делать? Что делать? — шептал он.
Валентин забыл даже о своем будущем сыне, он думал только о Танире и о России. Помнились дни. Он ни с кем особенно не общался, не звонил друзьям, не брал телефонную трубку… Россия, израненная, измученная, но живая, бесконечно близкая — он просто гулял по улице, по парку, что рядом. И слушал русскую речь, сходя с ума от ее звучания и от радости. И опять впадая в ужас от разлуки с Танирой, от боли за нее. Доносились слова знакомой, щемящей сердце песни. И все-таки разлучили… Может быть, скорее умереть, ведь она тоже будет «там»? Но как же тогда Россия? Она тоже будет «там», ибо ее вечность и в его душе… И что же, умереть? Но рука не поднималась. Да и как? Перед ним живая Россия, его вечная Родина, пусть замученная идиотизмом трагической цивилизации! Но когда она не была измучена? И когда она не воскресала? Лицо Достоевского стояло перед его глазами…
Так прошло несколько дней. Ночью, в полусне, полудреме, он внутренним сознанием своим, всей силой души и духа стал обращаться к своей Танирочке, звать ее… Никакого ответа… Одна нестерпимая тишина… Но однажды утром, без всякого усилия с его стороны, в странном состоянии полусна, полувиденья, он почувствовал ее еле слышный шепот внутри своего сознания, где-то в глубинах своей души. Туда устремился ее шепот. Валентин не различал слова… Тогда он ответил ее любимыми и, как они верили, пророческими стихами, которые начинались так:
… на страшном, на последнем пире
Для нас готовит встречу Бог…
И тогда шепот Таниры, тихо звучавший где-то вне времени, в той глубине его души, которая подвластна вечности, перешел в ясные слова:
— Это не сбудется, Валентин… В этом мы потеряли друг друга навсегда… До свиданья, друг мой, до свиданья… Только не умирай, живи там, без меня… но живи!
Валентин очнулся в слезах, задушивших, казалось, его душу… И, только придя в себя, через несколько минут, он почувствовал силу слов своей навеки любимой: «Не умирай».
И он остался жить. Ибо была Россия и был последний наказ любимой: «Не умирай».
…И потом, через некоторое время, когда он уже медленно немного приходил в себя, он услышал последний раз в его земной жизни слова Таниры, произнесенные, когда он опять впал в то страшное состояние полусна, полувиденья.
Слова были:
«Мессия пришел в ад». И все же он почувствовал, что истинным ответом было Безмолвие.
Примечания
1
По вычислениям некоторых астрономов, комета Вьелы должна в 4339 году, то есть 2500 лет после нас, встретиться с Землею. Действие романа, из которого взяты сии письма, проходит за год до сей катастрофы. (Прим. В. Ф. Одоевского.)
2
Опытами по излечению болезней посредством «животного магнетизма»; метод назван по имени его создателя Ф. Месмера (1734–1815), австрийского врача.
3
Кювье Жорж (1769–1832) — французский зоолог, создал науку о реконструкции строения вымерших животных.
4
Устаревшее название метеорита.
5
Электрическими.
6
Немцы, аллеманы, тедески, германцы, дейчеры — названия немцев на разных языках.
7
Меню (фр.).
8
Светские модники.
9
В виде кометы (фр.).
10
Цитата из «Видения мурзы» Г. Р. Державина.
11
Начальник стола, т. е. отделения в учреждении, занимающегося какими-либо определенными делами.
12
Воздушный шар, приводимый в действие гальванизмом (Прим. В. Ф. Одоевского).
13
14
и люди осознают это естественно (фр.).
15
В немногом — многое (лат.).
16
Стрюцкий (просторечн., презрит.) — пустой, неосновательный, ничтожный человек.
17
«За» и «против» (лат.).
18
Надир (араб.) — нижняя точка пересечения отвесной линии с небесной сферой. — Прим. сост.
19
Лхаса — город в Китае на Тибетском нагорье. — Прим. сост.
20
Афазия — расстройство речи. — Прим. сост.
21
Митральеза — французское название картечницы во 2-й половине XIX века, а позднее — станкового пулемета. — Прим. сост.
22
Тантьема (фр. tantiéme, определенная часть) — вознаграждение, выплачиваемое в виде процента от прибыли директорам и высшим служащим акционерных обществ, банков и др.
23
Вероятно, от древнего «Uniforme». — Здесь и далее в романе «Мы» примеч. автора.
24
Это слово у нас сохранилось только в виде поэтической метафоры: химический состав этого вещества нам неизвестен.
25
Разумеется, речь идет не о «Законе Божьем» древних, а о законе Единого Государства.
26
Конечно, из Ботанического Музея. Я лично не вижу в цветах ничего красивого — как и во всем, что принадлежит к дикому миру, давно изгнанному за Зеленую Стену. Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.
27
Должен сознаться, что точное решение этой улыбки я нашел только через много дней, доверху набитых событиями самыми странными и неожиданными.
