нового действующего лица.
– О Боже! Это сын Норы?
– Ну, отчасти и мой!
– Потрясающе! – воскликнул он. – Так ты тоже в Америке? Вылитый Витася! Нет, нет! Очень похож на Нору! А я Гриша Либер, одноклассник твоих родителей. Они тебе про меня не рассказывали?
Юрик неожиданно почувствовал себя хорошо.
– Про авторство вы это очень правильно сказали! Я тоже думаю, что авторства нет, музыка существует где-то на небесах, а дело музыканта – услышать ее и записать с помощью нот. Но поскольку я джазовый музыкант, я знаю, сколько музыки остается вообще не записанной и живет только в минутных импровизациях…
Гриша страшно обрадовался, получив такую неожиданную поддержку.
– Не беспокойся, не беспокойся! Она в надежном хранилище! Все записано! Вот видишь, вот видишь, Витя, твой сын сразу понял, о чем речь! Мир – это книга, которую мы только учимся разбирать по складам. Мы пытаемся с помощью наших алфавитов, простеньких знаковых систем прочитать тексты очень большой сложности, которые существуют вне нашего сознания. Возьмем Платона!
На этом месте у Вити, никакого Платона сроду не читавшего, терпение закончилось и он закричал:
– Марта! Ты собиралась нас кормить!
Гриша к Витасе больше не приставал, он нашел чудесного слушателя в Юрике. Он изложил ему всю свою теорию, попутно дав Юрику множество совершенно новых для него сведений, главным образом из программы средней школы. Но школьные учебники были скучны и заключенное в них знание было совершенно оторвано от всего, что Юрику было интересно, и Гриша, распознав в Юрике усердного слушателя, до самого отъезда, почти трое суток с перерывом на обед и короткий сон, рассказывал ему, обалдевшему от этой махины знаний, новые волнующие вещи…
Начав с закона иерархического подобия – Вселенная, клетка и атом построены по одному и тому же принципу – “Как наверху, так и внизу, как внизу, так и наверху”, – Гриша перешел к ритмическому характеру всех процессов в природе, от вращения планет до дыхательного, сердечного и прочих ритмов человеческого организма, Гриша подвел его к понятию информационной энергии и сформулировал Первое начало термодинамики.
– Обращаю твое внимание, Юрик! – слегка подсевшим от многочасовых лекций голосом восклицал Гриша. – Лорд Кельвин в середине прошлого века высказал мысль, что Творец в момент создания мира наделил его неисчерпаемым запасом энергии, что этот Божественный дар будет существовать вечно! Не тут-то было!
Пробежав Второе начало термодинамики, Гриша подошел к клеточной теории в ее классическом виде и, начав от Шлейдена и Шванна, торжественно объявил, что теперь они подошли к самому существенному, к тому, о чем понятия не имели создатели клеточной теории всего живого – клетка представляет собой молекулярный компьютер, который работает по программе ДНК, созданной Богом.
– Быть живым значит в пределах организма не увеличивать энтропию в течение жизненного цикла, несмотря на все возможности – в частности, размножения, – которые у клетки есть. Клетка – дико сложная система. Чтобы понять, как она функционирует, ученые создают модели, обладающие свойствами живой клетки. И кажется, лучше всех на свете это делает Витя, твой папаша. Он гений, но не понимает одной основополагающей вещи, как это иногда с гениями случается, – тут Гриша начал снова махать руками и ругать Витю, который с утра пораньше укатил на велосипеде в лабораторию, предоставив Грише сына в качестве тренировочного материала. Но Грише, как истинному энтузиасту, годился любой слушатель. Тем более что он подошел к своему драгоценному коньку.
– Как устроен компьютер, ты в принципе знаешь?
Юрик кивнул:
– Ну, мне отец в общих чертах объяснил.
– Техническая сторона дела, всякое железо, нас не интересует, – отмахнулся Гриша. – Сосредоточим внимание на организации самого информационного процесса. Что такое вообще информация? Еще недавно считали, что это сведения, передаваемые друг другу устно, письменно или с помощью каких-то сигналов от человека к человеку. Была создана теория информации – передача может осуществляться не только от человека к человеку, но от человека в автомату, от автомата к автомату. И есть алгоритм – система правил, по которым она передается для решения задач разного уровня… Подобные алгоритмические процессы присущи и клетке! И при этом совершенно не важно, как мы понимаем этот процесс – как способ общения материальных объектов или же будем считать, что сама клетка использует различные материальные объекты для своего существования. Главное здесь, что информация и материя не существуют независимо друг от друга. Жизнь клетки проявляется через работу ее информационной системы. Ее можно сравнить с игрой симфонического оркестра, в которой принимает участие композитор, дирижер, музыканты, музыкальные инструменты, партитура и даже электрик, который освещает ноты… Да, это хороший пример, должен быть тебе понятен как музыканту. Композитор сочиняет музыку – алгоритм игры – и записывает ее – программирует или кодирует – в виде партитуры с помощью нот – специального алфавита – в долговременную память, то есть, на бумагу или в память компьютера. В партитуре содержится информация о начале и конце музыкального произведения и о том, что и как должен играть каждый музыкальный инструмент в определенный момент времени на протяжении исполнения произведения. Все!
