«болгарские песни не хуже сербских», намекают на эти занятия и основаны на знакомстве Тургенева со славянским фольклором (см. в письме к Некрасову от 15 (27) октября 1854 г.: «Было время, что я с ума сходил от народных песен — и у меня есть различные переводы сербских, мадьярских, финских и других песен»).
Сочувствие национально-освободительной борьбе болгарского народа сохранилось у Тургенева и позже. Борьба балканских славян за свою национальную независимость, обострившаяся в конце 70-х. годов, и начавшаяся в связи с этим русско-турецкая война более чем на два года приковали к себе внимание писателя. Потрясенный жестоким подавлением апрельского восстания в Болгарии[230], Тургенев в июле 1876 г. пишет гневное стихотворение «Кро́кет в Виндзоре», в котором открыто обвиняет Англию в гибели нескольких тысяч мирных жителей. Стихотворение было запрещено цензурой, но быстро распространилось в списках, с одного из которых его опубликовал в болгарской газете «Стара планина» (1876, № 26, 6 ноября), издававшейся в Бухаресте, будущий видный болгарский общественный деятель и знакомый Тургенева Стефан Бобчев. На тему русско-турецкой войны 1877–1878 гг. написано несколько стихотворений в прозе[231]. Так, в своих художественных произведениях и письмах тех лет, Тургенев выразил горячее сочувствие и преданность делу освобождения братского болгарского народа (см. Велчев В. Тургенев в Болгарии. Вторая половина XIX в. Отдельный оттиск. София, 1961, с. 715, 738–739).
Со своей стороны, болгарская критика и читатели всегда высоко ценили Тургенева и особенно — как создателя «Накануне». Газета «Балкан» писала в связи со смертью Тургенева: «Для нас, болгар, Тургенев имел значение не только как просветитель и образованный художник мирового значения, но и как человек, который впервые создал героический образ представителя нашей патриотической интеллигенции, боровшейся за освобождение народа. Таков созданный Тургеневым Инсаров в его романе „Накануне“» (Балкан, 1883, бр. 37, 3 септември, с. 1–2). Современный же болгарский литературовед Ст. Каракостов указывает на то, что еще до перевода на болгарский язык читавшийся по-русски роман «Накануне» «был поддержкой для революционного движения в Болгарии и вселял в болгар уверенность, что освобождение от турецкого ига произойдет с помощью братского русского оружия» (Каракостов Ст. Тургенев за България. — Българо-съветска дружба, София, 1947, № 10, с. 13).
Некоторые данные об отношении Тургенева к деятелям болгарского национально-освободительного движения сообщает в своих воспоминаниях Виктория Живкова (Вела Благоева), первая женщина-социалистка Болгарии, учившаяся на Высших педагогических курсах в Петербурге. В. Живкова знала Тургенева лично, некоторое время состояла с ним в переписке, собиралась перевести роман «Отцы и дети» на болгарский язык. Глубоко потрясенная смертью Тургенева, Живкова послала в Болгарию, в рущукскую газету «Славянин», свои «Мемуары» о «великом друге», как она называет Тургенева. В этих воспоминаниях Живкова передает, в частности, содержание своей беседы с Тургеневым в марте 1879 г. «С особым любопытством, — пишет мемуаристка, — расспрашивал он меня о нашей литературе, интересовался нашим старым поэтом Славейковым, знал многих из молодежи и говорил, что в числе его московских знакомых был и Инсаров, герой романа „Накануне“. Инсаров-де нарисован таким, каким был в действительности, не идеализирован и не приукрашен[232]. Тургенев интересовался, много ли у нас в Болгарии таких героев?» К этому Живкова добавляет: «Кто знал лично наших молодых патриотов, кто видел, например, Каблешкова и знал его жизнь на уединенной станции пловдивской железной дороги, титанический труд и обаяние, которое он производил своей агитацией, — тот не мог не узнать в нем своего брата Инсарова» (текст мемуаров вместе с русским переводом приведен в указанной статье В. Велчева, с. 836–841). В воспоминаниях В. Живковой, несмотря на их неточность, важно то, что она связывает знакомых Тургеневу в Москве болгар с Катрановым, точнее с лицами, принадлежащими к его кругу. От этих болгар, по-видимому, Тургенев и узнал впоследствии, во время работы над «Накануне», подробности о прототипе своего героя, проверяя и дополняя те сведения, которые стали известны ему из повести Каратеева.
