Он человек добрый, скромный, недалекого ума, ленивый, домосед: лучшего мужа и требовать нельзя. И она это понимает. А я, как старинный друг, желаю ей добра.
Мухин. Так ты сюда прискакал для того, чтобы быть свидетелем счастия твоего protégé?
Горский. Напротив, я приехал сюда для того, чтобы расстроить этот брак.
Мухин. Я тебя не понимаю.
Горский. Гм… а, кажется, дело ясно.
Мухин. Ты сам на ней жениться хочешь, что ли?
Горский. Нет, не хочу; да и не хочу тоже, чтоб она вышла замуж.
Мухин. Ты в нее влюблен.
Горский. Не думаю.
Мухин. Ты в нее влюблен, друг мой, и боишься проболтаться.
Горский. Что за вздор! Да я готов всё тебе рассказать…
Мухин. Ну, так ты сватаешься…
Горский. Да нет же! Во всяком случае, я жениться на ней не намерен.
Мухин. Ты скромен — нечего сказать.
Горский. Нет, послушай; я говорю с тобой теперь откровенно. Дело вот в чем. Я знаю, знаю наверное, что если б я попросил ее руки, она бы предпочла меня общему нашему другу, Владимиру Петровичу. Что же касается до матушки, то мы оба со Станицыным в ее глазах приличные женихи… Она не будет прекословить. Вера думает, что я в нее влюблен, и знает, что я боюсь брака пуще огня… ей хочется победить во мне эту робость… вот она и ждет… Но долго ждать она не будет. И не оттого, чтобы она боялась потерять Станицына; этот бедный юноша горит и тает, как свечка… но другая есть причина, почему она больше ждать не будет! Она начинает меня пронюхивать, разбойница! подозревать меня начинает! Она, правду сказать, меня слишком к стене прижать боится, да, с другой стороны, желает, наконец, узнать, что́ же я… какие мои намерения. Вот оттого-то между нами борьба и кипит. Но, я чувствую, нынешний день — решительный. Выскользнет эта змея у меня из рук или меня задушит самого. Впрочем, я еще не теряю надежды… Авось и в Сциллу не попаду и Харибду миную!* Одна беда: Станицын до того влюблен, что и ревновать и сердиться неспособен. Так и ходит с разинутым ртом и сладкими глазами. Смешон он ужасно, да одними насмешками теперь не возьмешь… Надо быть нежным. Уж я и начал вчера. И не принуждал себя, вот что удивительно. Я самого себя перестаю понимать, ей-богу.
Мухин. Как же это ты начал?
Горский. А вот как. Я уже тебе сказал, что я приехал вчера довольно рано. Третьего дня вечером я узнал о намерении Станицына… Каким образом, об этом распространяться нечего… Станицын доверчив и болтлив. Я не знаю, предчувствует ли Вера Николаевна предложение своего обожателя — от нее это станется, — только она вчера как-то особенно за мной наблюдала. Ты не можешь себе представить, как трудно, даже привычному человеку, сносить проницательный взгляд этих молодых, но умных глаз, особенно когда она их немного прищурит. Вероятно, ее также поразила перемена моего обращения с нею. Я слыву за человека насмешливого и холодного, и очень этому рад: с такой репутацией легко жить… но вчера мне пришлось прикинуться озабоченным и нежным. К чему лгать? Я действительно чувствовал небольшое волнение, и сердце охотно смягчалось. Ты меня знаешь, друг мой Мухин: ты знаешь, что я в самые великолепные мгновенья человеческой жизни не в состоянии перестать наблюдать… а Вера представляла вчера зрелище пленительное для нашего брата наблюдателя. Она и отдавалась увлеченью, если не любви — я не достоин такой чести, — по крайней мере любопытства, и боялась, и не доверяла себе, и сама себя не понимала… Всё это так мило отражалось на ее свежем личике. Я целый день не отходил от нее