Гриша сиял глазами, морщинами, смуглой лысиной и каждым волосом своей жидкой бороденки:
– Все! Ты понимаешь, кто здесь композитор? Творец! Партитура написана Им с помощью Текста, записанного с помощью ДНК! Потому что ДНК – азбука Творца! И вот теперь объясни мне, почему твой отец шарахается от этой простой истины как черт от ладана? Это же очевидно! Творец создал Закон, но он и сам подчинен своему Закону. Мироздание осмысленно и многоуровнево. И на каждом уровне постижения есть свой предел. Эта многоуровневость описывается разными способами во всех религиозных системах, и отсюда следует принципиальная познаваемость мироздания. Пойми, если Мироздание познаваемо, то его можно моделировать. Твой отец, который занимается программированием, и лучше всех это делает, отказывается принять Автора всей партитуры! Это непостижимо! И этому есть только одно объяснение: его работа принадлежит следующему уровню, а сам он, личностно, находится на низшем! Но я не могу заставить его совершить прорыв! Каждый это делает в одиночку!
Виктор возвращался из лаборатории, Гриша переключался на него. Диалога не получалось: Гриша произносил пылкие речи, а Виктор временами хмыкал “Да, занятно…”, ел полуфабрикаты, подогретые Мартой в микроволновке, и запивал кока-колой. Гриша, сквозь пламя своего вдохновения, не мог не понять, что его друг ничего не слышит…
Через три дня, не встретив никакого сочувствия со стороны Вити и истратив весь заготовленный жар на случайного Юрика, Гриша улетел в Израиль. Юрик проводил расстроенного Гришу в JFK, сел на любимую линию метро А и почувствовал, что вышел из виража без особых ломок и прочих неприятностей исключительно путем интеллектуального напряжения, самого мощного за всю его жизнь. Он не помнил деталей того, о чем сообщил ему Гриша, но осталось ощущение полета и парения…
Сидел, глядя в окно – поезд еще не нырнул под землю, – и вслушивался в мелодию, возникшую в голове. Он успел только вспомнить, как говорил Гриша – вся музыка записана на небесах. Он ехал в сторону Манхэттена, за час доехал до конечной остановки South Ferry, к этому времени мелодия совершенно сложилась, со странным крючком в начале, с повтором, в котором крючок распрямлялся, давал росток, потом второй, ее можно было бы даже изобразить графически, но сначала хорошо бы ее проиграть. Выйдя из метро, он сел на набережной, вытащил гитару и сыграл, насколько возможно, все от начала до конца. Вещь была стройная, как рыба, легкая, как птица, и совершенно живая…
К вечеру он добрался до Houston-street, зашел к старому Тому Дрю, хозяину магазина-мастерской барных стоек и всякой клубной мебели, и тот предложил ему поработать. Это было отличное предложение. Том, старый хиппи, давно уже был положительным гражданином. На путь праведный определила его дочка Эгнис, родившись с тяжелым диэнцефальным параличом. Мать девочки бросила их, когда девочке и года не было, с тех пор он, в душе оставаясь хиппи, работал как проклятый, не пил и не кололся, даже и не курил, возился с выросшей дочкой, превратившейся в несчастное исчадие ада, но к хиппующим музыкантам относился с нежностью и скрытой завистью. Его несостоявшаяся судьба…
Юрик остался ночевать в подсобке. Снился Гриша, говорил что-то Божественное, его сменил Мики в растянутой красной майке, страшно ругался по-испански, непонятно и почему-то очень смешно.
Жизнь опять покатилась по-старому. Юрик двигал тяжеленные барные стойки, сочинял музыку, играл в разных группах, слушал всякую этномузыку, курил марихуану, первое время избегал тяжелых наркотиков, менял работы, жил где попало, но к очередному приезду Норы выстраивался в приличного мальчика. Каждый раз это становилось все труднее.
Наркотики стали привычным и необходимым обстоятельством жизни, просроченным кредитом, за который непременно придется платить. Это он уже понимал.
Ни на одной работе он не мог удержаться. Стал раннером, разносчиком наркотиков. И сам сидел на них прочно. Спайк, заслуженный работник героинового фронта, давал ему дозу за десяток разнесенных по адресам. Ночами носился по городу за премиальную дозу героина, вечерами играл где придется, иногда на улице… Однажды в маленьком скверике услышал, как уличный музыкант играет его музыку. Сел рядом, послушал. Играл парень плохо. Но все равно это было удивительно – его музыка зажила отдельно от него…
Дважды Юрика арестовывала полиция – с наркотиками. Отпускали. Полицейские прекрасно знали устройство этого бизнеса и понимали, что все раннеры – жертвы жуткой своры наркодельцов, деньги их пропахли смертью молодых идиотов. Судейские были погуманней: у них было негласное правило – сажали попавшегося раннера на третий раз. После двух задержаний Юрик готовил себя к мысли, что в его положении тюрьма могла быть не самым худшим вариантом.
Третий раз его взяли в конце 1999-го, под самый Новый год. Взяли вечером, ночь продержали в участке, наутро назначен был суд. Все делалось быстро. В зале суда сидели ожидавшие быстрого приговора черные ребята, половину из них Юрик знал в лицо, с одним, басистом, играл года три тому назад. Грозило им по пять-шесть лет, и Юрик прикидывал, сколько же ему лет исполнится, когда он выйдет. Получалось тридцать.
Дело шло в быстром темпе – по десять минут на каждого. Спасение пришло от компьютера. Закинули его фамилию – прежних задержаний не обнаружили. Ошарашенный таким везением Юрик долго соображал, какой компьютерный бог его спас. Сообразил: спасли буквы. Написание фамилии. Он носил фамилию матери, Осецкой. Было два варианта написания – Osetsky и Osezky… Во время последнего задержания у него не было никаких документов, и фамилию записали со слуха. Вторым способом… Его отпустили. Он
