денек.

Осень на Дальнем Востоке – самое приятное время года. Нас было пятеро: четыре девочки и мальчик Толик. Мы взяли с собой корзинки для грибов и бутерброды, решили идти на целый день. Свободы с нами не было: она куда-то убежала накануне вечером и еще не вернулась.

Весело болтая, мы углублялись в лес, поднимаясь по склону дальней сопки. На ближних горках почти ничего не было, рядом с городом любителей тихой охоты гораздо больше, чем самих грибов. А нам так хотелось вернуться домой с полными корзинками!

В лесу было очень красиво. Деревья были украшены яркими листочками, словно золотыми брызгами.

Я бегала от одного куста к другому, собирала ярко-красные ягоды боярышника, следила взглядом за бурундуками, так похожими на белочек. Они очень забавно перепрыгивали с ветки на ветку, глядя на меня с нескрываемым любопытством.

Про грибы я совсем забыла. Тем более что не могла найти ничего, кроме пары сыроежек, а они у нас не пользовались уважением.

Наконец все устали, проголодались и решили сделать привал. Перекусив бутербродами, начали перебирать добычу. Оказалось, что у сестры в корзине несколько больших белых грибов-красавцев, у подружек тоже хорошие грибы: опята и грузди, а у Толика вообще полная корзина. Только моя корзинка была пуста.

Тут начались насмешки и издевательства. Толик катался по траве от смеха и приговаривал:

– Эх, Лилька, тебе бы не грибы собирать, а ворон считать!

Мне стало очень обидно, ведь я считала Толика своим лучшим другом и, глотая слезы, думала: «Ты, предатель, погоди у меня! Еще попросишь какую-нибудь интересную книжку, держи карман шире! И вообще больше не буду с тобой разговаривать».

Я надулась, но никто не обратил внимания на мою обиду. Весело болтая, компания продолжила сбор грибов. Все разбрелись в разные стороны, договорившись время от времени перекликаться.

Я же решила, что откликаться не стану и постараюсь набрать полную корзину, всем назло.

Я углублялась в лес. Голоса моих товарищей уже едва доносились до меня, но я упорно не отзывалась. «Пусть поволнуются немного, а когда наберу полную корзину, то сама их найду, ведь я прекрасно помню дорогу назад».

Вскоре набрела на целую полянку белых грибов. Руки мои тряслись от жадности, так хотелось собрать их все, что я забыла обо всем на свете. Когда корзина наполнилась доверху, вдруг заметила, что начало смеркаться. Испугалась и скорее побежала к месту, где мы расстались с ребятами. Неслась что есть сил, постоянно окликая по имени то сестру, то подруг, то Толика. Но никто не ответил, видно, ушла слишком далеко.

Стало очень страшно, я уже не знала, правильно ли иду. Начала кричать во весь голос, призывая на помощь: шутка ли – надвигалась ночь, а я осталась в лесу одна, беззащитная маленькая девочка. В панике я заметалась из стороны в сторону, уже совершенно потеряв ориентацию.

Между тем тьма сгущалась, слышались какие-то непонятные звуки и шорохи, казалось, кто-то крадется за мной. Замирая от страха, я все-таки продвигалась вперед, чтобы не стоять на месте, ожидая нападения дикого зверя.

Прошло еще какое-то время, стало совсем темно, я постоянно натыкалась на стволы, набивая себе синяки и шишки. Казалось, деревья выстроились передо мной сплошным забором, специально держат меня и не дают идти. Поняв, что двигаться в ночном лесу невозможно, я начала устраиваться на ночлег. Нужно было сгрести сухие листья в кучу и закопаться в них. Так я и сделала. «Может быть, листья спрячут меня от диких зверей», – думала я, закрывая голову вязаной кофточкой, – стало очень холодно. Ни листья, ни кофточка не помогли согреться. От страха и холода бил озноб. Я закрыла глаза и приготовилась умирать.

Передо мной поплыли картинки из моей недолгой жизни. Увидела грустно улыбающуюся маму и папу, который махал мне рукой, словно прощаясь… Слезы медленно текли по щекам, и я не заметила, как задремала. И… вздрогнула, очнувшись от прикосновения чего-то горячего и влажного к моему лицу.

«Волк!!!» – с ужасом подумала я и зажмурилась еще крепче. Но, услышав радостное, нежное повизгивание, поняла – это Свобода! Моя дорогая, любимая собака! Она нашла меня! Она пришла, чтобы спасти меня!

Зарыдав от счастья, я обняла ее теплую мохнатую шею. Собака легла рядом, согревая меня своим телом и продолжая тихонько повизгивать. Я уже ничего не боялась и крепко уснула, сжимая Свободу в своих объятиях. Так хорошо было рядом с ней!

А наутро, чуть только забрезжил рассвет, я подобрала корзинку с грибами, и мы побежали домой. Собака уверенно вела меня, она хорошо знала дорогу – видимо, не раз бывала в этих местах. Самое главное, путь, которым она вела меня, был гораздо короче нашего, хотя тропинка оказалась очень крутой. Мы спускались вниз по другому склону сопки.

Дома никого не оказалось, я поняла, что все ушли меня искать. Свобода, убедившись, что я в безопасности, убежала встречать моих близких, чтобы успокоить и сообщить им каким-то своим способом, что я уже дома.

Вскоре они вернулись домой в сопровождении радостной Свободы: объятия, поцелуи, слезы. Оказывается, дети искали меня до самой темноты, а не найдя, побежали домой и всё рассказали родителям. Началась паника, мама с сестрой плакали, а папа побежал по соседям, чтобы организовать поиски.

Взяли фонари, факелы и целой толпой отправились в сопки.

