеной грозы

Трепещут робкие зарницы.

Тяжелым, безотрадным сном

Заснула страсть… утихли битвы…

Но в сердце сдавленном моем

Покоя нет — и нет молитвы.

А ты, кому в разлучный миг

Я молча сжать не смею руки,

К кому прощальных слов моих

Стремятся трепетные звуки…

Молю тебя — в душе твоей

Не сохраняй воспоминанья,

Не замечай слезы моей

И позабудь мои страданья!»

XLVI

Она с трудом проговорила строки

Последние… потупилась… У ней

Внезапно ярко запылали щеки…

Ей стало страшно смелости своей…

К Андрею наклонился муж: «Уроки

Она, сударь, у всех учителей

В Москве брала… Ну, Дунюшка, другую…

Веселенькую, знаешь, удалую!»

XLVII

Она сидит, задумчиво впадая

В упорную, немую тишину.

Часы пробили медленно. Зевая,

Фаддей глядит умильно на жену…

«Что ж? Пой же… Нет? Как хочешь… — и, вставая, —

Пора, — прибавил он, — меня ко сну

Немного клонит. Поздно. Ну, прощайте,

Андрей Ильич… и нас не забывайте».

XLVIII

Кому не жаль действительных борений

Души нехитрой, любящей, прямой?

Дуняша не была в числе творений,

Теперь нередких на Руси святой —

Охотниц до «вопросов» и до прений,

Холодных сердцем, пылких головой,

Натянутых, болезненно болтливых

И сверхъестественно самолюбивых…

XLIX

О нет! она страдала. Расставанье

Настало. Тяжело в последний раз

Смотреть в лицо любимое! Прощанье

В передней да заботливый наказ

Себя беречь — обычное желанье, —

Всё сказано, всему конец… Из глаз

Дуняши слезы хлынули… но тупо

Взглянул Андрей — и вышел как-то глупо.

L

А на заре, при вопле двух старушек

Соседок, тронулся рыдван. Андрей

В нем восседал среди шести подушек.

Ну, с богом! Вот застава! Перед ней

Ряды полуразрушенных избушек;

За ней дорога. Кучер лошадей

Постегивал и горевал, что грязно,

И напевал задумчиво-несвязно…

LI

Три года протекло… три длинных года.

Андрей нигде не свил себе гнезда.

Он видел много разного народа

И посетил чужие города…

Его не слишком тешила свобода,

И вспоминал он родину, когда

Среди толпы веселой, как изгнанник,

Бродил он, добровольный, грустный странник.

LII

Он испытал тревожные напасти

И радости скитальца; но в чужой

Земле жил одиноко; старой страсти

Не заменил он прихотью другой.

Он не забыл… забыть не в нашей власти!

В его душе печальной, но живой,

Исполненной неясного стремленья,

Толпами проходили впечатленья…

LIII

Однажды пред камином на диване

Андрей сидел и думал о былом.

(Он жил тогда в Италии, в Милане.)

Андрей на чай в один «приятный» дом

Был позван и скучал уже заране…

Его хозяйка в комнату с письмом

Вошла… «Рука Дуняши!», — закричал он. —

И вот что, содрогаясь, прочитал он:

«Признайтесь… Вы письма не ждали

Так поздно и в такую даль?

Вам прежних радостей не жаль?

Быть может, новые печали

Сменили прежнюю печаль.

Иль вам наскучили страданья,

И вы живете не спеша,

И жаждет вечного молчанья

Изнеможенная душа?..

Не возмутили б эти строки

Покоя вашего… меня

Простите вы… мы так далеки…

С того мучительного дня —

Вы помните — прошло так много.

Так много времени, что нас…

Что мы… что я не знаю вас…

Меня вы не судите строго —

Во имя прошлого, Андрей!

Подумайте; среди людей

Живете вы… а я, мой боже!

Всё там же — и кругом всё то же…

Что? грустно вам? или смешно?

Иль совершенно всё равно?

