помогут, я за будущий год отвечаю. И теперь уже на «Эпоху» стали более обращать внимания чем прежде. Сужу по отзывам, а главное, по начавшейся подписке. В страшно затруднительном мы положении еще в том отношении, что спешим войти в сроки, а от этого действительно очень страдает отдел критики и публицистики, — а это очень важная вещь в журнале. А у нас в России журналы — еще не должны обращаться в сборники. Но к весне, когда совершенно войдем в сроки, мы надеемся крепко стать на ноги. Вообще говоря, на будущий год мы надеемся. Помогите же, если можно, и не сердитесь, что я Вам надоедаю. Иначе январский № выйдет совершенно ординарный, а это плохо.
До свидания, многоуважаемый Александр Николаевич. Жду Вашего ответа как спасения.
Искренно преданный и глубоко уважающий Вас
Ф. Достоевский.
9 декабря/64.
246. А. В. КОРВИН-КРУКОВСКОЙ
14 декабря 1864. Петербург
Милостивая государыня Анна Сергеевна.
Я Вам пишу: Анна Сергеевна, а наверно не знаю. И потому будьте так добры, уведомьте меня, правильно ли пишу или нет?
Посылаю Вам 181 руб. (сто восемьдесят один) рубль за Вашу повесть «Послушник», которая напечата<на> в «Эпохе», в 9-м (сентябрьском) № под названием: «Михаил». Название «Послушник» было не то чтоб запрещено, а забраковано духовной цензурой. Эту повесть дух<овная> ценз<ура> первоначально запрещала, и потому я должен был согласиться на многие вымарки и исправления. Некоторые из этих исправлений, и по моему личному убеждению, — были нужны. (Н<а>п<ример>, все чувства Михаила по поводу монастыря и монахов по возвращении из Москвы и перед отъездом в Москву были вымараны, а по-моему, и хорошо, потому что упоминать о них лишнее. Кто не поймет их и без разжевывания? От этого сокращения повесть становится короче, сжатее и нисколько не темнее. Всё ясно. При этом прибавлю, что величайшее умение писателя, это — уметь вычеркивать. Кто умеет и кто в силах свое вычеркивать, тот далеко пойдет. Все великие писатели писали чрезвычайно сжато. А главное — не повторять уже сказанного или и без того всем понятного. Простите за это отступление). Может быть, я слишком наивен, высовываясь Вам давать советы. (Мне бы и первое письмо Ваше, где Вы просили советов, не следовало бы принимать буквально, не так ли?)
Повесть Ваша («Михаил») всем близким к редакции людям и постоянным нашим сотрудникам — очень понравилась. Один из них (Страхов, он же пишет «Заметки летописца»), мнению которого я более всех доверяю, — находит у Вас большое прирожденное мастерство и разнообразие. (Разнообразие, как, наприм<ер>, сюжет «Сна» и «Монашеская жизнь»). Вообще «Михаил» многим нравится. «Сон» же не всем. Мое мнение Вы знаете.
Вам не только можно, но и должно смотреть на свои способности серьезно. Вы — поэт. Это уже одно много стоит, а если при этом талант и взгляд, то нельзя пренебрегать собою. Одно — учитесь и читайте. Читайте книги серьезные. Жизнь сделает остальное.
Да еще надобно верить. Без этого ничего не будет.
Идеал Ваш проглянул недурно, хоть и отрицательно. Михаил, который не может по натуре (то есть бессознательно) помириться с чем-нибудь, что ниже идеала, — идея глубокая и сильная.
Вы мне не ответили на последнее письмо (несколько строк) при отсылке Вам денег за повесть «Сон». И я до сих пор не знаю, получили ли Вы их или нет?
И потому, сделайте одолжение, напишите хоть два слова, что получили деньги за «Михаила» (которые теперь посылаю). За «Михаила» я рассчитал по 50 руб. с листа.
Искренно преданный Вам
Ваш слуга Ф. Достоевский.
14 декабря/64.
Извините, что я опоздал выслать Вам деньги за «Михаила» две недели.
247. И. С. ТУРГЕНЕВУ
14 декабря 1864. Петербург
Многоуважаемый Иван Сергеевич,
Простите, что Вас беспокою. Вы обещали, в случае если у Bas будет повесть, не забыть нас. Теперь, для журналов, время самое критическое. Если б можно было в январе поместить хоть что-нибудь Ваше, — было бы великолепно. Не претендую ни на что; к тому же Вы сказали, чтоб Вас не беспокоить. Но здесь говорят и даже печатали, что у Вас начат ряд рассказов и некоторые окончены. Говорил об этом мне и Ковалевский. Если Вам не противно напечатать хоть один из этих рассказов теперь, то дайте ради бога. Если только это в чем-нибудь Вас не расстроит. Мы, во-1-х, явились бы с Вами, а во-2-х, мы сдержали бы слово, и все бы видели, что мы сдержали слово (я в объявлении о журнале напечатал только, что надеюсь поместить в «Эпохе» первое, что Вы напишете).
Не хвалясь скажу, что журнал наш становится на первое место, по крайней мере из петербургских. Спешим мы очень, и это нам очень вредит, но публика довольна. Отзывы слышим хорошие, слишком даже. Но это еще только начало. С будущего года (особенно когда войдем в сроки: журнал опоздал после смерти брата) пойдет другое, втрое лучше будет, я за это отвечаю. Сижу день и ночь, езжу, пишу, корректую, вожусь с типографиями и цензорами и проч. Здоровьем не могу похвалиться, но в конце апреля непременно поеду на 3 месяца поправляться за границу. Заеду и к Вам. А с осени опять засяду. За границей хочу писать большую повесть. Впрочем, бог знает что еще впереди, а покамест надо получше издавать журнал. А знаете что? Оказалось, что я не совсем непрактический человек. Дела идут очень недурно. Подписка у всех началась поздно, но из петербургских, слышно, началась хорошо только у нас. Никогда я еще не был в такой каторге, как теперь. Можете себе представить, как Вы меня обрадуете удовлетворительным ответом. Но во всяком случае черкните мне хоть две строчки в ответ на это письмо. Хоть два слова, чтоб я знал. Поддержите журнал, Иван Сергеевич!