Свобода, вернувшаяся к вечеру домой, каким-то непостижимым образом поняла, что я заблудилась в лесу, отправилась на поиски самостоятельно и без труда меня отыскала.

Так наша Свобода стала героиней: все вокруг старались приласкать ее и угостить чем-нибудь вкусным. Свобода была очень этим довольна, но совсем не зазналась, а по-прежнему была преданным, верным другом и участвовала во всех наших играх и забавах, оставаясь при этом свободной и независимой.

Татьяна Жданова

Москва-Сокольники

Две женщины на нашей улице в Сокольниках держали коров. Каждое утро тетя Даша приносила нам парное молоко и свежие яйца. Паслись эти коровы прямо за домами, а держали их в сараях. Кто-то держал свиней, гусей, уток.

Многие из соседей – кур в сараях. Курицы были неинтересными, но вот петухи… Расписные, разноцветные, они кричали по утрам, возвещая о наступлении рассвета. Были среди них и петухи-задиры. Один такой задирал не только маленьких детей, но и взрослых. Он жил в нашем дворе и однажды уселся на спину моему деду, который в этот момент рубил дрова. Только петух пристроился клюнуть деда в затылок, как тот закинул руку за спину, схватил его за ноги, перевернул и оттяпал ему буйную голову. Еще до своей бесславной гибели этот наглый петух получил хороший пинок армейским сапогом от моего отца.

Бабушка моей подружки Гали тоже держала кур. Среди них она особенно отличала одну молодую курочку и даже дала ей имя Люська. Так вот, росла-росла эта Люська и вдруг превратилась в долгоногого петуха. Перекрещивать его было уже поздно, так и прожил этот петух свою петушиную жизнь под женским именем. Вероятно, это был петух-трансвестит.

Валентина Зелинская

Гуси

В Сватово у нас было большое гусиное стадо. С их вожаком у меня были особые отношения. Мы были с ним примерно одного размера; не знаю, кого я ему напоминала в моей кроличьей шубке, но он меня терпеть не мог – хватал клювом за верхнюю пуговицу, держал крепко и одновременно с двух сторон хлопал по бокам крыльями. Я боялась его ужасно. И мы всегда высматривали друг друга издалека: первый, кто видел врага, начинал бежать, я, конечно, от него – он за мной. Перед отъездом все стадо зарезали, засолили и в сундуке отправили в Киев. Моя старшая сестра оплакивает своих гусей всю жизнь. Она их нянчила, ей пришлось их и резать, но они буквально спасли нам в Киеве жизнь. Шла война, часть багажа пропала, но гуси приехали.

Герман Кузнецов

Суслики

Была объявлена борьба с вредителями, в том числе и с сусликами – пожирателями злаков. Мальчишки брали ведра, находили нору суслика, из оврага черпали воду и лили ее в нору. Когда показывалась морда, хватали за шею и силой бросали об землю, отрубали лапки, за которые можно было получить 50 копеек. Сами тушки свежевали и жарили на костре, обгладывали маленькие косточки. Неожиданно приехала кинохроника, которая снимала фильм о суховеях. Привезли мотор от самолета, с помощью которого изображали суховеи. Им вдруг потребовались живые суслики.

Я быстро подрядился и принес им пять сусликов, за которые получил 25 рублей. Заработав за лето немного денег, поехал в Ленинград на свидание с отцом. Ехал за 8 рублей в общем вагоне без места, спал на третьей полке. На каждой крупной станции на перроне были длинные столы, с которых продавались обеды, на которые я только смотрел. На мелких станциях к поезду выносили вареную картошку и соленые огурцы. Милиция гоняла этих торговок. Был случай, когда женщина одела большую кастрюлю с картошкой на голову милиционера, сама нырнула под вагоны и была такова. Свидание было в знаменитых «крестах» в Ленинграде, куда отца привезли для встречи со мной из шарашки. Он был одет в цивильный костюм, бритый и подстрижен. Рассказал, что кормят прилично, дают даже сливочное масло.

Елена Фесько

Крысы

Оставаться со мной было некому. Все свободные руки необходимы были в работе, поэтому и отдали в ясли. Многие малыши тогда находились в яслях практиче-ски сразу после рождения, но и там нам пришлось почти всей группой пережить страшное испытание. Нас погрызли крысы, вероятно, обезумевшие от голода. Как говорили взрослые и вспоминала потом моя мама, они погрызли нас в тех местах, где на щеках оставалась каша, или там, куда малыши срыгнули пищу. Крысы обгрызли носы, губы, уши, забирались за край воротников. Мне досталось меньше, чем остальным: мне крыса погрызла края ушей, маленькую бороздку на шее и во рту. Всех малышей поместили в инфекционное отделение.

Из сорока воспитанников в живых нас осталось только десять. Режим был установлен строжайший – родителей не пускали. А они ухитрялись подсматривать за своими малышами. Стекла в дверях закрывались газетами, в которых делались маленькие дырочки для глаз, чтобы, не выдавая себя, можно было понаблюдать за своим ребенком. Но как только появлялась газета, дружный детский коллектив начинал громко и надрывно плакать – видимо, чувствуя присутствие родителей.

В изоляции мы пробыли почти полгода. И фотография осталась на память о том страшном испытании. Раны долго не заживали, лекарств просто не было, и старый фельдшер решился на последнее средство – прижечь увеличительным стеклом разъеденные раны. И вот оно, долгожданное освобождение, – я дома с запретом есть ряд продуктов, например соленую рыбу, иначе все могло закончиться страшным образом. Но однажды мама, уходя, поставила соленую треску в большом блюде на самовар,