были уж раз слишком добры ко мне; а потому спасите меня еще раз.
Вот что надо.
По получении этого письма прошу Вас (как последнюю надежду) сходите немедленно к Боборыкину. Скажите, что я Вас уполномочил. Покажите часть моего письма, если надо; сделайте предложение. (Разумеется, так, чтоб мне было не очень унизительно, хотя за границей очень можно зануждаться. Да, к тому же, Вы не можете повести дело без достоинства). Получите деньги и тотчас же вышлите их мне, то есть выдайте брату. Он уж знает, как послать.
Если нельзя кончить дело с Боборыкиным, то хоть в газеты, хоть в «Якорь» (поцелуйте за меня Ап<оллона> Григорьева), хоть во всякий другой журнал (разумеется, не в «Русский вестник»), и по возможности избегая «Отечеств<енных> записок». Ради бога, избегите. Даже лучше не надо и денег. Даже можно в «Современник», хотя, может быть, там Салтыков и Елисеев подгадят. (А почем знать, я, может быть, грешу.) Статья моя «Современника» наверно не изуродует. Во всяком случае, можно обратиться прямо к Некрасову. Это sine qua non, и с ним решить дело. Это бы даже очень недурно. Даже лучше «Библиотеки». Некрасов, может быть, не очень на меня сердит. Да и человек он, по преимуществу, деловой. Разумеется, голубчик Николай Николаевич, всё дело надо бы было окончить дня в два, много в три. Я пропал, пропал буквально, если не найду в Турине денег. В Неаполь мне не пишите, а пишите теперь прямо в Турин, и умоляю Вас написать во всяком случае. Получив деньги, снесите их брату. Мне собственно надо 200 р., но никак не меньше, сто же рублей остальных брат отошлет Марье Дмитриевне. Итак, достать (11) надо триста. Теперь всё написал. Вверяю Вам себя и почти судьбу мою. Так это для меня важно. Может быть, я Вам потом расскажу. Но теперь умоляю Вас, затем обнимаю от всего сердца и остаюсь Ваш
Странно: пишу из Рима и ни слова о Риме! Но что бы я мог написать Вам? Боже мой! Да разве это можно описывать в письмах? Приехал третьего дня (12) ночью. Вчера утром осматривал Св<ятого> Петра. Впечатление сильное, Николай Николаич, с холодом по спине. Сегодня осматривал Forum и все его развалины. Затем Колизей! Ну что ж я Вам скажу…
Поклонитесь от меня всем: Григорьеву и всем. Брату Вашему особенно. Да еще прошу Вас очень: непременно передайте мой привет и поклон от всей души Юлии Петровне. Сделайте это при первом же свидании.
Не поможет ли Вам в чем-нибудь Тиблен, разумеется в самом крайнем случае. Ему и Евгении Карловне мой поклон. Передайте ей при первом свидании.
Славянофилы, разумеется, сказали новое слово, даже такое, которое, может быть, и избранными-то не совсем еще разжевано. Но какая-то удивительная аристократическая сытость при решении общественных вопросов.
(1) вместо: имею нужду — было: обращаюсь
(2) вместо: дней через 12 было: недели через
(3) далее было начато: Спросите
(4) вместо: один тип было: тип одного
(5) было: делаю
(6) далее было начато: на всё — нов<ых?>
(8) вместо: все эти — было: этот
(9) далее было: Да еще и с натуры Пишите свое
(10) вместо: во всяком случае — было начато: в том
(12) вместо: третьего дня — было начато: вчера
207. И. С. ТУРГЕНЕВУ
6 (18) октября 1863. Турин
Турин, 18 октября/63.
Любезнейший и многоуважаемый Иван Сергеевич, я всё рыскал, был в Неаполе и завтра еду из Турина прямо в Россию. Несмотря на мои расчеты, я никаким образом не мог решить: как мне послать к Вам за «Призраками»? Во всех местах останавливался я на короткое время, и так случилось, что, выезжая из одного места, я почти еще накануне обыкновенно не знал, куда именно поеду завтра. Все эти разъезды, по одному обстоятельству, отчасти не зависели от моей воли, а я зависел от обстоятельств. Вот почему и никак не мог рассчитать, куда Вам дать адресс, чтоб Вы могли мне прислать «Призраки».
Я от брата еще в Неаполе получил письмо, в котором он писал мне, что надежды на разрешение (1) издавать «Время» у него большие и что на днях это дело решится. Теперь уже может быть решено, и я сам думаю, по некоторым данным и отзывам, что «Время» будет существовать. Так как решение последует в октябре, то в ноябре брат непременно хочет выдать ноябрьскую книгу. Не получавшим же шесть месяцев ничего мы выдадим на будущий год шесть книг даром.
Пишу Вам откровенно: Ваша повесть и именно в ноябрьском номере для нас колоссально много значит. И потому, если желаете нам сделать огромное одолжение, то вышлите по возможности немедленно «Призраки» в Петербург. Я к тому времени уже буду в Петербурге. Но так как квартиры я теперь в Петербурге еще не имею, то адресуйте на имя брата, а именно:
На углу Малой Мещанской и Столярного переулка, дом Евреинова, Михаил Михайлович Достоевский.
Сделайте одолжение, при этом напишите мне хоть две строчки. Мне страшно досадно. Я еще в Петербурге решил быть в Бадене (но не за тем, за чем я приезжал), а чтоб видеть<ся> и говорить с Вами. И знаете что: мне многое надо было сказать Вам и выслушать от Вас. Да у нас как-то это не вышло. А сверх того вышел проклятый «мятеж страстей». Если б я не надеялся сделать что-нибудь поумнее в будущем, то, право, теперь было бы очень стыдно. А впрочем, что ж? Неужели у себя прощения просить?
