родины (полностью цитирует стихотворение по Изд. 1868 с прописными буквами в выражениях «Русского народа!», «Царь Небесный». — В. К.). Мне кажется, что самые отчаянные реалисты не скажут, что в приведенном стихотворении русская деревня идеализирована, а если в грустном обращении к ней г. Тютчева нет раздражения, а, напротив, слышится бездна любви, то неужели это недостаток?»
Полемически отозвался об идейном смысле стихотворения А. К. Толстой, признававшийся в письме М. М. Стасюлевичу от 19 февраля 1869 г.: «Если б Вы знали, какой я плохой хозяин! Ничего не понимаю, а вижу, что все идет плохо. Это сознание внушило мне следующий ответ на известное стихотворение Тютчева:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа!
Вот мой ответ:
Одарив весьма обильно
Быть богатою и сильной
Повелел ей повсеместно.
Но чтоб падали селенья,
Чтобы нивы пустовали —
Нам на то благословенье
Мы беспечны, мы ленивы,
Все у нас из рук валится,
И к тому ж мы терпеливы —
(Толстой А. К. Собр. соч.: В 4-х т. М., 1964. Т. 4. С. 266).
Сходная реакция была на стихотворение у А. Н. Майкова, написавшего пародию «Эти пьяные селенья…» 1881 г. (см.: Радуга. Альманах Пушкинского Дома. П., 1922. С. 271). А. А. Фет, дружески-восторженно относившийся к Тютчеву, тем не менее сдержанно отозвался о стихотворении, не считая его актуальным: «Прелестного стихотворения г. Тютчева
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа… нельзя назвать современным. Оно точно так же было бы современным за две тысячи лет, как, вероятно, и будет еще на неопределенное время» (Фет. С. 82).
Но И. С. Тургенев сочувственно понял идейно-нравственную направленность стихотворения: к рассказу «Живые мощи», над которым писатель работал в начале 1870-х гг., он взял эпиграф из тютчевского стихотворения — «Край родной долготерпенья, край ты русского народа!». В рассказе немало реминисценций из стихотворения. У Тургенева получалось в рассказе: долготерпение не составляет сущности народного характера, ведь Лукерья вынуждена терпеть по необходимости, а не по внутреннему призванию. Но в этой способности она проявляет необыкновенную душевную силу, не падает духом, не черствеет сердцем, ее внутренняя жизнь активна, отнюдь не ленива, она даже готова быть заступницей народа. Общий вывод Тургенева: если народ так «долго терпелив», «помогать такому народу, когда его постигает несчастие, — «священный долг каждого из нас» (Тургенев. Т. 4. С. 604).
И. С. Аксаков (Биогр. С. 71, 137–138, 275–276) неоднократно обращался к стихотворению; он процитировал его полностью, выделив вторую строфу, увидев в ней антитезу западничеству и выражение тютчевского христианства. Развивая мысль об идейных заблуждениях («мистификации»), касающихся истории Европы и «конституционных заклинаний» как якобы надежного средства смирить Революцию, биограф противопоставил этому суждению тоже тютчевский тезис: «Только Русская мысль, поставленная вне революционной среды, в состоянии судить здраво о совершающихся событиях» (там же. С. 135); дальше он процитировал: «Не поймет и не заметит…» (всю строфу. — Ред.), полагая, что комментарием к этому стихотворению и ему подобным служат слова поэта-публициста о России как державе христианской.
Еще раз Аксаков заговорил об этом стихотворении в связи с крестьянской реформой 1861 г.; он сказал о двух стих. — «Эти бедные селенья…» и «Над этой темною толпой…»: «Первое было написано еще в 1857 году, следовательно в самом начале толков и прений, волновавших тогда всю Россию, и служит как бы ответом на слышавшиеся со всех сторон опасения, что уничтожение крепостного права только раздражит в народе его дикие инстинкты и побудит его к мести». Далее он развивает мысль о том, что в этих «небольших пиесах» сказалась заветная вера поэта в христианскую стихию Русского народного духа, что «главным историческим фактором, главным мирным решителем и свершителем всего дела должен явиться и явится самый дух народа…» (Биогр. С. 275–276).
