этому, казалось, не было.

…Крэк, когда наконец выходил из здания, в вестибюле заметил огромное изображение человеческого мозга, которое висело тут наподобие иконы.

Он плюнул, вышел, вздохнул и осторожно помочился где-то в закутке под деревом, а потом подумал: «Зачем я плюнул перед мозгом, надо уважать этот инструмент, по крайней мере до тех пор, пока на нем не будет играть душа какого-нибудь маргинального черта».

Но вечером в посольстве его ждал подлинный ужас.

Еран с прямотой, которой отличались ауфирские спецслужбы, заявил, что пограничная линия между Республикой и Ауфирью тщательно охраняется, пограничные пункты тоже. Боятся утечки золота, всяких секретных данных и т. д.

Есть только две возможности переправить омст: одна — проглотить его в специальной упаковке, чтобы потом он вышел с калом, или же попытаться проникнуть в Ауфирь через огромные малоохраняемые зоны одичавших, граничащие как с республикой, так и с Ауфирью. Но Еран предупредил, что придется пробираться через леса, одичавшие в которых весьма агрессивны, не говоря уже о том, что среди них встречаются людоеды, сошедшие с ума на этой почве.

Крэк ожидал варианта проглатывания, но полагал, что надо категорично отказаться от него по вполне разумным причинам. Но вариант одичавших людоедов вверг его в ступор.

Глава 24

Сергею предоставили обширную комнату, обставленную одиноко: кровать, три стула и стол. Никаких излишеств и никакой патологии. Кормили его отменно. Но особых приготовлений к встрече с «существами» с ним не вели.

Все было просто. Приносил завтрак служитель, мрачно-доброжелательный, и с ним плелся карлик Нон. Он неизменно возникал, маленький и лопоухий, когда кто-либо входил в комнату Сергея.

— Хоть что, но я вам всегда переведу, — кротко говорил он Сергею. Сергей был сломлен не до конца, медленно в нем поднималась уверенность, что единственное спасение — молиться и принять все, что бы ни случилось, безропотно и спокойно. Иными словами, общение с Потаповыми не прошло даром. «Сохранить достоинство, не визжать свиньей, надежда — на веру», — думал он и внушал эти мысли самому себе. Но дикие, душераздирающие, уносящие в бездну приступы тоски прорывались в душу, в сознание. Особенно мучительно вспоминалась Дашенька, по существу, ребенок, ее тревога о нем. Здесь он уже не мог не стонать.

Служители были молчаливы, но вдруг стала приходить Армана и с нею невыносимый карлик Нон. Когда они пришли первый раз, Сергей не удержался и с тяжелым чувством спросил карлика, откуда он знает русский язык.

Нон указал пальцем вниз, и было трудно понять, что он имеет в виду. Но карлик с улыбкой пояснил, что он был членом тайного подземного сообщества. Якобы прятался от властей, а потом его простили.

— Но при чем здесь русский язык? — раздраженно повторил свой вопрос Сергей.

— Это получилось случайно, — почти пропел Нон.

Вообще он вел себя неподобающе: раза два почему-то упал на пол, сидел на стуле безвинно, а то вдруг начинал вертеться и бормотать. Это быстро проходило, и все заканчивалось той же самой зловеще-ласковой улыбкой.

Разговор о русском языке быстро оборвался тогда. Ведь рядом с ним на стуле сидела некая молодая женщина по имени Армана, и, взглянув ей в глаза, Сергей понял, что она здесь имеет власть. И тогда, собрав силы, забыв о причудливом карлике, он спросил, почти закричал:

— Где же мои русские? Они ищут меня, они в отчаяньи, сделайте же что-нибудь хорошее, доброе! Помогите хотя бы им!