Ваш весь Ф. Достоевский.
Декабря 14/64 года.
Если б Вы выслали рассказ даже 1-го января нашего стиля, то и то он придет вовремя. Даже еще и этого позже можно.
Но не сочтите каким-нибудь образом моего письма за назойливость. Я слишком хорошо понял Ваши слова о том, чтоб Вам не мешать. Во всяком случае не сердитесь.
248. А. Н. ОСТРОВСКОМУ
30 декабря 1864. Петербург
Многоуважаемый Александр Николаевич,
Боюсь ужасно раздражать Вас моим надоеданием и крайне досадую на обстоятельства, принуждающие меня еще раз писать Вам о том же. Недели три тому назад я послал Вам просьбу: дать нам что-нибудь Ваше на январь. Требуется выйти с чем-нибудь капитальным, а у меня на январь еще ничего нет. А пора уже начинать печатать. Журнал идет хорошо, и тут-то бы Ваша вещь повершила бы дело. Умоляю Вас: рассейте мое беспокойство, пришлите мне два слова — да или нет, чтобы только знать.
Боюсь, не рассердились ли Вы на меня за что-нибудь, на мою назойливость, например. Боюсь тоже, не потерялось ли мое письмо к Вам (что с одним (1) письмом моим еще на днях случилось). Во всяком случае, я помню Ваше уверение в добром к нам расположении и верю в него, а потому и надеюсь, что Вы взглянете на это письмо снисходительно.
С искренним уважением
Ваш весь Ф. Достоевский.
Петербург. 30 декабря/64.
NB. Если даже и к 15-му января Вы бы могли мне что-нибудь выслать, то и тогда поспело бы.
Мы в таком исключительном положении с нашим журналом и в литературе и в публике, что надо в высшей степени заботиться поддержать себя.
(1) вместо: с одним — было: со мною
1865
249. А. А. ЧУМИКОВУ
13 января 1865. Петербург
Милостивый государь Александр Александрович,
Эмилия Федоровна просит меня Вас уведомить, что по векселю моего покойного брата (в 1450 р.), которому срок 30 янв<аря>, она никаким образом Вам уплатить не может. Просит Вам также напомнить, что после брата ни ей, ни детям никакого наследства не осталось, и если она заплатила уже некоторые из долгов покойного, то единственно потому, что дорожит его памятью.
После брата остался журнал — весь в долгах (по случаю прекращения его в 63-м г.). Я, на собственные деньги, продолжал его. Если мы с Эмилией Федоровной будем уплачивать теперь, когда самим страшно нужны деньги, долги не наши, а покойника, то очень себя обессилим. И однако же, и она и я — мы положили общими силами заплатить все долги дорогого нам покойника. Вследствие чего и предлагаем Вам (если захотите): 30 января получить от нас 450 р. деньгами, а на остальные тысячу рублей взять вексель, подписанный уже Эмилией Федоровной и мною, на три месяца (по 20 апреля). Таким образом, этот долг брата будет причислен к текущим журнальным делам. Мы же до сих пор по векселям, нами выданным, платили исправно и этим (журнальным) делом дорожим.
Рассудите, Александр Александрович, не будет ли это для Вас выгоднее? Мы Вам прямо говорим: всех денег (1450) в такой короткий срок (до 30 янв<аря>) мы никак не можем уплатить. Вам тоже придется ведь хлопотать по векселю брата. Мы же не от каприза отказываемся и полное желание имеем, но нет в настоящую минуту денег, так что нам даже малейшая отсрочка дорога.
Эмилия Федоровна кланяется Вам и свидетельствует свое почтение.
Ваш покорнейший слуга
Ф. Достоевский.
13 января/65.
250. А. А. ЧУМИКОВУ
29 января 1865. Петербург
Петербург. 29 января/65.
Милостивый государь Александр Александрович,
Сколько я ни бился, как ни разрывался, чтоб доставить Вам обещанные 500 р. к сроку, но ничего не мог сделать. До самого последнего дня надеялся, что сколочусь и достану их; ничего не вышло, кроме того, что теперь предлагаю Вам, а именно: податель письма этого, Федор Михайлович Достоевский, племянник мой и сын покойного Михаила Михайловича, вручит Вам 250 р. деньгами и, сверх того, перевод на московского Базунова (Ивана Григорьевича), по которому Вы получите 25 февраля (но никак не раньше) 750 рублей, о чем я уже и просил нашего петербургского (Александра Федоровича) Базунова уведомить в Москве дядю его Ивана Григорьевича. Это всё, что я могу сделать, и это последние слова мои. (1) Пишу так не потому, что не хочу заплатить Вам сейчас (странно было бы и думать это), но потому, что не могу, положительно не могу иначе.
Угодно Вам согласиться, то племянник мой вручит Вам деньги и перевод. Не угодно — как Вам угодно, и действуйте как Вам угодно.
На векселе (прежнем, или уже протестованном) в случае Вашего согласия потрудитесь написать, что в уплату по сему векселю такого-то числа деньги двести пятьдесят рублей получили. Засим выдайте племяннику моему расписку в том, что получили от него 250 р. в уплату по векселю Мих<аила> Михайловича.
Затем, как только 25 февраля Вы получите деньги с Базунова и дадите ему расписку в получении, —