В Петербурге ждет меня тяжелая работа. Я хоть и поправился здоровьем чрезвычайно, но знаю наверно, что через 2 — 3 месяца всё это здоровье разрушится. Но нечего делать. Я еще ничего не знаю, как всё это будет. Журнал надо будет создавать почти вновь. Надо сделать его современнее, интереснее и в то же время уважать литературу — задачи, которые несовместимы по убеждениям многих петербургских мыслителей. Но с начинающимся презрением к литературе мы намерены горячо бороться. Авось не отстанем. Поддержите же нас, пожалуйста, будьте с нами. Я мое здоровье несу в журнал. Денег я получу мало, я знаю, едва литературный труд окупится (журнал в долгу), а я все-таки остаюсь в Петербурге, где мне докторами запрещено теперь жить и где я сам вижу, что нельзя мне теперь жить.
Да вот что еще: пожалуйста, будем от времени до времени переписываться. От всего сердца говорю Вам это.
До свидания, крепко жму Вам руку.
Ваш Ф. Достоевский.
О путешествии ничего Вам не пишу. Рим и Неаполь сильно меня поразили. Я первый раз там был. Но, знаете, невозможно оставаться дольше одному, и мне ужасно хочется в Петербург.
Напишите, очень прошу Вас, сколько Вам выслать за «Призраки»? Я сообщу это брату. Разумеется, всё, что Вы назначите, будет выполнено.
(1) было: поз<воление>
208. В. Д. КОНСТАНТ
10 ноября 1863. Владимир
Владимир 10 ноября/63
Любезнейшая Варвара Дмитриевна, по некоторым крайним обстоятельствам, о которых рассказывать долго, мы, то есть я и Марья Дмитриевна, решились переехать совсем в Москву Во Владимире во всяком случае нет почти никакой возможности оставаться. Переезд совершается на днях, то есть как можно скорее. Кой-что постараемся продать, другое повезем с собой. В Москве остановимся в гостинице до приискания квартиры Мебель придется покупать вновь. Мне кажется, я, таким образом, сделаюсь (1) больше московским, чем петербургским жителем. Для журнала же буду ездить часто в Петербург, ну и т<ак> далее. Вполне будущности моей теперь не знаю и определить не могу. Здоровье Марьи Дмитриевны очень нехорошо. Вот уже два месяца она ужасно больна. Ее залечил прежний доктор; теперь новый. Наиболее изнурила (2) ее двухмесячная изнурительная лихорадка. Конечно, в таком состоянии переезжать всем домом в Москву не совсем удобно. Но что ж делать? Другие причины так настоятельны, что оставаться во Владимире никак нельзя.
Посылаю Вам 115 (3) рублей — 75 долгу моего Вам и 40 (4) р. с просьбою употребить для Паши. Сделайте одолжение, Варвара Дмитриевна, помогите в этом. Поговорите с Пашей. Я думаю, у него вышли деньги, данные мною ему на содержание, а потому из этих 40 р. (5) дайте ему 40 р., из остальных 30 р. (6) отдайте за месяц за квартиру. Там заплачено до 5-го ноября. Впрочем, поступите как сами сочтете лучше, смотря по обстоятельствам. Я приеду после 20-го ноября. Деньги теперь есть. Одним словом, употребите эти 40 р. вполне по своему усмотрению; если что останется — тем лучше. А впрочем, особенно не скупитесь, тем более, что и сумма-то не очень велика. Паше на руки выдавайте не помногу. Я постараюсь поскорее приехать, раньше конца месяца не буду. Ради бога, Варвара Дмитриевна, не откажите в Вашей помощи.
Хлопот предстоит много. Работать некогда. К брату пишу сегодня же. Наследства я получаю только 3000 р., брат 5000; всё это тоже в конце месяца. Одним словом, только и есть что хлопоты. Совершенно не знаю, буду ли иметь квартиру в Петербурге. Скажите Паше, чтоб он учился и готовился. Я его в пансион отдам в Петербурге.
В Москве я потерял мой сак (который поменьше) с некоторыми вещами и с паспортом. До свидания, дорогая Варвара Дмитриевна. Мое почтение Юрию Егоровичу. Марья Дмитриевна Вам и Юрию Егоровичу кланяется, она очень нездорова. Вполне на Вас надеюсь.
Ваш весь Ф. Достоевский.
За квартиру все-таки, если надо будет, внесите за месяц. Но хотя я и не знаю, буду ли я иметь квартиру в Петербурге, все-таки не говорите (7) ни Паше, ни на квартире (8) о том, что я не знаю, буду ли нанимать квартиру вперед. По всей вероятности, буду. Брату Мих<аилу> Михайловичу пишу с этим письмом.
(1) было: буду
(2) было: изнуряет
(3) было: 100
(4) было: 25
(5) было: 25
(6) вместо: из остальных 30 р. — было: а остальные 15
(7) было начато: не над<о говорить>
209. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ
19 ноября 1863. Москва
19 ноября/63 года. Москва.
Я очень хорошо знаю, любезный брат, что у тебя хлопот и забот теперь по горло, да что ж мне-то делать: столько навалилось забот и на меня, что и конца не вижу. Ты пишешь, что после 20-го приедешь в Москву. (1) Когда же? После 25-го, разумеется. Если раньше, то мы можем разъехаться, потому что все-таки я надеюсь до 25-го быть в Петербурге. А нам о многом и как можно скорее надо друг с другом переговорить. Главное, чтоб не обманывали обещаниями и действительно позволили бы поскорее «Правду». Я признаюсь тебе, что не очень в отчаянии, что совершенно