Мы не располагаем точными данными, с кем именно из московских болгар был лично знаком Тургенев, но сведения о многих из них Тургенев мог почерпнуть у Аксаковых, Погодина и других членов основанного в 1858 г. «Славянского комитета», который был призван оказывать культурно-просветительную и материальную помощь славянским народам. В тесных отношениях с членами Славянского комитета и, в частности, с Погодиным находился упомянутый выше Савва Филаретов, друг Катранова по Московскому университету. Филаретов оказал существенную помощь П. А. Бессонову в подготовке к печати раздела болгарских песен и словаря новоболгарского языка, которым Бессонов снабдил эти песни[233].
Интерес Тургенева к Болгарии, его вера в стремление и способность болгарского народа к борьбе за освобождение, с одной стороны, и честное отношение художника к фактам исторической действительности, с другой, позволили писателю уловить и придать своему герою такие черты, которые позднее оказались присущими целому поколению болгарских революционеров 1860-1870-х годов — В. Левскому, Л. Каравелову, Хр. Ботеву и другим.
Видный историк сербо-болгарских отношений Й. Скерлич находил у Любена Каравелова много черт тургеневского Инсарова[234]. Любен Каравелов (1837–1879), выдающийся болгарский писатель и революционер, «балканский Герцен», провел в России 10 лет (1856–1866). Здесь он начал свой писательский труд. Здесь же, под воздействием русских революционных демократов, формировалась его идеология. Последние работы советских ученых Л. Воробьева и Л. Ерихонова (см. статьи в кн.: Изследвания и статии за Любен Каравелов. София, 1963) свидетельствуют о чрезвычайно разветвленных связях Каравелова с русскими революционными кругами (Каравелов был близок к ишутинскому кружку, знаком с Нечаевым, Бакуниным, редакцией «Народного слова», испытал сильное влияние И. Г. Прыжова), а также с русскими писателями и учеными. Правда, в числе московских друзей Каравелова мы не встречаем имени Тургенева. По-видимому, лично они не были знакомы. Однако предположение, что Тургенев слышал о Каравелове и им интересовался, не лишено основания.
Таким образом, глубокий интерес Тургенева к судьбе западных и южных славян, к их движению и борьбе за свою национальную независимость, с одной стороны, и попавшая в его руки повесть Каратеева с болгарским патриотом в центре, с другой, позволили ему создать оригинальный и жизненный образ нового героя, родного брата будущих болгарских революционеров 60-70-х годов и провозвестника того, что, по словам самого писателя, в России «пришло позже».
III
Образ героини со «смутным», но «сильным» стремлением к свободе возникал перед Тургеневым, по собственному его свидетельству, еще до создания или в период написания «Рудина» (см. т. 5, с. 482). Некоторые черты этого типа были воплощены Тургеневым в лице Натальи в «Рудине» и в других женских образах повестей, завершенных в период между возникновением и окончательной реализацией замысла «Накануне» («Переписка», «Фауст» и «Ася»). Приступив вплотную к работе над романом в конце 50-х годов и избрав в качестве основного героя деятеля болгарского национально-освободительного движения, с которым Елена соединила свою судьбу, Тургенев создал качественно новый образ русской женщины, отразивший общественные сдвиги в жизни России той поры. Писатель воспроизвел в лице Елены характерную представительницу молодого поколения кануна революционной ситуации в России. Последовав за Инсаровым в Болгарию, Елена претворила свои мечты в дело.