— Молодой человек из далекого прошлого! — воскликнула Армана. — Как вам не стыдно! Мы только и делали одно хорошее и для вас, и для окружающих. Об одном только прошу вас — не понимайте «хорошее» так инфантильно! Вы же не ребенок из «периода золотого сна»…

Сергей ахнул, но вдохновился ее умом и образованностью. С его языка не слетел вопрос о «периоде золотого сна», он знал это от Валентина. Но сейчас в состоянии «сна из преисподней» ему было тяжело говорить об этом.

— Да, да, конечно, я инфантилен. Но будешь инфантильным, когда с тобой так обращаются, — обидчиво ответил он.

На лице Арманы сияла сама доброжелательность.

— Побойтесь Демиурга, юноша. Вас кормят, моют, стригут ногти, вежливо обращаются, что вам еще надо. Смиритесь со своим счастьем. Обычно бывает хуже. Но мы не хотим обычного…

— Скажите, а вы не ведьма? — доверчиво спросил Сергей.

— Сразу видно, что вы доисторический человек. Время ведьм прошло. Для девушек у нас иные, не менее приятные сюрпризы… Но это не по моей части.

— Что мне делать?

— Теперь быть самим собой, и вас выпустят. Бодритесь!

Нон, который прямо-таки сидел у ног Арманы, чуть не тявкнул в заключение.

Три дня Армана не появлялась. Но потом вдруг пришла, и все изменилось.

Завтракать и обедать теперь полагалось не в кровати, а в небольшой соседней комнатке. Армана согласилась обедать вместе с Сергеем, чтобы составить ему компанию. Нон же вообще почти ничего не ел.

Первый совместный обед затянулся на два с половиной часа.

Армана опять удивила Сергея. Она с бесконечно милой улыбкой завела разговор на богословские темы. Сергей не мог не радоваться, глядя на нее. Сердце его начало оттаивать. В то же время тревога не могла покинуть его. Мельком он бросал изучающие взгляды на Арману. Приятное, вполне европейское, нежное женское лицо и глаза, излучающие успокоение. Правда, иногда взгляд ее вдруг становился неестественно тяжелым, словно в ее глаза положили камни. Сергея это настораживало, но не больше.

Нон же сидел смирно как школьник. И не взвизгивал более.

— Ну, вы довольны? — под конец обильного обеда с «бюво» спросила Армана. — С божьей помощью вы сюда к нам попали, с божьей помощью и выйдете, — добавила она с еле заметной усмешкой. Сергея передернуло:

— Вы что, хотите сделать из меня богоборца?

Армана весело, без сарказма рассмеялась.

— Сережа, Сережа, побойтесь Демиурга… Какой из вас богоборец? Я и то не могу похвалиться этим званием. А кстати, богоборцы ваших времен были просто обыкновенные невежды…

Сергей отпил «бюво».

— Поразительно, мы тут наслышаны, что у вас религия и материализм запрещены, их попросту нет…

Армана встала:

— Это для черни. Простой или высокопоставленный, все равно: кому надо, тот знает все, — сухо ответила она.

…Обеды продолжались. Но чем больше Сергей обедал, тем ему становилось хуже и хуже, несмотря на богословские диспуты и милосердие Арманы. Но взгляд ее порой тяжелел все больше и больше. И вскоре произошел перелом. Им овладел ужас.

Он понял, что за ним наблюдают. Как наблюдают и откуда — он не отдавал себе отчета. Но он чувствовал чье-то присутствие. Тихое, затаенное, но до кошмара враждебное. Это была леденящая, напряженная и непрерываемая враждебность, скорее даже ненависть. Но ненависть не личная, а какая-то тяжелая, абстрактная ненависть к нему за то, что он такой, какой он есть.

Точно кто-то тяжелой стопой раздавил само его существование. И здесь и там, по ту сторону этой жизни.

Вероятно, записывались его беседы с Арманой. Но главное — присутствие, незримое почти присутствие — как будто за стеной кто-то стоит и видит тебя. И комната, где он спит, наполнена его дыханием, его присутствием. За ним наблюдают, где бы он ни находился. Как только он стал ощущать это, Армана исчезла. Появлялась только прислуга и карлик, но он молчал.