Ф. М. Достоевский трижды процитировал тютчевское стихотворение в своих сочинениях. Писатель выделил мысль об угнетенном положении народа, его «крестной ноше»: «Вот потому-то, что народ русский сам был угнетен и перенес многовековую крестную ношу, — потому-то он и не забыл своего «Православного дела» и страдающих братьев своих, и поднялся духом и сердцем, с совершенной готовностью помочь всячески угнетенным» (Достоевский. Т. 23. С. 104). Мысль писателя о нравственном пробуждении, нравственной активизации народа не адекватна тютчевской, но стих. «Эти бедные селенья…» должно было подтверждать идею писателя о жертвенных настроениях русского народа, «чувстве добровольного долга… заступиться за слабого…» (там же. С. 103). Вторая идея тютчевского стихотворения, которая заставила Достоевского процитировать его в 1880 г. в речи о Пушкине, — о благословенности русского народа: «Пусть наша земля нищая, но эту нищую землю «в рабском виде исходил, благословляя» Христос» (там же. Т. 26. С. 148). Писатель поддержал мысль об особой миссии русского народа, связав ее с русским Православием. В романе «Братья Карамазовы» третья строфа стихотворения включена в «Легенду о Великом инквизиторе», рассказанную Иваном Карамазовым. Слова поэта:
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
Исходил, благословляя…
оказались символом той философской этической системы суждений, которая противостояла отрицанию свободы для людей, силы свободных убеждений и власти данных Христом нравственных заветов. Достоевский заставил Ивана Карамазова и Великого инквизитора отрицать идеальный пафос тютчевского стихотворения. Согласно Ивану Карамазову (но не Достоевскому), правы не Тютчев и его единомышленники, верящие в то, что народ способен по своей воле, свободно идти к высокой, идеальной, по Тютчеву, цели, а инквизитор, подавляющий народ мечом, авторитетом и ложью.
Отчетливое осуждение тютчевской концепции народа, выраженной в стихотворении, прозвучало в статьях М. А. Протопопова («Женское творчество», 1891, особенно ругательный отзыв) и Н. Г. Аммона (Несколько мыслей о поэзии Тютчева // Журнал Министерства народного просвещения. 1899, июнь. С. 446–470). Аммон упрекает поэта за идеализм в отношении к народу. Поэт витает в облаках, пишет Аммон, и закрывает глаза на трезвую, неприкрашенную и печальную правду жизни, заменяет правду гипотезами. Поэт провозглашает особую миссию русского народа, якобы благословенного, и забывает насущные нужды народа. Тютчев обозревает мировую арену с высоты орлиного полета, а своя домашняя жизнь остается в тени. Аммон скептически смотрит на тютчевскую веру в русский народ, соглашаясь с А. К. Толстым, который смеется над демократами. Для Аммона народ темен и невежествен, поэтому нельзя приписывать ему высшее сознание и надеяться на его какую-либо особенную роль в русской и мировой истории, нужно просто удовлетворить его реальные нужды. Народу, конечно, нужна свобода, но в меру, и эту меру очень важно соблюдать.
В последние десятилетия XIX в. стих. «Эти бедные селенья…» обычно рассматривалось одновременно с другим — «Над этой темною толпой…» (см. коммент. С. 433).
Л. Н. Толстой ввел стих. «Эти бедные селенья…» в «Круг чтения», «6 октября. Недельное чтение. Живые мощи». Толстой воспроизвел и эпиграф «Край родной долготерпенья — / Край ты русского народа!..» (Толстой Л. Н. Круг чтения. М., 1991. Т. II. С. 85).
Н. Овсянников («Московские ведомости». 1899. № 212. 4 авг., с. 4), считая поэта славянофилом, цитировал вторую строфу стих. («Не поймет и не заметит…»), связывая все стихотворение с публицистическими сочинениями Тютчева, усматривая в них объяснение христианской позиции, исходной и в его поэзии: «Слова Тютчева о христианстве в Русском народе служат комментарием к позднейшим стихам его о «родном крае долготерпенья» <…> Вообще славянофильские убеждения Тютчева, выработанные им в его долгой, одинокой заграничной жизни, отражаются в большей части его стихотворений».
