Ракитин. Наталья Петровна, вы сегодня…
Наталья Петровна. Что?
Ракитин. Вы сегодня на меня за что-то сердитесь.
Наталья Петровна. О, тонкие люди, как вы мало проницательны, хотя и тонки!.. Нет, я на вас не сержусь.
Анна Семеновна. А! наконец обремизился! Попался! (Наталье Петровне.) Наташа, злодей наш поставил ремиз.
Шааф (кисло). Лисафет Богдановне финоват…
Лизавета Богдановна (с сердцем). Извините-с, я не могла знать, что у Анны Семеновны не было червей.
Шааф. Фперет я Лисафет Богдановне не приклашаю.
Анна Семеновна (Шаафу). Да чем же она виновата?
Шааф (повторяет точно тем же голосом). Фперет я Лисафет Богдановне не приклашаю.
Лизавета Богдановна. А мне что! Вот еще!..
Ракитин. Чем более я на вас гляжу, Наталья Петровна, тем более я не узнаю вашего лица сегодня.
Наталья Петровна (с некоторым любопытством). В самом деле?
Ракитин. Право. Я нахожу в вас какую-то перемену.
Наталья Петровна. Да?.. В таком случае сделайте одолженье… Вы ведь меня знаете — угадайте, в чем состоит эта перемена, что во мне такое произошло — а?
Ракитин. А вот погодите… (Коля вдруг с шумом вбегает из залы прямо к Анне Семеновне.)
Коля. Бабушка, бабушка! посмотри-ка, что у меня! (Показывает ей лук и стрелы.) Посмотри-ка!
Анна Семеновна. Покажи, душа моя… Ах, какой славный лук! кто тебе его сделал?
Коля. Вот он… он… (Указывает на Беляева, который остановился у двери залы.)
Анна Семеновна. А! да как он хорошо сделан…
Коля. Я уже стрелял из него в дерево, бабушка, И попал два раза… (Прыгает.)
Наталья Петровна. Покажи, Коля.
Коля (бежит к ней и пока Наталья Петровна рассматривает лук). Ах, maman! как Алексей Николаич на деревья лазит! Он меня хочет выучить, и плавать тоже он меня выучит. Он меня всему, всему выучит! (Прыгает.)
Наталья Петровна (Беляеву). Я вам очень благодарна за ваше внимание к Коле…
Коля (с жаром ее перебивая). Я его очень люблю, maman, очень!
Наталья Петровна (гладя Колю по голове). Он у меня немножко изнежен… Сделайте мне из него ловкого и проворного мальчика. (Беляев кланяется.)
Коля. Алексей Николаич, пойдемте в конюшню, отнесем Фавориту хлеба.
Беляев. Пойдемте.
Анна Семеновна (Коле). Поди сюда, поцелуй меня сперва…
Коля (убегая). После, бабушка, после! (Убегает в залу; Беляев уходит за ним.)
Анна Семеновна (глядя вслед Коле). Что за милый ребенок! (К Шаафу и Лизавете Богдановне) Не правда ли?
Лизавета Богдановна. Как же-с.
Шааф (помолчав немного). Я пасс.
Наталья Петровна (с некоторой живостью Ракитину). Ну, как он вам показался?
Ракитин. Кто?
Наталья Петровна (помолчав). Этот… русский учитель.
Ракитин. Ах, извините — я и забыл… Я так был занят вопросом, который вы мне задали… (Наталья Петровна глядит на него с едва заметной усмешкой.) Впрочем, его лицо… действительно… Да; у него хорошее лицо. Он мне нравится. Только, кажется, он очень застенчив.
Наталья Петровна. Да.
Ракитин (глядя на нее). Но всё-таки я не могу себе дать отчета…
Наталья Петровна. Что бы нам с вами позаняться им, Ракитин? Хотите? Окончимте его воспитание. Вот превосходный случай для степенных, рассудительных людей, каковы мы с вами! Ведь мы очень рассудительны, не правда ли?
Ракитин. Этот молодой человек вас занимает. Если б он это знал… его бы это польстило.
Наталья Петровна. О, поверьте, нисколько! О нем нельзя судить по тому, что… наш брат сделал бы на его месте. Ведь он нисколько на нас не похож, Ракитин. В том-то и беда, друг мой: мы самих себя изучаем с большим прилежанием и воображаем потом, что знаем людей.
Ракитин. Чужая душа — темный лес. Но к чему эти намеки… За что вы меня то и дело колете?
Наталья Петровна. Кого же колоть, коли не друзей… А вы мой друг… Вы это знаете. (Жмет ему руку. Ракитин улыбается и светлеет.) Вы мой старый друг.