Андрей, послушайте: когда-то

Мы жили долго вместе… Свято

Я полюбила вас… ко мне

Вы привязались добровольно…

Потом… но мне сознаться больно,

Как мы страдали в тишине.

С тех пор, Андрей, со дня прощаний,

Хотите знать, как я живу?

Как некогда, в часы свиданий,

Я вас опять к себе зову…

Вот — вы со мной сидите рядом,

Не поднимая головы,

И на меня глядите вы

Тем ласковым и добрым взглядом…

Когда расстались вы со мной,

Я не винила вас. Одной

Заботой — точно, непритворно

Вы были заняты. Тогда

Меня щадили вы… Ну да!

Я благодарна вам, бесспорно.

Я верю — грустно было вам;

Не притворялись вы лукаво;

Вы в целый год успели к нам

Привыкнуть; жертва ваша, право,

Достойна громкой похвалы…

Да; без сомненья: люди злы —

Все малодушны, все коварны

И до конца неблагодарны…

Вам должно было ехать… я

Согласна… но как вы спешили!

Нет, нет, меня вы не любили!

Нет, не любили вы меня!

Ах, если надо мной жестоко

Не насмеялись вы сперва…

Андрей, я чувствую, глубоко

Вас оскорбят мои слова;

Но я живу в такой пустыне…

Но я ношу такой венец —

В моей любви, в моей святыне

Я сомневаюсь, наконец…

Я гибну!.. Крик тоски мятежной

Сорвался с губ моих… Андрей,

Печаль разлуки безнадежной

Сильнее гордости моей…

Я вас люблю… тебя люблю я…

Ты знаешь это… ты… Поверь,

Навек, мучительно тоскуя,

С тобой простилась я теперь.

Я плачу. Да; ты благороден,

Андрей, ты силен и свободен;

Ты позабыть себя готов.

Из видов низких и корыстных

Ты не наложишь ненавистных,

Хоть позолоченных оков.

О да! Когда перед томленьем

Разлуки, в робкой тишине,

С немым и страшным упоеньем

Тебе вверялась я вполне,

Я поняла твое молчанье…

Я покорилась… От тебя

Я приняла тогда страданье,

Как дар, безропотно, любя…

Я не могла тебе не верить —

Тебе не верить, боже мой!

Когда я вся жила тобой…

Но не хочу я лицемерить:

Потом — казалось мне, что ты…

Пустые женские мечты!

Мне совестно… но в извиненье,

Андрей, ты примешь положенье

Мое… Подумай: на кого

Меня ты здесь оставил? скука,

Тоска… не знаешь ничего…

Наедут гости — что́ за мука!

Соседки-сплетницы; сосед

Молчит, сопит во весь обед,

Глотает, давится насильно

Да к ручке подойдет умильно.

С утра ждешь вечера, свечей…

Занятий нету… нет детей…

Книг нету… душно, страшно душно…

Попросишь мужа — равнодушно

Проговорит он: «Погоди,

Зайдет разносчик»… впереди

Всё то же — то же — до могилы…

О господи, пошли мне силы!!!

· · ·

Но прежде — прежде жизнь моя

Была спокойна… помню я

Себя веселой, безмятежной

Перед домашним очагом…

Какой любовью кроткой, нежной

Тогда дышало всё кругом!

Как были хлопоты, заботы

Хозяйки, легкие работы

В то время сердцу моему,

Сама не знаю почему,

Невыразимо сладки, милы!..

Но мне прошедшего не жаль, —

Тогда ребяческие силы

Щадила строгая печаль…

О, мне, конечно, в наказанье

За гордость послано страданье…

Иль и за то, что в самый час,

Когда я вас узнала — вас,

Я позабылась малодушно,

Дала вам право над собой

И без борьбы перед судьбой

Склонила голову послушно!..

Тогда я сердца своего

Не понимала… для чего

Никто с суровостью мужчины

Меня не спас… я до кончины

Жила бы в «мирной тишине,

Не зная помыслов опасных…»

Я плачу… плачу… Стыдно мне

Тех горьких слез — и слез напрасных!