В. Буренин («Новое время». 1899. № 8524. 19 ноября. С. 2) вспомнил стихотворение и полностью привел его, исказив 6-ю строку («Чуждый взор иноплеменный»), он отметил «трогательное изображение скорбной «смиренной наготы» русской земли». Буренин считал Тютчева просвещенным либералом и демократом, в патриотических стихах которого слышен «голос пророка-созерцателя».
В. С. Соловьев (Соловьев. Поэзия. С. 480), указывая на сложность и многоцветность отношений поэта к России, отмечал: «Было в них даже некоторое отчуждение, с другой стороны — благоговение к религиозному характеру народа: «всю тебя, земля родная, — в рабском виде Царь Небесный — исходил благословляя», — бывали в них, наконец, минутные увлечения самым обыкновенным шовинизмом». Священник Иоанн Филевский (Религиозно-философские воззрения Ф. И. Тютчева. Набросок к 100-летию его рождения / Мирный труд. Повременное научно-литерат. и обществ. издание. Харьков. 1904. № 4. С. 86–95) пишет: «В глубинах христианской религиозности Тютчев полагает разгадку таинственной психологии народной души, народно-жизненных, высококультурных идеалов. Народ русский — это духовное олицетворение святости Христовой, смирения и страданий. Его «Эти бедные селенья…» (цитирует полностью. — Ред.). Как умилительна и бессмертна эта тема и этот идеал христианской религиозности нашего великого народа в путях и опытах всечеловеческой радости и всеобщего успокоения».
Неодобрительно отозвался об идейно-эмоциональном содержании стихотворения А. М. Горький в «Заметках о мещанстве» (1905). Когда власть безнаказанно насиловала народ, русская литература, писал он, «смотрела на это преступление против жизни ее родины и лирически вздыхала: «Край родной долготерпенья, Край ты русского народа!». (М. Горький. Собр. соч. В 30-ти т. М., 1953. Т. 23. С. 347). Д. С. Мережковский (Мережковский. С. 101), усматривая какие-то инфернальные связи в личности Тютчева, заявлял: «Люди стыдливо скрывают тайну своего зачатия и рождения: так славянофилы скрывают ненависть к Западу, из которой они родились. Тютчев обнажил этот стыд, и, если нагота оказалась чудовищной, то вина не его, а русского стиля, «русского духа». Этот «стыд», обращенный к России, Мережковский усмотрел в последних строках стих. «Эти бедные селенья…»; благословение России Христом воспринимается как проклятие остальных народов и потому русский стиль и русский дух обвиняются им в гордыне.
Р. Ф. Брандт (Материалы. С. 57) о стих. «Эти бедные селенья…»: «Дивно-поэтическое выражение твердой веры в великую силу как будто жалкого в своей смиренности русского народа. Оговорки, коими обставил похвалу этому стихотворению граф Петр Ив<анович> Капнист (в сноске Брандт указал: Сочинения гр. П. И. Капниста. Т. II. С. 348 и 349. — Ред.), находивший, что в нем «обнаружились очень рельефно» и «недостатки» Тютчева и что в конечной строфе замечается «туманность внешней формы» — мне представляются неосновательными. Вариант ко II строфе, уничтожающий рифму «Не поймет и не оценит» (Брандт говорит об Изд. 1868 и Изд. СПб., 1886.— Ред.), не выигрывает и по смыслу; «не заметит» — усиливает выражение».
Вяч. Иванов на протяжении 1904–1916 гг. обращался в статьях к стихотворению Тютчева, стараясь уяснить глубины его смысла: «Большое искусство — искусство мифотворческое. Из символа вырастет искони существовавший в возможности миф, это образное раскрытие имманентной истины духовного самоутверждения народного и вселенского. Разве христианская душа нашего народа, проникновенно и мифически названного богоносцем, не узнает себя в мифотворческих стихах Тютчева? —
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
Исходил, благословляя…»