В 50-х годах русская женщина начинает принимать всё более активное участие в общественной жизни. В 1854–1855 годах, которым непосредственно предшествует время действия романа, в России формировались первые отряды сестер милосердия, отправлявшиеся в Севастополь. Тургенев был знаком с некоторыми из «сестер», принадлежавших к привилегированным слоям дворянской интеллигенции и порвавших с привычным укладом жизни ради трудного дела ухода за ранеными. Так, он хорошо знал Е. М. Бакунину, которую Н. И. Пирогов в письме, посвященном деятельности Крестовоздвиженской общины сестер, охарактеризовал как пример «терпения и неустанного труда для всех сестер общины», подчеркнув в личности ее полную гармонию между чувствами и действиями, «самозабвение», «ревность» и «энергию» в преодолении препятствий[235]. В своих «Воспоминаниях сестры милосердия» Е. М. Бакунина, упоминая о своем давнем знакомстве с Тургеневым и его матерью, называет и другую сестру милосердия, Медведеву, которая ранее жила у В. П. Тургеневой (см.: В Е, 1898, т. II, № 3, с. 175). Мог слышать Тургенев и об Александре Назимовой, одной из выдающихся сестер периода Крымской войны. М. К. Цебрикова — писательница, связанная с народническими кругами, — в своих воспоминаниях о пятидесятых годах несколько страниц отвела А. Назимовой, оказавшей большое влияние на ее формирование. По словам Цебриковой, такой «женский характер сильный, оригинальный <…>, мог вырасти только на русской почве той темной поры» (Цебрикова М. Пятидесятые годы. — Вестник всемирной истории, 1901, № 11. с. 66). «В ней, — писала Цебрикова, — жила та сильная воля, которая, раз сознав, что дело хорошо, честно, что оно — героическое дело, захочет его; и раз она чего захочет, то никакая сила в мире не остановит ее, никакие позывы жизни на другое не уведут прочь от дела» (там же, с. 70). Сравнивая Назимову с Еленой Стаховой как с наиболее близким, но не тождественным ее литературным отражением, мемуаристка указывала, что Назимова пошла далее тургеневской героини: если Елене, по словам Цебриковой, «нужен был человек подвига, ей нужно было идти за милым», то Назимова, не встретив «человека, которому стоило бы поклониться», «не ждала ничьего толчка. Она нашла, чуть жизнь выдвинула дело ей по силам» (там же, с. 69–70).
Ряд черт женщины героического характера, подруги революционера, был подсказан Тургеневу итальянскими событиями, связанными с революцией 1848–1849 годов, за которым он внимательно следил, живя в эти годы в Париже, и последующим гарибальдийским движением, подвигами участников которого он вдохновлялся в 1859 г., работая над «Накануне»[236]. Анита Рибейра, бразильянка, ставшая женой Гарибальди в пору пребывания его в Южной Америке, без колебаний оставила родной дом, отца, друзей, а позднее и родину, сопровождала мужа во всех его походах и умерла от лихорадки в августе 1849 г. среди небольшого отряда храбрецов-гарибальдийцев.
Близость образа Елены Стаховой к историческому образу жены Гарибальди была отмечена уже вскоре после появления романа. Так, в одном из первых критических отзывов на роман Тургенева, в статье Евгении Тур, самоотверженная любовь Елены к Инсарову, ее готовность делить с любимым человеком все трудности и невзгоды на пути к великой цели прямо сравнивалась с поведением жены Гарибальди (а также — в завуалированной форме — с подвигом жен декабристов). «Обязанность жены — идти за мужем, хотя бы он шел на верную смерть в Черногорию, или Болгарию, или Севастополь <…>, — писала Евгения Тур, возражая критикам, осуждавшим Елену за разрыв с родными и отъезд из России. — История полна примеров <…> преданности жен, которые делили опасности битв, мрак заключения и ужасы казни с своими мужьями <…> Еще в 1848