Ракитин. Боюсь я только… как бы этот старый друг вам не приелся…
Наталья Петровна (смеясь). Одни хорошие вещи приедаются.
Ракитин. Может быть… Только от этого им не легче.
Наталья Петровна. Полноте… (Понизив голос) Как будто вы не знаете… ce que vous êtes pour moi[117].
Ракитин. Наталья Петровна, вы играете со мной, как кошка с мышью… Но мышь не жалуется.
Наталья Петровна. О, бедный мышонок!
Анна Семеновна. Двадцать с вас, Адам Иваныч… Ага!
Шааф. Я фперет Лисафет Богдановне не приклашаю.
Матвей (входит из залы и докладывает). Игнатий Ильич приехали-с.
Шпигельский (входя по его следам). Об докторах не докладывают. (Матвей уходит.) Нижайшее мое почтенье всему семейству. (Подходит к Анне Семеновне к ручке.) Здравствуйте, барыня. Чай, в выигрыше?
Анна Семеновна. Какое в выигрыше! Насилу отыгралась… И то слава богу! Всё вот этот злодей. (Указывая на Шаафа.)
Шпигельский (Шаафу). Адам Иваныч, с дамами-то! это нехорошо… Я вас не узнаю.
Шааф (ворча сквозь зубы). 3-дамами, з-дамами…
Шпигельский (подходит к круглому столу налево). Здравствуйте, Наталья Петровна! Здравствуйте, Михайло Александрыч!
Наталья Петровна. Здравствуйте, доктор. Как вы поживаете?
Шпигельский. Мне этот вопрос очень нравится… Значит, вы здоровы. Что́ со мною делается? Порядочный доктор никогда болен не бывает; разве вдруг возьмет да умрет… Ха-ха.
Наталья Петровна. Сядьте. Я здорова, точно… но я не в духе… А ведь это тоже нездоровье.
Шпигельский (садясь подле Натальи Петровны). А позвольте-ка ваш пульс… (Щупает у ней пульс.) Ох, уж эти мне нервы, нервы… Вы мало гуляете, Наталья Петровна… мало смеетесь… вот что… Михайло Александрыч, что вы смотрите? А впрочем, можно белые капли прописать.
Наталья Петровна. Я не прочь смеяться… (С живостью.) Да вот вы, доктор… у вас злой язык, я вас за это очень люблю и уважаю, право… расскажите мне что-нибудь смешное. Михайло Александрыч сегодня всё философствует.
Шпигельский (украдкою поглядывая на Ракитина). А, видно, не одни нервы страдают, и желчь тоже немножко расходилась…
Наталья Петровна. Ну, и вы туда же! Наблюдайте сколько хотите, доктор, да только не вслух. Мы все знаем, что вы ужасно проницательны… Вы оба очень проницательны.
Шпигельский. Слушаю-с.
Наталья Петровна. Расскажите нам что-нибудь смешное.
Шпигельский. Слушаю-с. Вот не думал, не гадал — цап-царап, рассказывай… Позвольте табачку понюхать. (Нюхает.)
Наталья Петровна. Какие приготовленья!
Шпигельский. Да ведь, матушка моя, Наталья Петровна, вы извольте сообразить: смешное смешному розь. Что́ для кого. Соседу вашему, например, господину Хлопушкину, сто́ит только эдак палец показать, уж он и залился, и хрипит, и плачет… а ведь вы… Ну, однако, позвольте. Знаете ли вы Вереницына, Платона Васильевича?
Наталья Петровна. Кажется, знаю, или слыхала.
