мелочей, — от какой-нибудь ловкости, юркости издательской! Все эти мелочи так важны в издательском деле. Слишком понимаю, что вмешиваюсь теперь не в свое дело, но посудите: по газетному объявлению февральский № «Зари» вышел 16 февр<аля> и вот уже 26 февраля, а я еще не получал! Допустить не могу, чтобы контора редакции делала это только со мной (почему же с одним со мной?) А стало быть, ясно для меня, что страдают так и другие иногородние. Верите ли, сегодня ушел с почты скрежеща зубами, — до того мне хочется наконец прочесть книжку. Здесь каждое получение «Зари» для меня праздник, именины. Думал даже телеграфировать сегодня в редакцию. (Кто знает, может быть, действительно забыли послать мне; справьтесь ради бога, прошу Вас). Бесспорно, всё это мелочи. Но если этих мелочей наберется несколько, то вовсе немудрено, что целая тысяча подписчиков ускользнет.
Я, по получении первого номера «Зари», написал Майкову. что книга не произвела на меня сильного впечатления. Ужасно мало показалось мне беллетристики. Одна моя повесть. Вы ее хвалите, но ведь не бог знает же она что, чтоб ею одной обойтись, да еще вдобавок не повесть, а полповести, 5 листочков. (Слово Майкова — стихи, а не беллетристика). Ваша же статья хоть и превосходна, но все-таки на старую тему (я не с моей точки зрения говорю, а с точки зрения подписчиков). Кстати, кто это Вам сказал, что статья Ваша о Тургеневе лучше, чем о Толстом? Статья о Тургеневе прекрасная и ясная статья, но в статьях о Толстом Вы поставили, так сказать, Вашу (2) основную точку, с которой и намерены продолжать Вашу деятельность — вот как я смотрю на это. И если позволите сказать — я буквально со всем согласен теперь (прежде не был) и из всех, нескольких тысяч строк этих статей, — я отрицаю всего только две строки, не более не менее, с которыми положительно не могу согласиться. Но об этом после! Важно то, что все-таки журнал основался — а стало быть, и слава богу!
Кстати, что это Вы пишете про свое здоровье: всё скриплю? Разве Вы больны чем-нибудь постоянным? В первый раз это слышу от Вас. Мое же здоровье — так себе. Вы знаете — припадки, а остальное всё хорошо.
Вы пишете мне: «Не поможете ли?» — то есть насчет участия в «Заре». На этот счет объяснюсь с Вами, многоуважаемый Николай Николаевич, совершенно прямо и откровенно: участвовать в «Заре» я желаю всей душой и всем сердцем, да и «Заре» желаю не только от сердца, но и по самым дорогим мне убеждениям самого блистательного успеха. Но чтоб я мог приготовить что-нибудь поаккуратнее для «Зари», нужно, чтоб и «Заря» помогла мне вперед. Может ли она сделать это для меня? В этом и весь вопрос.
Этот разговор о деньгах вперед не каприз, не заносчивость и не ломанье самонадеянное с моей стороны, и это тем более, что не меня просят, а я сам себя предлагаю, потому что Ваше приглашение помочь не могу счесть за формальное предложение. Считаю излишним и скучным распространяться о моих денежных обстоятельствах, но вся суть Вам будет слишком понятна из двух слов: я всю жизнь работал из-за денег и всю жизнь нуждался ежеминутно; теперь же более, чем когда-нибудь. К весне должен непременно достать денег; за работу же мою мне всю жизнь и все давали вперед и помногу, даже и иначе никогда не бывало. Да иначе и не может быть, ибо у меня никогда не случается зараз значительной суммы, с которою я бы мог выдержать несколько месяцев и уже потом, выдержав, продавать роман готовый, как делают наши старшие литераторы.
Но при этом скажу Вам прямо, что я никогда не выдумывал сюжета из-за денег, из-за принятой на себя обязанности к сроку написать. Я всегда обязывался и запродавался, когда уже имел в голове тему, которую действительно хотел писать и считал нужным написать. Такую тему имею и теперь. Распространяться об ней не буду, но вот что скажу: редко являлось у меня что-нибудь новее, полнее и оригинальнее. Я могу так говорить, не будучи обвинен в тщеславии, потому что говорю еще только про тему, про воплотившуюся в голове мысль, а не про исполнение. Исполнение же зависит от бога; могу и испакостить, что часто со мною случалось, но что-то мне говорит внутри меня, что вдохновение не оставит меня. Но за новость мысли и за оригинальность приема ручаюсь и покамест смотрю на мысль с восторгом. Это будет роман в двух частях — не менее 12, но и не более 15 листов (так я думаю). По крайней мере, никак не более. Доставлен может быть в редакцию к 1-му декабря нынешнего (1870) года наверно. Я хочу обеспечиться временем, чтоб написать порядочно. (NB. Он бы мог быть доставлен и к 1-му ноября, но, признаюсь, мне глубоко не желалось бы напечатать вторую большую повесть в одном и том же журнале, в одном и том же году. Не лучше ли, как и теперь, в январе и феврале будущего года? Впрочем, иначе, кажется, и не могло бы быть.)