и к вечеру почувствовал, что начинаю терять власть над самим собою… О, Мухин, Мухин! продолжительная близость молодых плечей, молодого дыханья — преопасная вещь! Вечером мы пошли в сад. Погода была удивительная… тишина в воздухе невыразимая… Mademoiselle Bienaimé вышла на балкон со свечкой: и пламя не шевелилось. Мы долго гуляли вдвоем, в виду дома, по мягкому песку дорожки, вдоль пруда. И в воде и на небе тихонько мерцали звезды… Снисходительная, но осторожная mademoiselle Bienaimé с высоты балкона следила за нами взором… Я предложил Вере Николаевне сесть в лодку. Она согласилась. Я начал грести и тихонько доплыл до середины неширокого пруда… «Ou allez vous donc?»[7] — раздался голос француженки. «Nulle part»[8], — отвечал я громко и положил весло. «Nulle part, — прибавил я вполголоса… — Nous sommes trop bien ici».[9] Вера потупилась, улыбнулась и начала кончиком зонтика чертить по воде… Милая, задумчивая улыбка округляла ее младенческие щеки… она собиралась говорить и только вздыхала, да так весело, вот как дети вздыхают. Ну, что́ мне тебе еще сказать? Я послал к чёрту все свои предосторожности, намерения и наблюдения, был счастлив и был глуп, читал ей наизусть стихи… ей-богу… ты не веришь? ну, ей-богу же, читал, и еще дрожащим голосом… За ужином я сидел подле нее… Да… это всё хорошо… Дела мои в отличном положении, и если б я хотел жениться… Но вот в чем беда. Ее не обманешь… нет. Иные говорят, женщины отлично на шпагах дерутся. И у ней не выбьешь шпаги из рук. Впрочем, посмотрим сегодня… Во всяком случае, я удивительный вечер провел… А ты что-то задумался, Иван Павлыч?
Мухин. Я? я думаю, что если ты не влюблен в Веру Николаевну, так ты либо чудак большой, либо невыносимый эгоист.
Горский. Может быть, может быть; да и кто… Тс! идут… Aux armes![10] я надеюсь на твою скромность.
Мухин. О! Разумеется.
Горский (глянув в дверь гостиной). A! Mademoiselle Bienaimé… Всегда первая… поневоле… Ее чай ждет. (Входит m-lle Bienaimé. Мухин встает и кланяется. Горский подходит к ней.) Mademoiselle, j’ai l’honneur de vous saluer.[11]
M-lle Bienaimé (пробираясь в столовую и исподлобья поглядывая на Горского). Bien le bonjour, monsieur.[12]
Горский. Toujours fraîche comme une rose.[13]
M-lle Bienaimé (с ужимкой). Et vous toujours galant. Venez, j’ai quelque chose à vous dire.[14](Уходит с Горским в столовую.)
Мухин (один). Что за чудак этот Горский! И кто его просил меня выбрать в поверенные? (Прохаживается.) Ну, за делом я приезжал… Если б можно было…
(Стеклянная дверь в сад быстро растворяется. Входит Вера в белом платье. У ней в руках свежая роза. Мухин оглядывается и кланяется с замешательством; Вера останавливается в недоумении.)
Мухин. Вы… вы не узнаёте меня… я…
Вера. Ах! Monsieur… Monsieur… Мухин; я никак не ожидала… когда вы приехали?
Мухин. Сегодня ночью… Вообразите, мой ямщик…
Вера (перебивая его). Маменька очень будет рада. Надеюсь, что вы y нас погостите… (Оглядывается.)
Мухин. Вы, может быть, ищете Горского… Он сейчас вышел.
Вера. Почему вы думаете, что я ищу г. Горского?
Мухин (не без замешательства). Я… я думал…
Вера. Вы с ним знакомы?
Мухин. Давно; мы с ним вместе служили.
Вера (подходит к окну). Какая сегодня прекрасная погода!
Мухин. Вы уже гуляли в саду?
Вера. Да… Я рано встала… (Глядит на край своего платья и на ботинки.) Такая роса…
Мухин (с улыбкой). И роза ваша, посмотрите, вся в росе…
Вера (глядит на нее). Да…
Мухин. Позвольте спросить… вы для кого ее сорвали?
