«вечно-ясной», «вечно-прекрасной», живущей «на недоступной высоте», откуда все представляется ей в светлом сиянии. С улыбкою смотрит она на мир Божий, и никакая гроза не смутит ее покоя. Самое смятение природы видит она не иначе как в ярких, радужных цветах. Из прозрачных облаков и из молниеносных туч равно берет она свои краски, которыми пишет великолепные картины. Радости жизни становятся ярче под ее оживленною кистью, и самые тревоги жизненные как бы смягчаются и получают более нежный колорит от одного прикосновения волшебной руки ее. Как сама она полна гармонии, так все, даже самые горькие жалобы сердца, разрешаются на языке ее в удивительную гармонию». Эстетический комментарий Дудышкина подчеркнул идею «примирительной» роли поэзии, и критик неоднократно употребляет само слово «гармония», которое отсутствует в стихотворении, акцентирующем разлад мятежного бытия с поэзией. У Тютчева поэзия «льет примирительный елей», запечатлен сам процесс, но ничего не сказано о его результатах. В Пантеоне, отд. 5. С. 5–6 критике подвергнут разбор стихотворения в Отеч. зап., рецензент упрекает автора хвалебной статьи за красивость, риторику слога и одобрение неясных образов Тютчева.
А. Дерман полемизировал с В. Я. Брюсовым по поводу сперва «Silentium!», а затем и «Поэзии»: «Не менее странно истолкование, данное стих. «Поэзия»: «…лиры у Тютчева было две, впрочем, дивно согласованных между собою. Первая была посвящена поэзии, воспевающей «блеск проявлений» дневного мира, поэзии умиротворяющей, явной. Это о ней сказал Тютчев:
Она с небес слетает к нам,
Небесная — к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре,
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.
Другая (лира) была посвящена хаосу и стремилась повторить «страшные песни», взрывающие в сердце «порой неистовые звуки».
Никаких двух лир, хотя бы и «дивно согласованных», у Тютчева не было, а была одна и об этой одной говорится в «Поэзии», от которой, к сожалению, оторваны первые три строчки, без которых мысль стихотворения пропадает. Вот они:
Среди клокочущих зыбей,
В стихийном пламенном раздоре
Она с небес слетает к нам
и т. д.
Эти строки с непререкаемой убедительностью говорят, что «поэзия» слетает не только для «воспевания» блеска проявлений «дневного мира», как это кажется Брюсову, но слетала в самый разгар «стихийного пламенного раздора», чтобы пролить на него «примирительный елей»; т. е. не для превращения «стихийного раздора» по существу в блеск проявлений «дневного мира», а для введения, и этого блеска, и раздора, и всех внутренних хаотических процессов душевной жизни в русло поэтического выражения, в ритмический порядок. Не о содержании хаоса или дневного блеска говорит здесь поэт, а лишь о процессе творчества, о превращении бесформенности в форму» (Заветы. С. 197–198).
Д. С. Дарский так прокомментировал стихотворение: «Грозная вьюга вдохновенья» проясняется лазурным видением утреннего новорожденного мира. Или как у Тютчева «Поэзия» (полное цитирование, вторая строка — со словом «зыбей». — Ред.). Но «примирительный елей» поэзии — что он, как не творческое обретенье соответственных воплощений. Дикое смятение разрешается установлением «богоявленного Идеала» (Дарский. С. 29–130). Далее исследователь приводит стих. «Сон на море» (В. К.).
«КОНЧЕН ПИР, УМОЛКЛИ ХОРЫ…»
Автограф — Собр. Погодина. Л. 3–3 об.
Списки — Сушк. тетрадь (с. 90), Муран. альбом (с. 106–107).
Первая публикация — Москв. 1850. № 13. Кн. 1. С. 2 с подписью «Ф. Т.». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 47; Изд. 1854. С. 47; Изд. 1868. С. 148; Изд. СПб., 1886. С. 152–153; Изд. 1900. С. 173.
Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 274*.