Вот всё, что я могу выставить с моей стороны. Со стороны же редакции вот чего прошу: тысячу рублей вперед в такой форме: пятьсот рублей через месяц от сего числа и остальные пятьсот, пожалуй, хоть вразбивку, начиная через месяц по выдаче первых пятисот рублей, ежемесячно по сту, и так в продолжение пяти месяцев. Всё дело и главное в том, чтоб доставки были аккуратны. Первые же 500 руб. непременно через месяц и непременно разом.
Если Вы, многоуважаемый Николай Николаевич, найдете сами, на свой собственный взгляд, это предложение мое возможным и исполнимым, то сообщите Василию Владимировичу, и затем как он решит. В случае его согласия дайте мне знать, чтоб уж мне не рассчитывать понапрасну и чтоб я мог распорядиться на весь этот год моим временем и трудом окончательно.
Прибавлю еще, что с моей стороны такое предложение не считаю ни чрезмерным и ни задорным, во-1-х, потому, что я десятки раз делал подобные и даже несравненно значительнейшие предложения, которые все почти были приняты; надеюсь, что и теперь всё еще сохранил некоторый кредит; во-2-х же, журнал «Заря», как я из газет знаю, выдавал же и по 1500 руб. вперед прошлого года. Во всяком случае, я с моим полным удовольствием и работать буду с жаром; а затем как решит издатель.
Еще прибавлю, что я всегда, во всю мою литературную жизнь исполнял точнейшим образом мои литературные обязательства и ни разу не манкировал; сверх того ни разу не писал собственно из-за одних денег, чтоб отделаться от принятого на себя обязательства. Если портил, то портил от чистого сердца, а не злоумышленно.
Сверх того обязуюсь, вплоть до доставки рукописи, уже не беспокоить редакцию просьбами о иных вспоможениях деньгами, кроме этих тысячи рублей. И наконец, обязуюсь не умереть в этом году.
Итак, жду Вашего ответа и, кроме всего этого, имею до Вас величайшую и неотступнейшую просьбу: если возможно, вышлите мне, на будущий кредит (так же, как Вы высылали мне «Войну и мир»), книжку Станкевича о Грановском. Окажете мне этим огромную услугу, которую век буду помнить. Книжонка эта нужна мне как воздух и как можно скорее, как материал необходимейший для моего сочинения, — материал, без которого я ни за что не могу обойтись. Не забудьте же, ради Христа, если только найдете возможным выслать.
Анна Григорьевна Вам кланяется и сердечно Вас вспоминает. Мы теперь возимся с нашей Любочкой. Ах, зачем Вы не женаты и зачем у Вас нет ребенка, многоуважаемый Николай Николаевич! Клянусь Вас, что в этом 3/4 счастья жизненного, а в остальном разве только одна четверть.
Неужели и сегодня не получу «Зарю»! Точу зубы на Вашу статью. Женский вопрос — этакая тема! Жду огромного наслаждения. Именно Вы можете написать об этом так, как надо! Я всегда с Ваших статей разрезаю книгу и не для комплимента это говорю.
А знаете ли, очень может быть, что в нынешнем году свидимся.
Вам душевно преданный Федор Достоевский.
(1) было: бывали
386. H. H. СТРАХОВУ
24 марта (5 апреля) 1870. Дрезден
Дрезден 24 марта/5 апреля 1870.
Спешу ответить Вам, многоуважаемый Николай Николаевич, и прежде всего о себе. Скажу Вам откровенно и окончательно, что, рассчитав всё, я никак не могу и не смею обещать роман для осенних книжек. Мне кажется, что это положительно невозможно; да и редакцию я бы просил не стеснять меня в работе, которую я хочу сделать начисто, со всем старанием, — так, как делают те господа (то есть великие). За одно я отвечаю, что к январю будущего года поспею. Мне эта работа моя дороже всего. Это одна из самых дорогих мыслей моих, и мне хочется сделать очень хорошо. Теперь же, в настоящее время, я работаю одну вещь в «Русский вестник», кончу скоро. Я туда еще остался значительно должен. Если б, имея теперь крайнюю нужду, я обратился теперь, описав всё, к Каткову, то ясное дело, что и будущая работа моя должна принадлежать ему. Я откровенно Вам всё объясняю. (На вещь, которую я теперь пишу в «Русский вестник», я сильно надеюсь, но не с художественной, а с тенденциозной стороны; (1) хочется высказать несколько мыслей, хотя бы погибла при этом моя художественность. Но меня увлекает накопившееся в уме и в сердце; пусть выйдет хоть памфлет, но я выскажусь. Надеюсь на успех. Впрочем, кто же может садиться писать, не надеясь на успех?)
Теперь повторю Вам, что говорил еще прежде: я всегда всю жизнь работал тем, кто давали мне вперед деньги. Так оно всегда случалось и иначе никогда не было. Это худо для меня с экономической точки зрения, но что же делать! Зато я, получая деньги вперед, всегда продавал уже нечто имеющееся, то есть продавался только тогда, когда поэтическая идея уже родилась и по возможности созрела. Я не брал денег вперед на пустое место, то есть надеясь к данному сроку выдумать и сочинить роман. Я думаю, тут есть разница. Теперь же я и в работе хочу быть спокоен. Я в «Русский вестник» кончу скоро и за роман сяду с наслаждением. Идея этого романа существует во мне уже три года, но прежде я боялся сесть за него за границей, я хотел для этого быть в России. Но за три года созрело много,