Мухин (значительно). А!
Горский (выходя из столовой). Хочешь чаю, Мухин? (Увидя Веру.) Здравствуйте, Вера Николаевна!
Вера. Здравствуйте.
Мухин (поспешно и с притворным равнодушием к Горскому), А чай разве готов? Ну, так я пойду. (Уходит в столовую.)
Горский. Вера Николаевна, дайте ж мне вашу руку… (Она молча подает ему руку.) Что с вами?
Вера. Скажите мне, Евгений Андреич, ваш новый приятель, monsieur Мухин, — глуп?
Горский (с недоумением). Не знаю… говорят, не глуп. Но что за вопрос…
Вера. Вы с ним большие приятели?
Горский. Я с ним знаком… но что ж… разве он вам что-нибудь сказал?
Вера (поспешно). Ничего… Ничего… я так… Какое чудесное утро!
Горский (указывая на розу). Я вижу, вы уже гуляли сегодня.
Вера. Да… Monsieur… Мухин меня уже спрашивал, кому я сорвала эту розу.
Горский. Что ж вы ему отвечали?
Вера. Я ему отвечала, что для себя.
Горский. И в самом деле вы ее для себя сорвали?
Вера. Нет, для вас. Вы видите, я откровенна.
Горский. Так дайте ж мне ее.
Вера. Теперь я не могу: я принуждена заткнуть ее себе за пояс или подарить ее mademoiselle Bienaimé. Как это весело! И поделом. Зачем вы не первый сошли вниз.
Горский. Да я и так прежде всех был здесь.
Вера. Так зачем я вас не первого встретила.
Горский. Этот несносный Мухин…
Вера (поглядев на него сбоку). Горский! вы со мной хитрите.
Горский. Как…
Вера. Ну, это я вам после докажу… А теперь пойдемте чай пить.
Горский (удерживая ее). Вера Николаевна! послушайте, вы меня знаете. Я человек недоверчивый, странный; с виду я насмешлив и развязен, а на самом деле я просто робок.
Вера. Вы?
Горский. Я. Притом всё, что со мной происходит, так для меня ново… Вы говорите, я хитрю… Будьте снисходительны со мной… войдите в мое положение. (Вера молча поднимает глаза и пристально смотрит на него.) Я вас уверяю, мне еще никогда не случалось говорить… ни с кем так, как я с вами говорю… оттого мне бывает трудно… Ну да, я привык притворяться… Но не глядите так на меня… Ей-богу, я заслуживаю поощренья.
Вера. Горский! меня легко обмануть… Я выросла в деревне и мало видела людей… меня легко обмануть; да к чему? Славы вам большой от этого не будет… А играть со мною… Нет, я этому не хочу верить… Я этого не заслуживаю, да и вы не захотите.
Горский. Играть с вами… Да поглядите на себя… Да эти глаза насквозь всё видят. (Вера тихонько отворачивается.) Да знаете ли вы, что, когда я с вами, я не могу… ну, решительно не могу не высказать всего, что я думаю… В вашей тихой улыбке, в вашем спокойном взоре, в вашем молчании даже, есть что-то до того повелительное…
Вера (перебивая его). А вам не хочется высказаться? Вам всё хочется лукавить?
Горский. Нет… Но послушайте, говоря правду, кто из нас высказывается весь? хоть вы, например…
Вера (опять перебивая его и с усмешкой глядя на него). Именно: кто высказывается весь?
Горский. Нет, я о вас теперь говорю. Например, скажите мне откровенно, ждете вы сегодня кого-нибудь?
Вера (спокойно). Да. Станицын, вероятно, сегодня к нам приедет.
Горский. Вы ужасная особа. У вас дар, ничего не скрывая, ничего не высказать… La franchise est la meilleure des diplomaties[15], вероятно, потому, что одно не мешает другому.
Вера. Стало быть, и вы знали, что он должен приехать.
Горский (с легким смущением). Знал.
Вера (нюхая розу). А ваш monsieur… Мухин тоже… знает?
Горский. Что вы меня всё о