Кому я жалуюсь? Зачем,

Зачем я плачу? Перед кем?

Кто может выслушать упреки

Мои?… Быть может, эти строки,

Следы горячих слез моих,

Друзьям покажет он лукаво,

На толки праздные чужих

Людей предаст меня?.. Но, право,

С ума схожу я…

   Вот, Андрей

(Теперь мы с вами хладнокровно

Поговорим), как безусловно

Я верю вам. Души моей

Я не скрываю перед вами.

Конечно, знаете вы сами,

Что значит женская печаль…

Я вспомнила, в какую даль

Вас унесло… Мне стало грустно…

И то, что высказать изустно

Я не посмела бы… Меня

Поймете вы! Что делать, я

Не слишком счастлива. Но годы

Пройдут — соста́реюсь… и той

Любви блаженной, той свободы

Мне не захочется самой.

Я перечла свое маранье…

Андрей, не вздумайте в моем

Письме постыдное желанье

Найти… Но, боже мой! о чем

Могла я к вам писать?.. Мне больно,

Я плачу, жалуюсь невольно…

Но легче мне теперь, ясней…

И сердце после долгой битвы

Желает отдыха, молитвы

И бьется медленней… вольней…

Андрей, прощайте. Дайте руку

Не на свиданье — на разлуку.

Судьба!.. Но если в тишине

Та дружба старая случайно

Еще живет… и если тайно

Хоть изредка… вам обо мне,

О стороне родной, далекой,

Приходят мысли… знайте: там!

Есть сердце, полное глубокой

Печалью, преданное вам.

Среди волнений жизни новой

Об участи моей суровой

Вы позабудете… Но вас

Я буду помнить — вечно… вечно…

И в каждый светлый, тихий час

Благодарить вас бесконечно.

Прощайте, добрый, старый друг…

Какое горькое мгновенье!»

Мучительно расстаться вдруг…

Но страшно долгое томленье…

От полноты души моей

На жизнь обильную, святую…

И даже — на любовь иную

Благословляю вас, Андрей!»

LIV

Он жадно пробежал письмо глазами…

Исписанный листок в его руках

Дрожал… Он вышел тихими шагами

С улыбкой невеселой на губах…

Но здесь, читатель, мы простимся с вами,

С Андреем и с Дуняшей. Право, страх

Подумать — как давно, с каким терпеньем

Вы нас дарите вашим снисхожденьем.

LV

Что сделалось с героями моими?..

Я видел их… Тому не так давно…

Но то, над чем я даже плакал с ними,

Теперь мне даже несколько смешно…

Смеяться над страданьями чужими

Весьма предосудительно, грешно…

Но если вас не станет мучить совесть,

Когда-нибудь мы кончим эту повесть.

Помещик

I

За чайным столиком, весной,

Под липками, часу в десятом,

Сидел помещик столбовой,

Покрытый стеганым халатом.

Он кушал молча, не спеша;

Курил, поглядывал беспечно…

И наслаждалась бесконечно

Его дворянская душа.

На голове его курчавой

Торчит ермолка; пес лягавой,

Угрюмый старец, под столом

Сидит и жмурится. Кругом

Всё тихо… Сохнет воздух… Жгучий

Почуя жар, перепела

Кричат… Ползет обоз скрипучий

По длинной улице села…

II

Помещик этот благородный,

Степенный, мирный семьянин,

Притом хозяин превосходный,

Был настоящий славянин.

Он с детства не носил подтяжек;

Любил простор, любил покой

И лень; но странен был покрой

Его затейливых фуражек.

Любил он жирные блины,

Боялся чёрта да жены;

Любил он, скушав пять арбузов,

Ругнуть и немцев и французов.

Читал лишь изредка, с трудом,

Служил в архиве казначейства,

И был, как следует, отцом

Необозримого семейства.

III

Он отдыхал. Его жена

Отправилась на богомолье…

Известно: в наши времена

Супругу без