Сергей отчаянно молился. Тогда немного отходила смертельная тяжесть от души. Но присутствие продолжалось.

Он просил карлика вызвать Арману, тот в конце концов ответил, что она скоро придет.

Ночи в Ауфири и сами по себе тяжкие для жизни, и эта ночь была такая же. Ночь как ночь. Но внезапно Сергей почувствовал, что открывается дверь. Или он забыл запереть ее, или ее кто-то открыл своим путем. Скорее последнее. Но это было неважно. В комнату кто-то медленно, бесповоротно входил, и это был тот, который наблюдал. Сергей почуял это по биению в своей душе. Возможно, входили еще двое. Да, да, не один. Это были существа земные и другие одновременно, и вместе с ними вошло то леденящее дыхание, спустившееся до реального кошмара.

Сергей потерял сознание.

Когда он очнулся и открыл глаза, было светло, и в него был уперт тяжелый взгляд Арманы. Она стояла рядом с кроватью, и с ней обычный человек, ауфирец.

Внизу беспокоился карлик.

— Ну как, дорогой друг, инфантилизм еще не покинул вас? — спросила Армана. Но вдруг лицо ее растревожилось. Она внимательно стала осматривать Сергея, его тело.

Она быстро обернулась к стоявшему рядом человеку и резко спросила:

— Как могло это случиться?

Человек всплеснул руками, но ответил уверенно:

— Есть определенные опасения. Вы же знаете, что творится в городе, но наш пришелец, кажется, защищен.

В этот момент Сергей впал в забытье. В полусне Сергей вспомнил слова Арманы: «Кому надо, знают все…»

«Но с какой целью они знают все?» — металось в его уме.

Глава 25

В городе действительно произошел перелом. Началось массовое вторжение бесов в человеческие души. Нет, вся столица, все ее жители не подвергались такому вселению. Но значительная часть — около семи тысяч человек. Для начала ужасно.

Власти не знали, что делать. Во-первых, до холодного пота опасались повторения того, что случилось с доисторическим человечеством. Тогда помог Бог. Но сейчас — кто? Понятный или Непонятный? Или сами же черти пожалеют? От Непонятного же можно ожидать только непредсказуемого — но что делать с тысячами столичных жителей?

Террап настаивал на уничтожении, но Фурзд опасался восстания.

Хуже того, некоторые военные тоже обесились.

В-третьих, оживились чертоискатели. На главную площадь вылилась их огромная истерическая демонстрация. Визги преобладали над криками. Но лозунги оказались сурово-серьезными: «Оберегать обесившихся!», «Искать скорейшего контакта с чертями!», «Союз с бесами или смерть!», «Пусть вечно живет дьяволочеловечество!», «Только дьявол спасет нас от конца мира!»

Сторонники дьяволочеловечества находились и в верхах, сам Зурдан был не против в надежде, что рано или поздно первенство в таком симбиозе будет за человечеством.

Но вот беда: вселившиеся черти были не те. Они вели себя неадекватно, на самом деле создавалось яркое впечатление, что в силу тех или иных обстоятельств эти черти сошли с ума. Вместо того чтобы подавлять людей, овладевать ими, эти бесы попросту сумасшествовали: визжали, выли, бросались друг на друга, кричали что-то совсем несусветное, грозились улететь на луну.

И в результате возникало существо с двумя личностями, с двумя головами, так сказать, и обеими этими личностями овладевало безумие. Эта напасть не миновала и милую дружную семейку, с которой Танира познакомила Валентина и которой он восхищался как образцом здравого смысла.

Началось с того, что муженек этот, целуя жену, вдруг дико завыл и стал вертеться вокруг себя, словно пытаясь укусить свой невидимый хвост. Супруга упала на пол в обморок. Когда очнулась, увидела мужа и сыночка, кусающих друг друга и