Автограф на небольшом листе бумаги, сложенной пополам. Записан в ряду стих. «Венеция», «Рим ночью», затем — «Кончен пир, умолкли хоры…». Слова «Пир», «Амфоры», «Градом», «Дворцами», «Домами», «Чадом», «Смертным», «Лучами» с увеличенной первой буквой, первая строфа (семистишие) отделена интервалом; в синтаксическом оформлении преобладают тире (в конце первых пяти строк и в 15-й), в конце стихотворения (в конце 20-й строки) — многоточие.
В списках текст в основном тот же, строфы не выделены, в 19-й строке — «смертных взглядам» (в автографе — «смертным взглядам»), в 16-й — «Как над этим дальним чадом» (в автографе — «Как над этим дольным чадом»), в 17-й — «В черном выспреннем пределе…» (в автографе — «В горнем выспреннем пределе»).
В изданиях XIX в., начиная с Москв., текст отличается от автографа изменением времени действия: в автографе — эффект настоящего момента, но в изданиях 6-я строка дана в ином варианте — «Лишь курились ароматы…» (вместо «курятся»); действие отнесено к прошлому, хотя в стихотворении создано общее впечатление сейчас происходящего действия, быстрого, даже внезапного перехода пирующих из зала на улицу, вообще лихорадочной, нездоровой динамики происходящего. Вариант автографа («курятся») больше содействует сохранению этого впечатления, хотя другие глаголы в стихотворении даны в прошедшем времени, но это — «только что прошедшее» время: «Кончен пир, умолкли хоры / Опорожнены амфоры, / Опрокинуты корзины, / Не допиты в кубках вины…» Вариант 15-й строки («И безумными толпами» вместо «И бессонными толпами», как в автографе) логически будто более правильный (толпа «безумная»), однако усиление отрицательного определения толпы («безумная» вместо «бессонная») огрубляет исходную мысль поэта: безумия (можно подумать — апокалиптического) еще все-таки нет, хотя метанимический образ «бессонной толпы», а также «беспокойного» даже ночью града, «дольного чада», странного, зловещего («тускло-рдяного») освещения готовят подобное предчувствие. Но вариант Москв. («Как над этим дальним чадом»), не повторившийся в последующих изданиях, явно ошибочен, он вносит иную пространственную перспективу; у Тютчева — только вертикаль: здесь, на земле, — бессонные толпы, а там, в небесной дали, — «непорочные» лучи звезд (а не «чад»).
Вариант автографа 17-й строки («В горнем выспреннем пределе») также превосходит в художественной выразительности, эмоционально-идейной содержательности вариант изданий Москв. и следующих, а также в упомянутых списках — «В черном выспреннем пределе»). Поэту ночное небо видится не «черным», а высоким: «в горнем… пределе» — образ более возвышенно-торжественный, нежели упрощенный и зловещий: «черном… пределе». Значительно уменьшается противопоставление земли и неба с его звездами. Издания второй половины XIX в. усилили в стихотворении Тютчева апокалиптические настроения.
Вариант 19-й строки в Москв., Совр., Сушк. тетради и Муран. альбоме, «исправляющий» тютчевскую метанимию («смертных взглядам» вместо «смертным взглядам», как в автографе), снижает в образе роль глаз, взгляда, всегда столь важного для поэта-романтика (взгляды остались без определения-эпитета).
В Москв., как и в списках, напечатано без выделения строф, в остальных изданиях оно представлено как двухстрофное.
В Изд. СПб., 1886 в конце стихотворения проставлен год — 1850.
Датируется концом 1849 — началом 1850 г.; оно было отправлено в Москв. вместе со стихотворениями, напечатанными в журнале 1850 г. № 7, цензурное разрешение которого — 31 марта 1850 г.
Р. Ф. Брандт обнаружил в нем идею «земной суеты» (Материалы. С. 51). Л. Н. Толстой отметил его буквами «Т. К.» (Тютчев. Красота), подчеркнул 14-ю строку (ТЕ. С. 146) (В. К.).
РИМ НОЧЬЮ
Автографы (3) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 25. Л. 4; собрание И. С. Зильберштейна (РГАЛИ); Собр. Погодина. Л. 2 об.
Списки — Сушк. тетрадь (с. 39); Муран. альбом (с. 45); РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 55(1). Л. 87.