Шпигельский. У него еще сестра сумасшедшая. По-моему, они либо оба сумасшедшие, либо оба в здравом смысле; потому что между братом и сестрой решительно нет никакой разницы, но дело не в том. Судьба-с, везде судьба-с, и во всем судьба-с. У Вереницына дочь, зелененькая, знаете, такая, глазки бледненькие, носик красненький, зубки желтенькие, ну, словом, очень любезная девица; на фортепьянах играет и сюсюкает тоже, стало быть, всё в порядке. За ней двести душ да теткиных полтораста. Тетка-то еще жива и долго проживет, сумасшедшие все долго живут, да ведь всякому горю пособить можно. Подписала же она духовную в пользу племянницы, а накануне я ей собственноручно на голову холодную воду лил — и совершенно, впрочем, напрасно лил, потому что вылечить ее нет никакой возможности. Ну, стало быть, у Вереницына дочь, невеста не из последних. Начал он ее вывозить, стали женихи появляться, между прочими некто Перекузов, худосочный молодой человек, робкий, но с отличными правилами. Вот-с, понравился наш Перекузов отцу; понравился и дочери… Кажись, за чем бы дело стало? с богом, под венец! И действительно, всё шло прекрасно: господин Вереницын, Платон Васильич, уже начинал господина Перекузова по желудку эдак, знаете, хлопать и по плечу трепать, как вдруг откуда ни возьмись заезжий офицер, Ардалион Протобекасов! На бале у предводителя увидал Вереницынову дочь, протанцевал с ней три польки, сказал ей, должно быть, эдак закативши глаза: «О, как я несчастлив!» — барышня моя так разом и свихнулась. Слезы пошли, вздохи, охи… На Перекузова не глядят, с Перекузовым не говорят, от одного слова «свадьба» корчи делаются… Фу ты, господи боже мой, что за притча! Ну, думает Вереницын, коли Протобекасова, так Протобекасова. Благо же он человек тоже с состояньем. Приглашают Протобекасова, дескать, сделайте честь… Протобекасов делает честь; Протобекасов приезжает, волочится, влюбляется, наконец предлагает руку и сердце. Что ж вы думаете? Девица Вереницына тотчас с радостью соглашается? Как бы не так! Сохрани бог! Опять слезы, вздохи, припадки. Отец приходит в тупик. Что же, наконец? Чего надобно? А она что, вы думаете, ему отвечает? Я, дескать, батюшка, не знаю, кого люблю, того или этого. «Как?» — Ей-богу, не знаю, и уж лучше ни за кого не выйду, а люблю! С Вереницыным, разумеется, тотчас холера, женихи тоже не знают, что ж такое, наконец? а она всё на своем. Вот-с, извольте рассудить, какие чудеса у нас происходят!
Наталья Петровна. Я в этом ничего, удивительного не нахожу… Как будто нельзя двух людей разом любить?
Ракитин. А! вы думаете…
Наталья Петровна (медленно). Я думаю… а впрочем, не знаю… может быть, это доказывает только то, что ни того, ни другого не любишь.
Шпигельский (нюхая табак и посматривая то на Наталью Петровну, то на Ракитина). Вот как-с, вот как-с…
Наталья Петровна (с живостью Шпигелъскому). Ваш рассказ очень хорош, но вы всё-таки меня не рассмешили.
Шпигельский. Да, барыня вы моя, кто вас рассмешит теперь, помилуйте? Вам теперь не того нужно.
Наталья Петровна. Чего же мне нужно?
Шпигельский (с притворно-смиренным видом). А господь ведает!
Наталья Петровна. Ах, какой вы скучный, не лучше Ракитина.
Шпигельский. Много чести, помилуйте…
(Наталья Петровна делает нетерпеливое движение.)
Анна Семеновна, (поднимаясь с места.) Ну, наконец… (Вздыхает.) Ноги себе отсидела совсем. (Лизавета Богдановна и Шааф тоже встают.) О-ох.
Наталья Петровна (встает и идет к ним). Охота же вам так долго сидеть… (Шпигельский и Ракитин встают.)
Анна Семеновна (Шаафу). За тобою семь гривен, батюшка. (Шааф сухо кланяется.) Не всё тебе нас наказывать. (Наталье Петровне.) Ты сегодня как будто бледна, Наташа. Здорова ты?.. Шпигельский, здорова она?
Шпигельский (который о чем-то перешёптывался с Ракитиным). О, совершенно!
Анна Семеновна. То-то же… А я пойду немножко отдохнуть перед обедом… Устала смерть. Лиза, пойдем… ох, ноги, ноги… (Идет с Лизаветой Богдановной в залу. Наталья Петровна провожает ее до дверей. Шпигельский, Ракитин и Шааф остаются на авансцене.)
Шпигельский (Шаафу, подавая ему табакерку). Ну, Адам Иваныч, ви бефинден зи зих?[118]
Шааф (нюхая с важностью). Карашо. А фи как?
Шпигельский. Покорно благодарю, помаленьку. (Ракитину вполголоса.) Так вы точно не знаете, что с Натальей Петровной сегодня?
Ракитин. Право, не знаю.
Шпигельский. Ну, коли вы не знаете… (Оборачивается и идет навстречу Наталье Петровне, которая возвращается от двери.) А у меня есть до вас дельце, Наталья Петровна.
Наталья Петровна (идя к окну). Неужели? какое?
Шпигельский. Мне нужно с вами поговорить наедине…
Наталья Петровна. Вот как… вы меня пугаете.