Первая публикация — Москв. 1850. № 13. Кн. 1. С. 3, с подписью «Ф. Т.». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 30–31; Изд. 1854. С. 62; Изд. 1868. С. 104; Изд. СПб., 1886. С. 75; Изд. 1900. С. 170.
Печатается по автографу Собр. Погодина. См. «Другие редакции и варианты». С. 274*.
Автограф РГАЛИ на той же бумаге и тем же почерком, теми же чернилами, что и «Поэзия»; есть заглавие. Вариант беловой. Но в 7-й строке слово «свет» зачеркнуто и сверху написано — «мир». Образ «лунного мира», обозначенного в правке, оказался доминантным в стихотворении; он существует почти в каждой строке. С поэтическим видением особого «лунного мира» связано и написание с прописной буквы как бы его главных персонажей — «Луна», «Град». Пунктуация в автографе, видимо, также призвана передать безмерность «лунного мира», неясность его очертаний, отсюда повторы тире (в конце 1-й, 2-й, 7-й строк) и многоточий, иногда до семи точек в конце строк (4-й, 6-й, 8-й), в конце 5-й строки — восклицательный знак, а в 6-й — восклицательный знак с многоточием. В конце стихотворения отсутствует восклицание, «громкая» интонация как бы затухает, теряясь в многоточии. Точек в стихотворении нет.
Автограф в Собр. Погодина — с отчеркнутым заглавием «Рим ночью», текст прежний, исправления учтены («лунный мир» — в 7-й строке); отличия в синтаксисе незначительны (в конце 8-й строки — восклицательный знак и многоточие).
Списки в Сушк. тетради и Муран. альбоме повторяют автограф РГАЛИ (ф. 505), но в 4-й строке появился вариант: «Наполнился своей безлюдной славой», притом в Сушк. тетради в слово внесено исправление: было — «наполнила», стало — «наполнился». Пунктуация изменена: исчезли многоточия в конце строк, убраны тире. Везде отсутствуют прописные буквы в словах «ночи», «луна», «спящий град», «славой». В списке РГАЛИ текст тот же, что и в автографе РГАЛИ.
В Москв. воспроизведен автограф РГАЛИ (ф. 505) и учтена правка в 7-й строке (не «лунный свет», а «лунный мир»), выделены две строфы, сохранено заглавие «Рим ночью», но тютчевская пунктуация сильно изменена: многоточие — лишь в конце 6-й строки (здесь восклицательный знак и четыре точки), поставлен восклицательный знак в конце стихотворения. Отсутствуют тире в конце 1-й, 2-й, 7-й строк, многоточие в конце 4-й и 8-й строк, нет восклицательного знака в конце 5-й, отсутствуют прописные буквы в указанных выше словах.
Печатный текст в лексическом отношении везде идентичен, отличен лишь в пунктуации. Исчезают, как правило, многоточия в конце строк, а также восклицательный знак в конце 5-й строки, но в 4-й в конце ставят многоточие (Изд. СПб., 1886); в этом же издании в конце стихотворения появился восклицательный знак с многоточием. Такое завершение сохраняется в следующих изданиях. Везде печатается с заглавием, без даты, но помещено в разный по времени контекст: в Изд. СПб., 1886 отнесено к стихотворениям, написанным до 1837 г., в Изд. 1900 напечатано среди стихотворений конца 1840-х — начала 1850-х гг. В Изд. 1899 помещено среди стихотворений о природе, а не в группе поэтических текстов, названных «Жизнь. История. Политики», хотя «Рим ночью» — явно урбанистическое стихотворение с историческим подтекстом (мотивом римской «славы» и римского «величия», но «отжившего»). Обычно печатается как однострофное, но в Изд. 1900 — в виде двух четверостиший, в изд. Чулков II и Лирика I — также.
Л. Н. Толстой отметил это стихотворение буквой «К.» (Красота) (ТЕ. С. 145).
Датируется так же, как «Поэзия», концом 1840-х — началом 1850-х гг. (В. К.).
ВЕНЕЦИЯ
Автографы (3) — РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр.
